Летом 2006 года президент Джордж Буш отдыхал в Кэмп-Дэвиде вместе с посетившим его премьер-министром Дании. Однажды разговор у них зашел о Владимире Путине. Прошло уже пять лет с того памятного момента, когда Буш заглянул в душу российскому лидеру. Но сейчас на смену надежде пришло раздражение.
Буш потчевал своего гостя рассказами о неприятных конфиденциальных контактах с Путиным, которые подчеркивали усиливающиеся расхождения между ними. Буш был изумлен, когда Путин попытался влиять на него, предложив дать хорошую работу близкому другу президента. Он обнаружил, что путинские представления о мире далеки от реальности. «Он не очень хорошо информирован, — ворчал Буш. — Это похоже на спор с восьмиклассником, который неверно понимает факты».
Путин был себе на уме, потому что России предстояло впервые провести ежегодный саммит «Большой восьмерки», и Буш опасался, что на встрече будет доминировать вопрос о том, почему недемократическая страна проводит собрание демократических государств. Буш пытался убедить Путина ослабить авторитарную хватку, но безуспешно. «Мне кажется, Путин - больше не демократ, — пожаловался Буш спустя несколько недель другому визитеру, премьер-министру Словении. — Он - царь. Я думаю, мы его потеряли».
Был ли вообще Путин хоть когда-нибудь «вместе» с Бушем или с кем бы то ни было — это в лучшем случае спорный вопрос. Но история восьмилетнего па-де-де Буша с хозяином Кремля, восстановленная на основе интервью с ключевыми игроками, секретных записей и служебных записок, предлагает полезные уроки президенту Обаме, который пытается найти свой подход к Путину и сформировать будущее отношений двух ядерных держав. Последние несколько месяцев стали очередным драматическим перепутьем в неспокойных российско-американских отношениях. Москва демонстративно бросила вызов Вашингтону, предоставив убежище разоблачителю из Агентства национальной безопасности Эдварду Сноудену. Обама стал первым за полвека президентом, отменившим российско-американскую встречу в верхах. И вдруг Кремль бросил ему спасательный круг, когда конфронтация Обамы с Сирией пошла не по тому пути.
Если посмотреть на все это с позиций исторической перспективы, то можно понять, что угасшее стремление Обамы построить новые партнерские отношения с Москвой очень похоже на опыт его предшественника. Буш в начале своего президентского срока думал, что ему удастся наладить более содержательные отношения с Россией, особенно после терактов 11 сентября 2001 года. Какое-то время казалось, что он добивается в этом немалых успехов. Был договор по ядерному оружию, было сотрудничество по Афганистану. И вдруг возникло разочарование, поскольку две страны начали расходиться, постепенно дойдя до открытого дипломатического конфликта во время грузинской войны 2008 года. Обама тоже пришел к власти с твердым намерением нажать кнопку перезагрузки, и тоже добивался вначале определенных успехов, подписав договор о сокращении ядерного оружия и наладив сотрудничество по Афганистану. Но в итоге он обнаружил, что все его усилия сводятся на нет тем же самым путинским реваншизмом. И сейчас совершенно непонятно, создаст ли прочную основу для изменений в двусторонних отношениях начавшееся недавно сотрудничество России и Америки в вопросе химического разоружения Сирии.
Но если Обама оглянется назад и посмотрит на опыт своего предшественника, он поймет, насколько легко можно составить неправильное мнение относительно намерений Москвы, исходя из американских представлений о том, какими должны быть российские интересы, и не понимая, как расценивают эти интересы Путин, его окружение из ветеранов КГБ и сторонники антагонистической игры. Буш и Обама снова и снова смотрят на Россию через американские очки, и у них вызывает глубокое разочарование то, что кремлевские взгляды отличаются от американских представлений о них.
***
Придя к власти, Буш с опасением относился к Путину, в частном порядке называя его «холодным типом». Но он был заинтересован в налаживании рабочих взаимоотношений — хотя бы в силу того, что в то время видел реальную угрозу США с других направлений. Выступая перед специалистами по России накануне первой встречи Буша с Путиным в 2001 году, Майкл Макфол (Michael McFaul), который в то время был профессором Стэнфордского университета, а позднее стал послом Обамы в Москве, заявил, что оптимальный политический курс состоит в том, чтобы Россия находилась «в нашей палатке».
