Городским властям нравится плотная застройка, однако жители с ними не согласны

Бунт против гигантомании

Человеку далеко небезразлично то место, в котором он живет. Если сомневаетесь, вспомните вот о чем: люди организовали массовые протесты из-за парка в Стамбуле. Парк Гези возле площади Таксим – одно из любимых мест жителей этого древнего города. Поэтому, когда премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган пригрозил в июне снести этот парк, дабы освободить место для своих грандиозных проектов в рамках превращения Стамбула в «мировой финансовый центр», жители окружающих кварталов и их сторонники вышли на улицы. Протесты были направлены против «авторитарного строительства» – сноса старых, приспособленных к людским потребностям домов и районов, и возведения на их месте высотных зданий более плотной застройки, огромных торговых центров и прочих объектов, призванных стать визитной карточкой Стамбула.

Другие протесты, более мирные, но вызванные аналогичным отвращением к гигантизму, вспыхивали в самых разных городах, таких как Сан-Паулу, Сингапур и Лос-Анджелес. Но больше всего в этих историях поражает до странности похожая реакция мэров, планировщиков, архитекторов и застройщиков, которые все до единого глухи к пожеланиям избирателей и жителей.

Мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг, например, является неутомимым борцом за увеличение плотности застройки в «Большом яблоке». Вместе со многими известными учеными с мировым именем, со средствами массовой информации, а также с ведущими фирмами-застройщиками Блумберг мечтает о том времени, когда городские жители будут жить бок о бок в еще более тесной близости. Идеи Блумберга поддерживают не только застройщики, но и значительная часть научного мира, включая Кеннета Джексона (Kenneth Jackson) из Колумбийского университета, считающего несогласие с планами мэра оскорблением, которое реакционные «противники перемен» наносят «мощным готэмовским амбициям».

Но с этим смелым новым миром большой скученности есть одна проблема: большинство  жителей городов не испытывают к нему особой любви и расположенности. В Соединенных Штатах и в других местах люди заявляют, что предпочли бы жить в менее густонаселенных и перегруженных городах. Грандиозные представления о мегаполисах плотной и высотной застройки явно не отвечают нуждам и пожеланиям основной части городского населения, которое продолжает переселяться в более просторные и дешевые пригороды и на городские окраины. А поскольку желания людей не совпадают с тем, что диктуют власть имущие, будущее городов становится все более спорным и неопределенным.

Протесты против приоритетов городского развития, подобные стамбульским, прошли в этом году в Сан-Паулу, где жители обвинили власть в том, что она ставит свои мега-проекты выше основных социальных услуг, таких как общественный транспорт, образование и здравоохранение, что особенно ярко проявляется в преддверии чемпионата мира по футболу 2014 года и Олимпиады-2016.

В Сингапуре, который часто приводят в качестве примера плотной застройки, усиливается обеспокоенность по поводу разрушения исторических зданий, увеличения пассажиропотока в метро, роста цен на жилье и отсутствия открытого пространства. То же самое и в Лос-Анджелесе, где местные советы выступили против попыток более плотной застройки, порождающей перенаселенность и уничтожающей характер и самобытность городских кварталов. Также и в Лондоне попытки строить «высоко, претенциозно, с размахом и грандиозно», как пишет Independent, подвергаются жесткой критике за то, что эти действия уничтожают город, приспособленный к человеческим нуждам и потребностям. Может, уплотнение и стало новой религией британских городских застройщиков, однако живущие по соседству граждане без энтузиазма воспринимают эту веру. Писатель Уилл Селф (Will Self) подметил «колдовскую пустоту этого нового Изумрудного города» с его высотными зданиями, которые пытаются воодушевить человека, но на самом деле «умаляют» его, подавляя своей массой, размахом и настроенностью против великой истории Лондона.

Даже на Манхэттене, ставшем средоточием американской суперплотности, восемь из десяти общественных советов этого островного района выступают против попыток Блумберга уплотнить его. Проект уплотнения Манхэттена заставил архитектора из Йельского университета Роберта Стерна (Robert Stern), являющегося истовым урбанистом и не выступающего против густонаселенности городов, выступить с предостережением о том, что слишком многоэтажная застройка создает безликий эстетический облик и отталкивает бизнес и туризм, в то время как сохранение старых кварталов способствует их привлечению.

