Если, как гласит проверенный временем принцип, власть – это способность определять обстановку, то есть навязать (силой, хитростью или с помощью доводов) свое видение того, что происходит и поставлено на кон, то текущий момент в Европе можно было бы представить как весьма необычный подход, основанный на национальных особенностях (центр против периферии, юг против севера, жесткая экономия одних против расточительства других…). Причем, в выработке этого подхода участвуют сами пострадавшие, поддерживая действующую схему и меняя местами распределение хороших и плохих ролей.
Кризис еврозоны привел к распаду слабого единства, сформировавшегося вокруг неких общих целей и опасений. Единение оказалось непрочным и зашаталось от громкого голоса некоторых государств. Внутренняя несогласованность новой формы европейского управления мешает нам осознать взаимосвязь объединяющих нас обязанностей, столь же реальную, как и польза, полученная нами от этой совместной жизни.
Различие интересов вылилось в противоречивые позиции, и, что еще хуже, закрепило асимметрию власти. Нынешнее оживление европейской политики показывает, до какой степени мы оказались неспособными осознать нашу взаимозависимость, которая не только приносит нам пользу, но и накладывает определенные обязательства. Структурный кризис ЕС преодолеть не удастся до тех пор, пока не возобладает иной подход, который убедит всех в том, что государства-члены уже не автономны, а взаимозависимы и поэтому просто обязаны взаимодействовать.
Читайте также: Еврогегемония
Для осознания и принятия этих обязанностей необходимо чувство сопричастности, которое никакая историческая самобытность или административный орган не в состоянии обеспечить. В то же время без адекватного механизма взаимодействия любое решение неизбежно будет восприниматься одними как диктат, а другими - как незаслуженное благодеяние. Сталкиваясь с одними и теми же трудностями, недостаточно просто взаимодействовать. Над нами довлеют одинаковые риски, а способы защиты весьма различны (да к тому же еще и ограниченны). Возможно ли в такой обстановке создать некую общность, которая действительно объединит нас и наполнит смыслом наши обязанности? Решающий вопрос заключается в том, как преобразовать общие проблемы в совместные действия.
Евросоюз представляет собой настоящий вызов идее о том, что национальное государство является единственной формой политической общности и самобытности. Единая национальная самобытность не является требованием ни демократии, ни взаимодействия. Что следует объяснить на законодательном и эмпирическом уровне - так это то, как может быть создано настоящее европейское сообщество, способное решить новые задачи установления справедливости, во всей остроте возникшие во время кризиса еврозоны. Европейский демократический эксперимент заключается именно в попытке справедливого распределения прав и обязанностей, расходов и доходов, без гарантии обычного внутринационального взаимодействия старого типа.
Также по теме: Возможна ли Европа регионов?
Единственный способ решения этой дилеммы заключается в отходе от устоявшегося мнения о том, что политическая самобытность образуется в результате осознанного решения и прагматичных действий. Мы те, кто мы есть, благодаря тому единству действий, которое мы сами устанавливаем, той логике, которая подводит нас к этому сотрудничеству. Самобытность представляет собой совокупность постоянных и взаимных действий с целью отождествления людей и учреждений. Таким образом, становление Европы произойдет не только через реформы государственных учреждений, но также через совместные действия. То обстоятельство, что Европа уже не является сообществом справедливости, вовсе не означает, что она не сможет таковой стать. Весь комплекс правил, мотиваций и восприятий может возникнуть вследствие процессов, не предполагающих общей тождественности.
В частности, этот процесс проявляется в некоторых распоряжениях, принятых в связи с нынешним экономическим кризисом. Новая форма управления европейской экономикой требует учреждений, которые бы обеспечили преемственность и эффективность контроля. Этого как раз не могут дать межправительственные обязательства. Интересно то, что требуя большего количества автоматических санкций в рамках реформированного Соглашения о стабильности и росте, правительствам в итоге придется согласиться, хотя и неохотно, с тем, что Еврокомиссия будет наделена большими полномочиями.
Читайте также: 75 штатов Европы
Именно к этому фактически ведет правило «выступающего против квалифицированного большинства», хотя вовсе не это планировали правительства некоторых государств-членов. Это один из многих примеров, позволяющих понять гибкость европейского проекта, предоставляющего также возможность развития по пути федерации скорее в силу логической необходимости, чем заявленного желания.
У Евросоюза нет более прямого способа для выстраивания своей сложной демократической легитимности, чем создать условия для возникновения чего-то действительно общего. Почему не допустить, что эта сложность как раз и является его настоящим политическим вкладом, а отнюдь не досадной помехой? Не будем противопоставлять его хрупкость возможному молчанию со стороны государств-членов. Большая часть демократических государств не возникла на основе одного народа и не привела к появлению такового. У нас нет никаких оснований ожидать, что общее политическое действие, наши общие судьбы, опыт и общение (в том числе и через конфликт интересов) смогут привести к созданию некой политической общности, возможно, не столь помпезной, но обладающей необходимыми качествами для решения стоящих перед нами задач установления справедливости.
Даниель Иннерарити - заведующий кафедрой политической и общественной философии, научный сотрудник Университета Страны Басков, внештатный преподаватель Исследовательского центра им. Роберта Шумана при Европейском институте во Флоренции.