Буш с ним согласился. «Вы абсолютно правы, — сказал он, — потому что когда-нибудь нам всем придется иметь дело с китайцами».
Поэтому, когда Буш уселся с Путиным за стол переговоров в июне того года в словенском замке 16-го века, он был предрасположен найти в этом бывшем агенте КГБ партнера еще до того, как тот рассказал ему о спасении своего православного креста на пожаре на своей даче. Эта история понравилась верующему Бушу. Последовавший затем публичный комментарий Буша о том, что он «ощутил душу» Путина, расстроил многих в президентской команде. Советник по национальной безопасности Кондолиза Райс (Condoleezza Rice) даже замерла, когда он произнес эти слова (опасаясь, что ответ окажется слишком несдержанным) — но ничего не сказала. А в Вашингтоне вице-президент Дик Чейни (Dick Cheney) и его помощники были встревожены еще больше. «Многие из нас буквально закатили глаза, услышав такое», — вспоминал позднее Эрик Эдельман (Eric Edelman), бывший в то время заместителем советника по национальной безопасности. Всякий раз, когда Чейни видел Путина, он тайком говорил своим людям: «Я все время думаю: КГБ, КГБ, КГБ».
Тем не менее, Буш продолжал обхаживать Путина. Он пригласил его к себе на ранчо в Кроуфорд, штат Техас, а потом в Кэмп-Дэвид. Путин любил хвастаться тем, что он первым из иностранных лидеров позвонил Бушу после разрушения башен-близнецов Всемирного торгового центра, и что он переборол собственных сторонников жесткой политики, разрешив американским войскам войти в бывшую советскую Центральную Азию, чтобы оттуда начать вторжение в Афганистан.
Даже когда Буш вышел из договора по противоракетной обороне, несмотря на возражения русских, два президента сгладили противоречия и договорились о существенном сокращении своих ядерных арсеналов. Чейни был против заключения этих сокращений в рамки договора, однако Буш все равно решил его подписать, так как на этом настаивал Путин. «Путин - в огромной опасности, — сказал Буш помощникам, — и ему надо отбиться от своих троглодитов».
Тогда, да и позднее Буш приписывал путинские требования и его паранойю действиям окружения российского президента и по сути дела снимал бремя вины с самого Путина. Во время торгового спора с Россией, когда Москва отказалась от импорта американских куриных окорочков (в народе их называли «ножками Буша»), Путин в частной беседе с Бушем заявил, что американцы специально отправляют в Россию мясо плохого качества.
«Я знаю, что у вас есть разные предприятия, на которых делают куриное мясо для Америки и для России», — сказал Путин Бушу.
Буш был изумлен. «Владимир, ты ошибаешься».
«Мои люди сказали мне, что это правда», — настаивал на своем Путин.
Если Буш был готов винить в такой дезинформации путинских советников, то он никак не мог упустить из виду тот факт, что российский президент публично и настойчиво боролся с ним в вопросе иракской войны, присоединившись к коллегам из Парижа и Берлина. Но Буш все равно проявлял терпимость и снисходительность, не желая дальнейшего ухудшения взаимоотношений. Райс в то время называла такую политику следующим образом: «Наказать Францию, игнорировать Германию и простить Россию».
***
Но придя на второй президентский срок на волне предвыборных обещаний «покончить с тиранией в нашем мире», Буш уже не мог закрывать глаза на то, как Путин занимается централизацией власти в стране. Кремль взял под свой контроль независимое телевидение, отменил выборы губернаторов, выгнал за границу или посадил за решетку неповинующихся олигархов, а также выдавил из парламента ориентированные на Запад демократические партии. Многие из окружения Буша были лично знакомы с нефтяным магнатом Михаилом Ходорковским, которого неожиданно арестовали по обвинению в совершении финансовых преступлений, когда тот начал формировать оппозицию Путину. Поэтому, когда Буш отправился на первую встречу с Путиным в свой второй президентский срок, он решил надавить на этого русского, правда, при закрытых дверях.