Голосуя ногами

Усиление противоречий между жителями и градостроителями проявляется в одном зачастую незаметном обстоятельстве, заключающемся в том, что во всем мире большая часть застройки по-прежнему осуществляется по периметру городских окраин и пригородов. Это относится и к городской черте 23 из 28 крупнейших мегаполисов мира. Как отмечает в своей известной книге «A Planet of Cities» (Планета городов) профессор Нью-Йоркского университета Шломо Эйнджел (Shlomo Angel), такие тенденции прослеживаются как в развитых, так и в развивающихся странах.

Иммиграция в Европе слегка увеличила население городских центров, но основной поток внутренней миграции по-прежнему имеет центробежный характер и направлен в сторону периферии. Это еще более наглядно прослеживается в США. За последнее десятилетие почти 90% городской застройки в этой стране осуществляется на окраинах и в пригородах, и этот показатель выше, чем в предыдущем десятилетии. В то же время, из наших крупнейших мегаполисов с населением свыше 10 миллионов уехало 3,5 миллиона жителей, а активнее всего развивались города с населением менее 2,5 миллиона человек. В период с 2000 по 2010 год Нью-Йорк покинули 1,9 миллиона жителей, Лос-Анджелес – 1,3 миллиона, Сан-Франциско – 340 тысяч, а Сан-Хосе и Бостон – 230 тысяч человек.

Но не об этом регулярно пишут New York Times и Wall Street Journal. Молодые репортеры, практически поголовно живущие в таких густонаселенных и дорогих городах, как Нью-Йорк и Вашингтон, считают, что мир таков, каким они его знают из личного опыта и из разговоров своих друзей. Но молодые и образованные жители Манхэттена – это отнюдь не большинство  американского населения. Пусть во многих городских центрах в последние годы и наблюдается существенное увеличение численности населения, но такое население составляет менее одного процента из 27-миллионного прироста в стране в период с 2000 по 2010 год. В округах, где плотность населения на квадратную милю составляет менее 500 человек, его общий прирост был в 30 раз больше, чем там, где плотность населения 10 тысяч и выше.

Все это опровергает аргументы хорошо финансируемой и увеличивающей плотность населения отрасли градостроительства, представители которой утверждают, что люди за рост плотности населения, а не за ее уменьшение. Лоббисты, призывающие людей возвращаться в города, получают щедрую финансовую подпитку со стороны заинтересованных градостроительных кругов и влиятельных транснациональных компаний, которые строят метро и прочие объекты городской инфраструктуры и в связи с этим поддерживают идею увеличения плотности населения.

Эти круги говорят о городах так, будто это гигантский конструктор Lego, в который могут играть планировщики и застройщики в соответствии со своими капризами и прихотями. Но они пренебрегают теми вещами, которые многое значат для людей в их повседневной жизни: уединение, пространство для воспитания детей, желание иметь свой дворик и приусадебный участок, приличные школы и безопасность на улицах. Национальная ассоциация риэлторов и рационального развития Америки (National Association of Realtors and Smart Growth America) провела в 2011 году опрос и выяснила, что четверо из пяти покупателей жилья предпочитают отдельный дом на семью. А это настоящее проклятие для сторонников уплотнения.

Политэкономия компактной застройки

В эпоху Обамы сторонники уплотнения получили мощную поддержку в Министерстве жилищного строительства и городского развития, в Агентстве охраны окружающей среды и в других ведомствах. Но ни один здравомыслящий политик (по крайней мере, за пределами Нью-Йорка) не захочет выдвигать эту тему в ходе своей избирательной кампании. Практически все люди самым естественным образом выступают против компактной застройки и гигантизма, и поддерживают то, что протестующие с площади Таксим называют «здоровой урбанизацией и городом, пригодным для жилья».

Апологеты густой застройки также утверждают, что их работа обогащает города. Однако самый мощный в стране создатель богатства, каким является  Кремниевая долина, это по сути пригород. А самый богатый в мире мегаполис, каким является Хартфорд с пригородами, расположенный в Коннектикуте, это в основе своей агломерация из пасторальных городков, поселков и пригородов, где плотность населения такая же низкая, как в Атланте. Кроме того,  почти во всех крупных мегаполисах, включая Нью-Йорк и Чикаго, значительно выше уровень безработицы, чем в часто критикуемых пригородах. В целом, как отмечает демограф Уэнделл Кокс (Wendell Cox), 80% прироста городского населения за последнее десятилетие обеспечили люди, живущие за чертой бедности, в то время как в пригородах этот показатель  равен 30%.

