Если задуматься, женщина, уводимая против ее воли, - один из самых популярных сюжетов в истории человечества. Ее либо принуждают к женитьбе, либо насилуют или как-то иначе терзают – образ пленницы возникает в персидских сказках, легендах о короле Артуре и великом индийском эпосе. Она – постоянный персонаж в любом виде искусства и культурном продукте, от картин великих мастеров до реальных уголовных историй, от сонетов до мыльных опер. Она вплетена в истории об истоках империй: римляне стали римлянами, потому что похитили женщин из соседнего племени – этот сюжет известен как «Похищение сабинянок». Библейские истории о плененных женщинах – настолько общее место, что Господь издает полезные инструкции о том, как это делать правильно, которые включают в себя указание брить пленнице голову, а если она не угодит тебе, должным образом избавиться от нее - после того, как она была «обесчещена» (Второзаконие 21:10-14).
Мифы изобилуют похищенными и изнасилованными женщинами (эти два термина связаны между собой с давних времен): Персефону похищает Аид, Европу – Зевс, Елену – Парис, что знаменует начало Троянской войны. Роман не был бы романом без давней традиции пленных женщин – везде, начиная с легендарного средневекового романа об Аполлонии Тирском (на самом деле роман был написан в начале II века, а в Средние века просто стал популярным – прим. пер.) и гротеска маркиза де Сада и заканчивая попкультурной сенсацией Стига Ларссона (Stieg Larsson) «Девушка с татуировкой дракона» (оригинальное название – «Мужчины, которые ненавидят женщин»).
Чем объяснить живучесть этого сюжета? Во-первых, есть древнее понятие девушки, уводимой с целью привнести в племя «свежую кровь» – то, что антропологи называют экзогамией. Эта идея, обычно выражаемая в изнасиловании или жестоком набеге, предстает очищенной и возвышенной в первоначальных культурных нарративах типа истории о Деве Марии, чье божественное зачатие (к которому она не стремилась, судя по всему) делает ее матерью христианской религии.
Иногда через пленницу находит выражение драматическая напряженность, и даже влечение между мужчинами – как в «Дракуле» Брэма Стокера (Bram Stoker), где похищение и изнасилование женщины провоцирует создание чреватого мужского треугольника. В других случаях плененные женщины вызывают экономические и политические конфликты между большими группами. Популярные в Европе истории о женщинах, увезенных в восточные гаремы (частый сюжет в эротике), были перенесены поселенцами в Америку, где они уступают дорогу сказаниям о белых людях – зачастую молодых женщинах, взятых в плен индейцами (вестерны типа «Искателей» продолжили эту традицию). Подробное разглядывание пленных женщин, любимой темы великих европейских живописцев типа Рубенса и Тициана, стало общим местом в дрянных фильмах ужасов, где похищают и терроризируют молодых девушек до тех пор, пока операция по спасению не избавляет зрителей от коллективного чувства вины за наблюдение за тем, как женщин кромсают на конфетти.
Ужас не ограничивается историей. Сказки о пленении тревожно балансируют между фантазией и ее воплощением. Ключевой современный роман о захвате в плен, «Коллекционер» Джона Фаулза (John Fowles), рассказывает об одиноком клерке, собирающем бабочек, который затем похищает объект своей романтической одержимости и запирает ее в подвале. Роман вдохновил возникновение бесчисленных имитаций в литературе и кино. Его также назвали источником своего вдохновения в реальной жизни аж три различных американских серийных убийцы, один из которых, Леонард Лэйк (Leonard Lake), назвал свою серию похищений и убийств «Операция Миранда», в честь жертвы в книге Фаулза.
В порноиндустрии похищение, унижение и пытки женщин представляют собой целый поджанр. Женщин связывают по рукам и ногам, насилуют и запирают в казематах. Похищенная и изнасилованная школьница – любимая тема в японских эротических мультиках и видеоиграх «хентай». Так называемое монстр-порно задействует в пытках инопланетян с щупальцами и рогатых чертей.
Одному богу известно, сколько человек сидят в затемненных комнатах, пожирая эти мерцающие фантазии, которые отражают целый пантеон сексуальных табу и сдерживаний. И речь не только о мужчинах; у женщин по ряду причин тоже есть фантазии, связанные с пленением и насилием, среди них – необходимость стереть предписанное культурой чувство вины за инициирование секса. Для уравновешенного человека потребление жесткого порно может быть способом переварить общие человеческие страхи и желание не причинять никому боли. Для иных – невозможно сказать, сколько таких людей, – изображения могут превратиться в навязчивых демонов, подталкивающих зрителя к действию.