Начав в феврале 2005 года продолжительные переговоры в столице Словакии Братиславе, Буш изложил свои соображения о свободе, и тогда Путин ушел в глухую оборону. Действуя в свойственной ему манере, он попытался проводить параллели, оправдывая свои действия сравнениями с похожими ситуациями в США.
«Вы говорите про Ходорковского, а я говорю про Enron, — сказал Путин Бушу. — Вы назначаете коллегию выборщиков, а я назначаю губернаторов. В чем тут разница?»
В другой момент Путины выступил на защиту своего контроля над российскими СМИ. «Не читайте мне нотации о свободной прессе после того, как вы уволили того репортера», — заявил он.
«Владимир, вы имеете в виду Дэна Ратера (Dan Rather)?» — спросил Буш.
«Да», — ответил Путин.
Ратер в это время уходил с должности ведущего информационной программы CBS Evening News, потому что оказалось, что сообщение об отказе Буша от службы в национальной гвардии было основано на поддельных документах. Буш объяснил Путину, что никакого отношения к увольнению Ратера не имеет. «Я настаиваю, чтобы вы не говорили об этом публично, — добавил он. — Американский народ подумает, что вы не понимаете нашу систему».
Однако свою систему Путин понимал. Когда два руководителя появились на совместной пресс-конференции, отобранный Кремлем репортер задал Бушу вопрос, исходя из тех же доводов, которые Путин приводил в частной беседе с американским президентом.
«Почему вы там мало говорите о нарушениях прав журналистов в Соединенных Штатах? — спросил репортер. — О том, как увольняют некоторых журналистов?»
«Да, людей в американской прессе увольняют, — ответил Буш. — Но увольняет их не правительство».
Этот разговор запал в душу американскому президенту, и он остановился на этой теме спустя неделю, когда беседовал с британским премьером Тони Блэром (Tony Blair) во время видеоконференции. «Это было довольно неприятно, — сказал Буш. — Это не был враждебный выпад. Это было похоже на дебаты в средней школе». Он вспомнил вопрос о Дэне Ратере. «Серьезно, там была целая куча этих юношеских аргументов. С этим парнем невозможно добиться успеха».
Буш был рассержен этими воспоминаниями. «Я сидел там час сорок или час сорок пять минут, и все это продолжалось снова и снова, — заявил Буш. — В какой-то момент переводчик настолько вывел меня из себя, что я едва не надавал ему тумаков. У него был такой насмешливый тон, когда он предъявлял обвинения Америке. Его слова были полны сарказма».
***
Хотя Буш был раздражен, сдаваться он не собирался. Путин стал для него своего рода проектом. Буш думал, что сумеет в большей степени вовлечь Москву в западный мир, умерив накал своей публичной критики и тихо подталкивая Путина в верном направлении наедине с ним. Таким способом он надеялся сохранить свое влияние на этого русского, чтобы он полностью не отвернулся прочь. Когда в 2006 году пришло время Путину устраивать саммит G-8 в Санкт-Петербурге, Буш понял, насколько важен этот момент для России, поскольку это был символ ее возвращения на мировую арену. Но он также предвидел шквал критики и жалоб со стороны законодателей, правозащитников и журналистов на репрессии, осуществляемые в России. «Мне кажется, с этим Путиным мы попадем в огненную бурю», — признался Буш Блэру во время очередного телефонного разговора.
Среди тех, кто выступал за более жесткий подход, был Чейни. В преддверии саммита «Большой восьмерки» он с разрешения Буша полетел в столицу Литвы Вильнюс, дабы выбранить Путина за «несправедливое и неправильное» ограничение прав и свобод внутри страны и за использование нефти и газа в качестве «инструментов запугивания и шантажа» за рубежом. Из-за этой речи Путин пришел в ярость, однако Буш был рад тому, что Чейни в этой игре исполняет роль плохого полицейского, а сам он — хорошего. «Вице-президент своей речью обозначил наши позиции, и это помогло нам», — сказал позднее Буш Блэру.