Новое уплотнение городов также приводит к изменению их роли. Из мест с большими возможностями и амбициями они превращаются в центры так называемой географии неравенства. Такие экономисты, как Эдвард Глэсер (Edward Glaeser), называют плотность населения неоспоримым фактором, способствующим накоплению богатства; но при этом они редко учитывают такие вещи, как стоимость жизни, и влияние этих вещей на средний и рабочий класс.

Любимый город Глэсера Нью-Йорк – это также самый несправедливый  мегаполис в Америке, где 1% населения зарабатывает примерно вдвое больше местного ВВП в остальных частях страны, и где средний уровень заработной платы с учетом всех вычетов является одним из самых низких среди 50 крупнейших городских агломераций США, отставая не только от Сан-Хосе, но и от Хьюстона, Роли и прочих менее известных городов. Именно такое неравенство позволяет никому прежде не известному левому политику Биллу де Блазио (Bill de Blasio) столь уверенно бороться за пост мэра Нью-Йорка. А великий соперник Готэма Лондон, как показывают результаты одного недавнего исследования, является на сегодня городом с самой большой разницей в доходах из числа мегаполисов западного мира.

Но вместо того, чтобы пересмотреть свои подходы к плотной застройке, градостроители и влиятельные деловые круги из риэлторской сферы продолжают настаивать на еще более компактной застройке, буквально впихивая свои идеи и планы в горло жителям городов. В и без того дорогом районе бухты Сан-Франциско, например, муниципальные градостроительные организации разработали так называемую стратегию «pack and stack» (плотнее и гуще), которая по сути дела разрешает строительство только самых дорогих особняков. Из-за этого один местный блогер заявил, что «ненависть к пригороду есть ненависть к детям», поскольку  такая стратегия разрушает саму концепцию строительства одноэтажной Америки с ее большими семьями.

Бесперспективные бессемейные города Азии

Пожалуй, ключевым критерием жизнеспособности общества является желание людей иметь детей. Мы издавна боимся перенаселенности, но на самом деле подлинной проблемой, по крайней мере, в странах с высокими доходами, становится быстрое старение населения и уменьшение доли его трудоспособной части. Есть страны, где коэффициент замещения имеет отрицательное значение, и где население стремительно стареет. В густонаселенных городах и районах, таких как Манхэттен, Сан-Франциско, Сиэтл, Вашингтон, округ Колумбия и Бостон, доля детского населения неизменно самая низкая в стране, а рождаемость там такая же, как в Японии (к 2050 году японцев старше 80 лет будет больше, чем тех, кому меньше 15).

Негативные последствия густонаселенности еще нагляднее прослеживаются в быстрорастущих городах развивающегося мира, где возводится основная часть новых офисных небоскребов и жилых высоток. В 1980 году десять самых высоких зданий мира находились в Нью-Йорке, Чикаго, Хьюстоне и Торонто. Сегодня среди самых высоких в мире домов числится лишь одно североамериканское здание – небоскреб Сирс Тауэр в Чикаго, построенный в 1973 году. Все остальные находятся в Дубаи, Мекке, Куала-Лумпуре, Шэньчжэне, Нанкине, Тайбэе, Гонконге и Шанхае, где близится к завершению строительство второго по величине здания в мире.

Эти башни символизируют экономическое господство Азии, но они одновременно умаляют значение ремесел и малого бизнеса, и отбивают у людей охоту заводить семьи. В наиболее густонаселенных городах Восточной Азии, таких как Гонконг, Сингапур и Сеул, едва ли не самая низкая рождаемость на планете. В Токио и Сеуле этот показатель равен сегодня одному ребенку на семью, а в Шанхае он опустился до 0,7, став историческим рекордом. Это намного меньше китайского требования «одна семья – один ребенок» и составляет всего одну треть от того количества, которое необходимо для простого замещения населения. Называя в качестве основных причин перенаселенность и высокие цены на жилье, 45% семейных пар в Гонконге заявляют о своем отказе иметь детей.

