Банкротство великого когда-то города Детройта произошло спустя буквально несколько лет после наступления несостоятельности легендарного автопроизводителя компании General Motors. Оба краха стали результатом череды неудач и провалов, накапливавшихся в течение многих десятилетий, в том числе, результатом неспособности и нежелания взглянуть правде в глаза.
Они также продемонстрировали существенное преимущество Америки над Европой: ее большую готовность к отказу от безнадежных предприятий в пользу деятельности, дающей наибольший успех. Способность отказаться от обреченной затеи - это показатель силы, а не слабости. Если Европа – и особенно еврозона – хочет выйти из кризиса, ей следует прибегнуть к жестокости из милосердия в американском стиле.
Вполне естественно, что когда гиганты начинают рушиться, волнение и тревога возникают у многих. Сумма реструктурированных GM долговых обязательств составила 172 миллиарда долларов. Город, где она размещается, накопил долгов примерно на 20 миллиардов долларов, о чем говорит кризисный управляющий Детройта Кевин Орр (Kevyn Orr). Значительная часть этой суммы – потери людей, которые были уверены в том, что их платежные требования будут удовлетворены. Конечно, эти люди правы, и по отношению к ним совершена несправедливость. Нельзя винить погоревших кредиторов за их попытки получить от других то, что им причитается, и таким образом остаться целыми. Именно этого хотят сегодня от федерального правительства детройтские профсоюзы.
Но в целом Соединенные Штаты готовы пустить это дело на самотек – и будь что будет. В любом случае, они готовы к этому больше, чем Европа. Так было не всегда. Печально известная фраза Джеральда Форда (Gerald Ford) в адрес Нью-Йорка «Пошел вон!» (чего он на самом деле не говорил) все равно закончилась в 1975 году выделением кредитов на спасение. Но в последние несколько лет США неизменно указывают на ближайший суд по делам банкротства любому банку (Lehman Brothers и организациям поменьше), любой отраслевой корпорации (автомобилестроительная промышленность) и любой муниципальной власти.
Эта жестокость сопровождается равной долей милосердия. В США пойти на риск и потерпеть неудачу - это еще не конец: чтобы сохранить репутацию и доброе имя, можно обратиться за помощью, и в этом не ничего плохого. Банкротство дает новый шанс, и предпочтительный ответ на него – продолжать бороться. Американский экономический динамизм многим обязан такому великодушному отношению к готовности рисковать.
Для европейцев несостоятельность окрашена в гораздо более мрачные цвета. Согласно давней европейской традиции, обанкротиться значит получить ярлык ненадежности. Это огромный позор, который следует скрывать, с которым приходится навсегда уходить из бизнеса или даже сводить счеты с жизнью (вернее, когда-то приходилось). Это проявляется в архаичных правилах - таких как 12-летний период банкротства Ирландии (эти правила начали наконец-то менять).
Как это ни парадоксально, но такая культурная аллергия на провал ведет не просто к отказу от риска, но и к таким действиям, в результате которых пошедший на большой риск и проигравший получает помощь и спасение. Европе идея дефолта настолько невыносима, что в условиях нынешнего кризиса она предпочитает расплачиваться по долгам банкротов. А в результате сама страдает.
Это наглядно показал случай с Грецией. Страны-кредиторы заявили, что срочная помощь с целью спасения этой страны неприемлема. Однако мысль о том, что суверенное европейское государство может не расплатиться по долгам, оказалась еще более неприемлемой. Поэтому кредиты еврозоны, а также Международного валютного фонда, который согнули в бараний рог и заставили помогать, были потрачены на то, чтобы отсрочить час расплаты.
То же самое произошло и с банками. В 2010 году правительство Ирландии сделало все возможное, дабы залатать дыры в банковских балансовых ведомостях, делая это за счет налогоплательщиков вместо того, чтобы объявить их банкротами и защитить индивидуальных вкладчиков – и пусть кредиторы собирают осколки. Когда Дублин понял, что средств налогоплательщиков на это недостаточно, партнеры по еврозоне заставили его взять у них деньги в кредит, чтобы спасать банки дальше. Неприязнь к банкротству изуродовала политику в отношении банков и в других странах, таких, как Испания.