Надеясь избежать «огненной бури», Буш попытался сделать так, чтобы Путин внес в повестку саммита другие важные вопросы, дабы участники говорили не только о демократии в России. Во время телефонного разговора с Путиным 5 июня Буш предложил четыре темы: птичий грипп, Дарфур, Иран и ядерный терроризм. Путин поблагодарил Буша за содействие в процессе вступления России в ВТО и сказал, что для урегулирования незавершенных споров нужно лишь «несколько дополнительных шагов», и тогда «все будет сделано».
А затем состоялся странный разговор. Путин вспомнил своего жесткого и непрестанно курящего министра иностранных дел Сергея Лаврова. «Лавров только что вернулся из Лондона, и у него как-то странно припухли щеки и губы, — сказал Путин Бушу. — Надо внимательнее посмотреть, что там с ним сделала Конди».
Буш довольно неуклюже подыграл ему в этом странном и нелепом намеке на сексуальные отношения. «Конди - не слепая», — пошутил он.
«И она очень симпатичная женщина», — ответил Путин.
«Она замечательная женщина», — сказал Буш и попытался перевести разговор на другую тему. «Послушайте, я бы хотел закончить все эти дела с ВТО в предстоящие две недели, прежде чем мы соберемся в Санкт-Петербурге».
Вскоре после этого состоялась встреча Буша с датским премьер-министром в Кэмп-Дэвиде, на которой зашел разговор о Путине. Буш сказал, что Путин даже пытался соблазнить его, предложив дать высокодоходную должность бывшему министру торговли США и одному из его ближайших друзей Дону Эвансу (Don Evans). «Путин спросил меня: „Поможет ли это вам, если я назначу Эванса на важную должность?“ Ну что это за вопрос! Поможет ли это вам? — рассказал изумленный Буш датскому премьеру. — Я хотел сказать в ответ: „Мне очень помогут ваши шаги в сторону демократии“. Как-то странно он думает».
Попытки Буша отвлечь внимание саммита от спора о демократии путем достижения в последнюю минуту договоренности о принятии России в ВТО потерпели неудачу после длительных, на всю ночь, переговоров между торговыми представителями с пиццей на завтрак. Буш уехал из Санкт-Петербурга расстроенный, а Путин, дождавшись, когда тот покинет российское воздушное пространство, заявил репортерам, что не поддержит действия американского президента, пытающегося надавить на Иран и заставить его отказаться от своей ядерной программы.
Буш и Блэр дали волю своему огорчению по поводу Путина во время телефонного разговора, состоявшегося спустя две недели. «Уезжая из Санкт-Петербурга, я был встревожен по поводу России как никогда», — сказал Блэр Бушу.
«Да, это естественно, — согласился Буш. — Мы говорили за обедом. Ему нравится централизация, он думает, что она приведет к стабилизации. Я тогда спросил: „А что будет, когда придет следующий человек и начнет ею злоупотреблять?“ Он сказал: „Я ему не дам этого сделать“. Он думает, что будет у власти вечно. Он спросил меня, почему бы мне не изменить конституцию, чтобы баллотироваться снова».
Критикуя Путина в приватных разговорах с союзниками, Буш, как и прежде, вел себя с ним по-дружески. На следующий год, когда национальная разведка сделала новый вывод о том, что Иран отказался от важной части своей программы по созданию ядерного оружия, Буш попытался сплотить Россию и другие страны, чтобы те не отказывались от санкций, несмотря на то, что Москва долгое время оказывала Ирану поддержку. Когда президент позвонил Путину в декабре 2007 года, он всячески льстил ему по поводу победы его партии на только что прошедших региональных выборах, хотя все остальные осудили их, назвав нечестными.
«Результаты дают нам основания для радости», — сказал Путин по поводу выборов.
«Вы популярны, — сказал Буш. — Люди вас очень любят».
«Другие партии тоже показали неплохие результаты», — ответил Путин.
«Вы проявляете скромность», — сказал Буш.