Некоторые жители азиатских городов, которые всячески восхваляют урбанисты, стремятся покинуть их, если у них появляется такая возможность, и переехать в места подешевле, где меньше людей. Примером тому является отток населения из китайских городов, из Гонконга и Сингапура, где сегодня примерно каждый десятый житель предпочитает жить за границей, в таких менее густонаселенных странах, как Австралия, Канада и Соединенные Штаты Америки.

Для кого-то все сводится к вопросу здоровья. Как отмечается в одном недавнем китайском исследовании, мощная урбанизация порождает ожирение, особенно среди детей и молодежи, поскольку те меньше нагружают себя физически и больше времени проводят за письменным столом. Главными причинами смертей стали инсульты и инфаркты. Такие проблемы даже в авторитарном Китае порождают протесты населения, причем многие из них направлены против новых промышленных предприятий, находящихся возле крупных городов, таких как Шанхай.

Пожалуй, ни один развивающийся город Азии не демонстрирует новые последствия городской застройки с такой жестокостью, как Сеул, являющийся самым густонаселенным мегаполисом среди городов с высокими доходами и населением свыше 10 миллионов человек. Плотность населения в южнокорейской столице в 2,5 раза выше, чем в Токио, в 2 раза выше, чем в Лондоне, и в 5 раз – чем в Нью-Йорке. Неудивительно, что любители компактной городской застройки влюблены в этот город. Смитсоновский институт написал о нем хвалебный доклад, назвав Сеул «городом будущего». Естественно, к общему хору присоединились архитекторы. В 2010 году Международный совет организаций промышленного дизайна назвал Сеул «мировой столицей проектирования».

Однако при этом редко кто задумывается о том, создает ли такая форма урбанизации удобное пространство для людей, и особенно для семей. Корею уже называют одной из самых несчастных стран в мире, о чем свидетельствует недавнее исследование Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Вполне естественно, что там показатели рождаемости еще ниже, чем в Сингапуре.

Да, Сеул, как утверждают его сторонники и энтузиасты, является исключительно  современным городом. Но он очень перенаселен и эстетически бессодержателен. Как отмечается в одной недавней статье в корейской газете, в результате он стал одним из самых безликих и эстетически непривлекательных городов на планете. Преподаватель архитектуры из Массачусетского технологического института профессор Ли Кванг Хён (Lee Kwanghyun) утверждает, что за прошедшее десятилетие в результате городской застройки на смену уникальным в своей красоте  и самобытности городским кварталам Сеула пришли бесконечные коробки 70-метровой высоты из стекла и бетона.

Общественное противодействие такому подходу усиливается, и городские власти Сеула недавно приостановили реализацию предложения о строительстве «новых городков», которое предусматривает снос последних районов малой плотности. Естественно, корейцы отвергают исключительно густонаселенный центр Сеула, который за 20 лет потерял почти 1 миллион жителей (10%), и переселяются на окраины и в пригороды, где плотность населения ниже. Это относится и к коренным жителям столицы, и к мигрантам из других районов страны.

Город разочарований

Тот ущерб, который наносит градостроительство в мегаполисах людям, заметнее всего в наиболее бедных странах. Мой коллега Али Модаррес (Ali Modarres) называет такие места, как Тегеран, «городами разочарований». Он отмечает, что высокие цены на жилье и нехватка городского пространства в Тегеране уже снизили рождаемость в иранской столице настолько, что она совершенно недостаточна для восстановления естественной убыли населения. Такое же явление Модаррес заметил и в других местах, таких как Тунис, Стамбул и многие другие развивающиеся города мусульманского мира. По его словам, там, как и в Азии, снижается количество браков, и все большее число женщин предпочитает не выходить замуж, что прежде было исключительной редкостью для таких стран.

В городах, подобных Тегерану, говорит Модаррес, жильем сегодня называют маленькую квартирку в кондоминиуме или в многоквартирном жилом доме. Молодое поколение уже редко представляет себе жилье в виде отдельного одноэтажного дома на семью. А запредельные цены на жилье в таких густонаселенных городах, в свою очередь, порождают постоянную заботу о деньгах и об арендной плате. В таких условиях даже один ребенок становится непозволительной роскошью.