Действительность заставила европейцев передумать, как это обычно и бывает в конечном итоге. Суверенный долг Греции со временем реструктуризировали – но лишь после того, как большая часть выгод от реструктуризации была потеряна. При этом все делали вид, будто держатели облигаций делают это добровольно. Хотя на Кипре суммы были невелики, мысль о том, что придется выручать российских вкладчиков, оказалась слишком неприятной и неудобоваримой на северных европейцев.
Но даже для усвоения этих уроков необходимо время. Соединенные Штаты в 2010 году предоставили себе полномочия сворачивать деятельность крупных банков, а убытки возлагать на их кредиторов. Большинство стран ЕС так и не смогло пока принять подобные законы, несмотря на их исключительную важность. Пройдут годы, прежде чем Брюссель заставит их это сделать, хотя в принципе с необходимостью вовлекать держателей акций в процесс оказания экстренной финансовой помощи многие согласны.
Неизвестно, насколько успешнее были бы действия еврозоны по собственному спасению, если бы она с самого начала кризиса прагматично провела реструктуризацию долга. Но годы упущенных возможностей для развития (в сравнении со скромным, но довольно успешным выходом США из кризиса) отчасти объясняются оставшимся у Европы долговым бременем. Долговой баланс в американской экономике резко снизился, и люди снова начали тратить деньги. А Европу сдерживают банки, которые находятся в неустойчивом положении, сидя на слишком тонких подушках денежной безопасности. Это стало результатом отказа от продажи собственности, когда другие источники капитала иссякли.
Европа может в ответ заявить, что банкротство Lehman, ставшее самым мощным, показывает тот ущерб, который наносит американская готовность пускать данный процесс на самотек. Довольно справедливое замечание. Но американцы и европейцы и из этого тоже извлекли разные уроки. США работают над тем, чтобы покончить с принципом «слишком большой, чтобы обанкротиться» (хотя здесь им предстоит еще многое сделать). До Кипра Европа делала все как раз наоборот, обращаясь даже с самыми маленькими банками так, будто их банкротство станет не меньше катастрофой, чем крах Lehman.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд писал: «Я раньше думал, что в американской жизни не бывает второго акта, но в дни нью-йоркского бума определенно был второй акт». Фицджеральд имел в виду крах 1929 года, который заставил замолчать ревущие двадцатые. Европа должна усвоить тот урок, который Америка демонстрировала неоднократно: пусть наступает второй акт, а после него может последовать третий, как было с GM, и как наверняка будет с Детройтом.
------------
Комментарии читателей
Burtonshaw: Довольно веские доводы. Автор мог бы добавить, что любимое слово Меркель это не «неприемлемое», а «немыслимое», а это еще хуже, поскольку является проявлением неготовности мыслить шире и выходить за пределы узких взглядов. Он мог бы также пояснить, что меры по Греции не только были приняты слишком поздно, но и что этих мер было явно недостаточно.
Но главная проблема во всей этой неразберихе – тупое нежелание пересмотреть саму затею с евро. А это буквально гарантирует Европе стагнацию еще на много лет, в связи с чем ее значимость и актуальность на мировой сцене также будет снижаться.
Vox:
1. Евробанда вовсе не уверена в том, что ее дело безнадежное. Она по-прежнему считает, что сможет удержаться вместе, «во что бы то ни стало», хотя модель деловой деятельности Европы никуда не годится.
2. Отказ от фиктивной кредитоспособности Детройта вовсе не означает, что Мичиган выйдет из состава Соединенных Штатов. А вот выход Греции неизбежно приведет к выходу Португалии, затем Испании, и наконец Италии. Это станет кончиной не только для еврозоны, но и для Евросоюза. Как говорится, «вместе мы стоим, вместе и падаем». Евробанда это братство романтических лидеров-единомышленников, которые ни при каких обстоятельствах и ни по какой причине не захотят смотреть в лицо действительности.
3. Поэтому ваши слова о здравом смысле будут проигнорированы и с отвращением, а то и с презрением отвергнуты.