Потом он заговорил о подлинной причине своего звонка — о докладе по Ирану. «Меня тревожит то, что люди увидят это и захотят изменения курса», — объяснил Буш. Он отметил, что существовавшую ранее программу создания ядерного оружия легко можно восстановить. Он выразил надежду, что Россия подаст Ирану решительный сигнал о том, что для продвижения вперед есть «лучший путь».
Путин сказал, что сделает это. «У меня в приемной сидит новый иранский советник по национальной безопасности, — заявил он Бушу. — Я учту то, что вы мне сказали». Но в итоге Путин все равно проявил большое нежелание участвовать в кампании давления на Иран.
***
Однако весной 2008 года Буш в отношениях с Путиным перешел от миролюбия к конфронтации. Президент хотел, чтобы бывшие советские республики Украина и Грузия начали готовиться к вступлению в НАТО. Чейни в этом был согласен с Бушем. Однако Германия и Франция выступали против, видя в этом никому не нужную провокацию. На одной важной встрече Райс, занимавшая тогда должность госсекретаря, а также министр обороны Роберт Гейтс (Robert Gates) призвали проявить осторожность. Гейтс никогда не проявлял мягкости в отношениях с Россией. Будучи ветераном холодной войны, министр после первой встречи с Путиным заявил коллегам, что в отличие от Буша, он «посмотрел ему в глаза и увидел там того же убийцу из КГБ, каких наблюдал всю свою жизнь». Но он также не видел никаких плюсов в провоцировании конфронтации. Вместо нее Гейтс и Райс порекомендовали принять половинчатые меры, которые подбодрят Украину и Грузию, а также укрепят их в стремлении к НАТО, и в то же время не станут формальным шагом на пути их принятия в альянс, чтобы не было больших расхождений с Германией и Францией.
Буш не согласился и решил договориться с канцлером Германии Ангелой Меркель, посчитав, что французы последуют примеру Берлина. «Разговор будет между мной и Ангелой», — сказал он своим помощникам.
Но Меркель во время видеоконференции отказалась пойти навстречу Бушу. Буш смирился и начал готовиться к драке в Бухаресте, где лидеры стран НАТО должны были встретиться в апреле 2008 года. В конце того разговора с Меркель он довольно легкомысленно заявил ей: «Ладно, встретимся в загоне, где все скажут о’кей».
Динамика событий была весьма непростой, и Путин еще больше осложнил обстановку, пригласив Буша навестить его в курортном городе Сочи на юге России сразу после саммита НАТО. Ситуация складывалась довольно неловкая, поскольку многое зависело от того, что произойдет в Бухаресте. Поэтому Буш не хотел принимать приглашение. Он также заметил, насколько усилилась антиамериканская риторика Путина. Выступая годом ранее на международной конференции в Мюнхене, Путин сравнил Соединенные Штаты с Третьим рейхом.
Буш позвонил Путину, дабы удостовериться в том, что эта встреча не станет ловушкой. «Послушайте, я смогу приехать лишь в том случае, если вы не превратите Бухарест в Мюнхен», — сказал американский президент российскому, рассказав позднее об этой беседе своим помощникам.
Путин согласился, и Буш приглашение принял.
Приехав в Бухарест, Буш наткнулся на жесткое сопротивление со стороны Меркель, однако руководители нескольких восточноевропейских государств буквально взяли ее в кольцо на той встрече, добиваясь от канцлера более веского заявления. В итоге Грузии и Украине было отказано в подготовке к официальному вступлению, однако альянс заявил: «Сегодня мы договорились о том, что эти страны будут членами НАТО». Буш воспринял это как победу, но Россия и Грузия были недовольны, и у них зачесались кулаки. Давний конфликт между двумя соседями начал набирать обороты.
После саммита НАТО Буш отправился к Путину в Сочи. Это была их 28-я и последняя встреча в качестве президентов. Путин готовился уступить этот пост своему специально подобранному преемнику Дмитрию Медведеву, чтобы самому занять должность премьер-министра. Кое-кто из окружения Чейни позднее с тревогой говорил о том, что Буш не проявил достаточной твердости и не предупредил Путина о недопустимости активных действий против Грузии. Грузины же уехали с саммита, опасаясь того, что их президент Михаил Саакашвили истолкует свои переговоры с Бушем как «мигающий желтый свет» и как тонкую и неуловимую поддержку Грузии в ее военном столкновении с Россией. Помощники Буша начали подавать новые сигналы, пытаясь устранить такие заблуждения и неправильные представления, но в опасной международной телефонной игре было непонятно, чей сигнал воспринят, а чей - нет.