Гигантизм в развивающихся странах, где чаще всего наблюдается бурный рост городов, имеет еще более глубокие последствия. В Мумбаи, где проживает 20 миллионов человек, продолжительность жизни у городских жителей как минимум на 10 лет меньше, чем у сельских, хотя горожане имеют больший доступ к услугам здравоохранения. И почти четыре из пяти семей жалуются на плохое качество воды. В 1971 году каждый шестой житель Мумбаи (тогда это был Бомбей) обитал в трущобах. Сейчас жители трущоб составляют абсолютное большинство.

Кроме того,  значительная часть населения в большинстве городов развивающихся стран (это прежде всего Мехико, Каир, Джакарта, Манила, Лагос, Мумбаи и Калькутта – все мегаполисы) по-прежнему живет в «неофициальных» домах, где зачастую царит антисанитария, преступность, и где велика опасность как стихийных бедствий, так и антропогенных катастроф. Более того, во многих таких городах, которые становятся неуправляемыми (заметнее всего это в Карачи), возникают идеальные условия для организованной преступности, берущей власть в свои руки, и для межэтнических конфликтов.

Что примечательно, многие западные специалисты находят массу хвалебных слов в адрес мегаполисов, которые в бедных странах растут, как грибы. С их точки зрения, рост мегаполисов – это вполне оправданное явление, дающее жителям нечто большее, чем беспросветная сельская нищета. Но наверняка можно найти лучшую альтернативу восхвалению трущоб, что недавно и сделал на страницах Foreign Policy один известный автор.

В прессе основного направления существует даже тенденция пропагандировать так называемый «трущобный туризм». Автор одной из статей в National Geographic, например, недавно прославлял предприимчивость обитателей трущоб в Киншасе, что вполне понятно. Но он очень сдержанно писал о бедственном положении большей части восьмимиллионного населения этого города. Киншаса, которую бельгийские исследователи называют примером «недоразвитого городского строительства», страдает от преступности, грязной питьевой воды и повсеместной незаконной застройки. Аналогичные условия существуют буквально во всех крупных городах Африки, которые разрастаются такими же темпами, как и все остальные.

Город для людей

Вместо того, чтобы петь хвалебные оды нищете, мы могли бы подумать о иной концепции градостроительства. Видимо, нам надо принять во внимание то, какие именно беды и невзгоды мы причиняем людям своими стратегиями типа «плотнее и гуще». Как отмечает британский общественный критик Джеймс Хартфилд (James Heartfield), проектировщики зачастую связывают компактность проживания с таким понятием, как община. Однако «утверждать, что физическая близость составляет основу общины, значит путать стадное чувство с цивилизованностью», говорит он. Когда Калифорнийский университет провел анкетирование 15 тысяч человек по всей стране, авторы исследования обнаружили, что при снижении плотности населения на 10% вероятность того, что люди будут разговаривать со своими соседями раз в неделю, повышается на те же 10%, причем это не зависит от расы, уровня доходов, образования, семейного положения и возраста. В 2009 году исследовательский центр Pew опубликовал доклад, в котором отмечалось, что жители пригородов гораздо больше связаны со своими общинами, чем те, кто живет в центре.

Рыночный или просто человеческий подход обеспечит естественный сдвиг в сторону небольших, менее густонаселенных городов и, конечно же, пригородов, поскольку именно там в конечном итоге хотят жить люди. Те, кто предпочитают жить скученно, все равно будут иметь такую возможность  при наличии желания. В развивающемся мире мы можем найти пути повышения привлекательности деревень и небольших городов. Для этого понадобится развивать местную промышленность, сельское хозяйство, поставляющее свежую продукцию непосредственно на рынок, и даже высокотехнологичные отрасли. «Мы копируем западный опыт глупо и неправильно, – говорит председатель общественной природоохранной организации Mumbai Environmental Social Network Ашок Датар  (Ashok R. Datar). – На каждого компьютерного специалиста у нас по два-три слуги. Деревни пустеют, а города переполняются».

Главная цель города должна заключаться не в обогащении и без того состоятельных владельцев недвижимости и строительных компаний, и не в усилении власти политиков. Мы должны вместо этого искать альтернативы, которые соответствуют человеческим нуждам и потребностям, в первую очередь, нуждам и потребностям семей. Градостроительство не должно определяться самомнением проектировщиков, архитекторов, политиков и супербогачей, которые могут на выбор покупать жилье в самых лучших местах гигантских городов. В первую очередь градостроители должны думать о том, что лучше всего для большинства населения.