В любом случае, фантазии о том, чтобы похитить женщину и остаться безнаказанным, можно считать обычными, если не повсеместными. Однако как именно такая фантазия претворяется? Будет ли это по-прежнему происходить, или происходить настолько часто, если изображения и истории не станут указывать путь?
Мы пока не знаем, что за сочетание элементов побудило кливлендского похитителя Ариэля Кастро (Ariel Castro) воплощать его конкретные фантазии, какие биологические компоненты и личный жизненный опыт обеспечили базу для его чудовищных действий. Но мы знаем, что мотив похищения и изнасилования крепко укоренился в нашем культурном ДНК. Действия людей типа Кастро мы полагаем отклонениями урода или болезнью извращенца, но они отражают нечто, что пронизывает нашу общую культуру – нашу литературу, мифы, религиозные ритуалы, все, что формирует то, что Фрейд назвал архаическим наследием, или, если вы предпочитаете Юнга, наше коллективное бессознательное.
Я думаю, миф о Персефоне демонстрирует самые глубокие корни фантазии о похищении и изнасиловании. В этом древнем сказании Персефона гуляет, собирая цветы, когда земля разверзается, и из трещины появляется Аид, властитель подземного мира, который хватает ее и уводит в свое темное царство. В конечном итоге Персефоне позволяют вернуться в верхний мир на полгода. Та часть года, когда она внизу, - зима, а ее возвращение возвещает весну.
В этом случае похищение женщины призвано объяснять природные циклы. Это логично, если учесть, что женское тело всегда больше связано с циклами природы, чем мужское. Именно оно каждый месяц кровоточит, и оно рожает детей. Из-за своей связи с циклами жизни женщина всегда связана со смертью. В конце концов, рожденное всегда обречено на смерть (мотив смерти и девушки, родственник похищения и изнасилования). Лоно всегда связано с могилой. И женщина должна быть за это наказана.
Во многих смыслах человеческая цивилизация может восприниматься как отчаянное усилие выйти за пределы природы – отойти от циклов, которые обрекают нас на смерть. Патриархальные культуры безнадежно пытаются стереть нашу зависимость от природы, персонифицированную в телах женщин. Мы даем детям имена их отцов, стирая историю по материнской линии, и в своих религиозных фантазиях превращаем матерей в девственниц, оплодотворенных богами. Мы интуитивно понимаем, что боги-мужчины, будь то Зевс или Яхве, должны повелевать природой и людьми – именно так мы и определяем, что они есть боги. Мы склонны ожидать, что они применят свою власть и в отношении женских тел.
В королевстве своего ветхого дома Ариэль Кастро мог представлять себя божком, преобладающим над природными процессами. Он мог контролировать сексуальность женщин, которых он заточал. Он мог контролировать процесс рождения, что он, очевидно, и делал со смертоносным энтузиазмом, вынуждая Мишель Найт принимать ребенка Аманды Берри, угрожая убить ее, если младенец не выживет. Он отвечал за процессы жизни и смерти. Сама судьба принадлежала ему.
Кастро – глубоко больной преступник, но он не инопланетянин. Желтое освещение похищений в Кливленде, с восторженным вниманием к каждой жуткой детали, каждому элементу пыток, отражает как наш ужас, вызванный действиями преступника, так и наше вуайеристское участие в его фантазиях.
Утешительная мысль о том, что мы всего лишь пытаемся понять жестокость, стирает коллективную вину, которую мы ощущаем, подозревая, что весь сонм психологических, культурных и политических структур в нашем обществе подкрепляет идею о том, что женщина – объект захвата и обладания, своего рода добыча, за которой нужно охотиться, соблазн, чье поведение может внезапно разжечь животную природу мужчины.
Интерес к наказанию преступника – приговорят его или нет к смертной казни? – обещает аналог счастливого конца в фильме ужасов. И тем не менее, когда преступника привлекают в ответственности, порочная динамика власти, нерадивость законодательной системы, визуальная культура, зависимая от терзаемых женских тел, и давнее проклятие самого патриархата остаются в основном нетронутыми.
Так или иначе, скоро посмотрим телевизионную версию.