***
8 августа 2008 года Буш стоял в Пекине в очереди почетный гостей, ожидая рукопожатия председателя Ху Цзиньтао (Hu Jintao) в связи с открытием летних Олимпийских игр, когда заместитель советника по национальной безопасности Джеймс Джеффри (James Jeffrey) подошел к нему сзади и что-то прошептал на ухо. Российские войска совершают марш в направлении соседней Грузии, потому что эта маленькая страна провела артиллерийский обстрел вышедшей из ее состава самопровозглашенной республики, которая пользуется поддержкой Москвы.
Обдумывая эту новость, Буш заметил, что в нескольких шагах от него стоит Путин. Буш решил пока ничего не говорить ему, посчитав, что олимпийская церемония - это не место для стычки по поводу войны. Кроме того, протокол требовал, чтобы он вел разговор по этому вопросу с Медведевым как с главой государства. Поэтому Буш дождался возвращения в отель и оттуда позвонил в Москву. Медведев был «на взводе», но «и я тоже», вспоминал Буш.
Однако он повел разговор не с тем человеком. Когда началась церемония открытия Олимпийских игр, Буш обнаружил, что сидит в одном ряду с Путиным. Он попросил жену и короля Камбоджи пересесть на несколько кресел, чтобы российский премьер оказался с ним рядом. Понимая, что на них направлены телекамеры, Буш постарался не устраивать сцену, но сказал Путину, что тот совершил серьезную ошибку, и что Россия окажется в изоляции, если не уйдет из Грузии. Путин в ответ заявил, что Саакашвили - военный преступник, спровоцировавший Москву.
«Я предупреждал вас, что Саакашвили - человек вспыльчивый», — сказал Буш Путину.
«Я тоже вспыльчивый», — ответил ему Путин.
«Нет, Владимир, — заявил Буш. — Вы хладнокровный».
Внезапная война на Кавказе стала для Буша опасным испытанием. Он и его помощники были встревожены, опасаясь, что Грузия станет первым камнем, выпавшим из зашатавшейся стены. Если позволить Москве растоптать слабого соседа, то в следующий раз Россия может попытаться захватить украинский Крым или даже начать наступление на Прибалтику, где она правила до распада Советского Союза. С другой стороны, Бушу очень не хотелось превращать эту неустойчивую ситуацию в российско-американское противостояние и начинать новую холодную войну.
Встречи в Белом доме на той неделе, когда шла война, были необычайно эмоциональными. У Саакашвили в администрации появились сторонники, особенно в лагере Чейни. Когда один младший помощник заявил, что Соединенные Штаты должны вмешаться, председатель Объединенного комитета начальников штабов адмирал Майк Маллен (Mike Mullen) прервал его.
«Послушайте, я уже веду войну в Ираке и Афганистане», — заявил он. Еще одна война была ему совершенно не нужна, тем более - с Россией.
Маллен оказался практически единственным американцем, которому удалось связаться со своим московским коллегой. Большинство российских руководителей просто игнорировали телефонные звонки из США, однако Маллен за несколько дней провел семь или восемь разговоров с начальником российского Генерального штаба генералом Николаем Макаровым, пытаясь удержать русских от захвата грузинской столицы. Чтобы война в Грузии не выглядела как опосредованное столкновение ядерных сверхдержав, Буш обратился к президенту Франции Николя Саркози, поскольку Париж в то время председательствовал в Евросоюзе. Он попросил его провести переговоры о прекращении огня. Между тем, кое-кто в Белом доме искал возможные варианты ответа, не отметая даже военные. Рассматривался даже вариант с бомбежкой Рокского тоннеля, чтобы остановить наступление российских войск на Грузию. Чейни позвонил впавший в истерику Саакашвили и попросил у него военную технику, включая зенитно-ракетные комплексы «Стингер».
