Футбольному клубу Fuerth на этот раз не удалось одержать победу над командой Schalke 04, хотя Генри Киссинджер присутствовал на стадионе, и накануне у него еще теплились определенные надежды: «Может быть, болельщики из города Фюрта смогут запугать игроков клуба Schalke 04?» Вот уже в течение многих десятилетий 89-летний бывший госсекретарь США издалека наблюдает за игрой команды своего родного города. В этом сезоне клуб Fuerth впервые выступает в первой Бундеслиге, и поэтому Киссинджер объявил о том, что он будет присутствовать на «Ронхофе» (Ronhof) – так называется стадион этого города. Вторая причина его приезда связана с воссозданием берлинского Городского дворца, в котором будет располагаться Форум Гумбольта. В связи с этим в прошлую пятницу Киссинджер выступил в роли почетного гостя благотворительной акции, организованной берлинским предпринимателем в области строительства Юргеном Ляйбфридом (Juergen Leibfried). Перед этим Киссинджер в течение часа беседовал с Ангелой Меркель в ведомстве федерального канцлера («нас связывает многолетняя дружба, и Ангела Меркель вызывает у меня восхищение»). Киссинджер хорошо говорит по-немецки, но, тем не менее, интервью он предпочитает давать по-английски. «Мои навыки в немецком всегда проявляются на два дня позже, - признается он. – Кроме того, франкский акцент не очень распространен в Берлине».
Читайте также: Трагический оптимизм американского дипломата
Die Welt: В качестве молодого американского солдата вы находились в Германии с 1945 по 1947 годы. Вы видели тогда развалины берлинского Городского дворца?
Генри Киссинджер: Да, я видел их в начале 1946 года. Я всегда досаждаю моим прусским друзьям, когда рассказываю о том, что для меня, подростка из города Фюрта, Берлин не был центром политической жизни. Поэтому с того времени у меня не сохранилось какого-го особого отношения в этому зданию. После сноса сохранившихся частей дворца в 1950 году я часто бывал в Берлине и посещал музеи. И там на картинах я впервые увидел, как выглядел в XIX веке центр Берлина и Городской дворец.
- Когда вы начали поддерживать проект восстановления этого дворца?
- Это произошло в 1993 году во время показа макета Городского дворца. Он произвел на меня сильное впечатление, как и необыкновенный энтузиазм Вильгельма фон Боддина (Wilhelm von Boddien) и его общества по воссозданию Берлинского дворца.
- Что для вас значит Берлинский дворец?
- Прежде всего он представляет собой символ прусского государства, которое воспринималось в определенной степени как выражение патриотизма, преданности и чувства долга. Одновременно Берлинский дворец олицетворяет традицию, так как он пережил немало эпох. Как Форум Гумбольта он будет использоваться в будущем для других целей. Внутри него будет находится музей культур всего мира, что придаст ему универсальную направленность. Что касается внешнего вида, то он будет символом преемственности немецкой и западной культуры. Я уверен в том, что этот проект ожидает большой успех. Для меня это повод дожить до 2018 года.
Также по теме: Десять стратегических ошибок Запада в отношении исламской революции в Иране
- Как вы воспринимаете новый Берлин?
- Я приезжаю сюда два-три раза в год и считаю Берлин европейской столицей XXI века. Мое самое любимое место в городе – Новый музей, расположенный на Музейном острове. Я провел больше времени в берлинских музеях, чем в нью-йоркских.
- Как вы оцениваете нынешние беспорядки во многих арабских странах?
- Складывается абсурдная ситуация: поводом послужило никому не известное короткое видео, о котором ничего не знало правительство Соединенных Штатов, и на которое оно не имело никакого влияния. И теперь администрация США должна подвергнуть его цензуре, хотя это находится за пределами ее полномочий. Беспорядки показывают, как медленно эти страны продвигаются к демократии, если этот процесс вообще имеет место. Если политическая партия превыше всего ставит законы шариата и воспринимает их как единственную истину, то демократия почти невозможна, и здесь нам не следует предаваться иллюзиям.
- Барак Обама протянул руку арабскому миру. Его стратегия провалилась?
- Еще Джордж Буш – вопреки тому, как его часто представляют – был очень открыт для установления хороших отношений с арабскими странами, и он вовсе не относился к ним как к враждебному миру. Я полагаю, что со стороны Обамы было оправданным шагом сделать предложения такого рода и показать, что Соединенные Штаты готовы продвигаться еще дальше. Однако в настоящий момент не видно взаимности со стороны мусульман. Мы не должны забывать: никто в западном мире не выступает против мусульман, и мы не говорим, что ислам должен быть выведен за скобки.
Читайте также: Европейская модель ислама
- Означает ли это, что арабская весна закончилась?
- Я никогда не видел в «арабской весне» того, что усматривали в ней многочисленные представители западных средств массовой информации. История революций показывает, что новые правители только в очень редком случае остаются такими же, какими они были в начале. Во время выборов в Египте 75% голосов получили «Братья мусульмане», а также другие радикальные исламисты. Это не значит, что мы не можем иметь с Египтом хороших отношений. Поддержание хороших отношений отвечает интересам обеих стран. Когда я был госсекретарем, у меня были великолепные отношения с Садатом, но это нельзя сравнивать с тем, когда ты находишься в том же самом философском сообществе.
- Что бы ни делали Соединенные Штаты, ситуация не меняется: создается впечатление, что это ваша судьба – постоянно быть ненавидимой страной.
- Мы представляем собой метафору западного мира. Но нападению подверглись также посольства Дании и Германии. По моему мнению, целью внешней политики не может быть просто желание, чтобы тебя любили. Она должна быть направлена на поиск основы для совместных действий – всякий раз, когда это возможно и когда соответствует взаимным интересам. Важно, чтобы была взаимность. Там, где этой взаимности нет, нужно понимание, как защищать собственные интересы.