Этот вопрос возник на встрече после возвращения Буша из Пекина. Чейни упомянул о том, что Саакашвили попросил «Стингеры». «Я должен дать ему ответ», — сказал вице-президент.
Райс полагала, что в силовом ответе очень много таких вещей, как «надувание щек» и «разные безответственные разговоры», и что это может напрямую втянуть Соединенные Штаты в военный конфликт.
Наконец, советник по национальной безопасности Стивен Хадли (Stephen Hadley) перешел к самой сути. «Господин президент, я думаю, вам надо опросить своих советников по национальной безопасности и узнать, рекомендуют ли они отправлять американские войска в Грузию», — сказал он.
Буш посмотрел на Хадли как на сумасшедшего.
«Я думаю, для истории важно, чтобы ваши главные помощники четко заявили, рекомендуют ли они применять военную силу», — продолжил Хадли.
В этот момент Буш все понял. Хадли защищал его, выводя на чистую воду Чейни и остальных «ястребов». Готовы ли они на самом деле воевать с Россией из-за Грузии? Хадли хотел, чтобы главные руководители четко изложили свою позицию, дабы позднее они не могли написать в своих мемуарах, что не соглашались с президентом.
Воспользовавшись этой подсказкой, Буш задал вопрос: «Кто-нибудь рекомендует применение военной силы?»
Никто не сказал ни слова. «Это очень серьезный вопрос, однако, господин президент, я думаю, что это было бы ошибкой», — заявил Чейни.
На следующий день Саркози договорился с обеими сторонами о прекращении огня, но его облапошили. Русские настаивали на 15-километровой охранной зоне для своих войск, однако француз не понял, что этого достаточно для включения в нее грузинского города Гори. Русские воспользовались моментом и вошли в этот город. Они оказались на пороге Тбилиси и намеревались осуществить смену власти.
Буш решил, что не может больше отсиживаться на задворках. Он отправил Райс, чтобы та выступила посредницей на переговорах, а также дал команду послать в Грузию гуманитарную помощь, причем военно-транспортными самолетами, чтобы подать четкий сигнал. Президент посчитал, что если на ВПП в тбилисском аэропорту будут стоять американские военные самолеты, русские вряд ли пойдут на такую глупость, как наступление на грузинскую столицу.
Райс полетела в Париж, Москву и Тбилиси вырабатывать новое соглашение. Россия дала согласие на вывод своих войск из Грузии, но не из ее самопровозглашенных республик. Война закончилась, однако отношения между Бушем и Путиным, начавшиеся за семь лет до этого с заглядываний в душу, были безнадежно испорчены. Россия временно прекратила сотрудничество с НАТО, а затем признала независимость Южной Осетии и Абхазии. Буш положил на полку соглашение о сотрудничестве в сфере мирного использования атомной энергии, о котором он годами вел переговоры с Путиным. Время сотрудничества подошло к концу.
***
В последний день своего президентства 19 января 2009 года Буш надел костюм и отправился в Овальный кабинет. Ему надо было сделать прощальные телефонные звонки лидерам 13 государств. Он начал с Саакашвили, позвонив тому в семь утра. В семь десять Буш позвонил Путину. Весь разговор в президентской памятной записке состоял из 15 слов:
«Мне было приятно работать с вами. Мы многого добились совместными усилиями. Желаю вам дальнейших успехов».
Самый сложный вопрос заключался в том, звонить ли и Путину, и Медведеву. По протоколу Буш должен был звонить только своему официальному коллеге Медведеву. Но Буш решил позвонить обоим: проведя столько времени вместе, он хотел попрощаться со своим «другом Владимиром». Несмотря на разрыв из-за грузинской войны, Буш вспомнил их многочисленные встречи в Кроуфорде, на подмосковной даче и в Санкт-Петербурге. За несколько минут он вспомнил про сотрудничество по Ирану, Северной Корее, Ближнему Востоку, борьбу с терроризмом, контроль вооружений и экономику.
Буш сказал Путину, что у них «много теплых воспоминаний».
Воспоминания иного рода не были упомянуты.
