В пятницу рейтинговое агентство Standard & Poor’s понизило рейтинг Франции. Об этом затрубили средства массовой информации, и появились многочисленные сообщения о том, что эта страна находится в кризисе. Но рынки ответили на это лишь легким зевком: проценты по займам во Франции, которые близки к историческому минимуму, едва-едва подвинулись.
Что же происходит? Ответ состоит в том, что действия Standard & Poor’s необходимо рассматривать в общем контексте политики строгой бюджетной экономии. И я сейчас говорю именно о политике, а не об экономике. Это заговор против Франции (я немного лукавлю, однако есть очень много людей, пытающихся всячески опорочить эту страну), и это явная демонстрация того, что в Европе, как и в Америке, сторонникам бюджетной экономии на самом деле наплевать на дефицит. Страх перед долгами они используют для продвижения своей идеологической повестки. А Франция отказывается играть по их правилам, и из-за этого на нее обрушился шквал негативной пропаганды.
Позвольте представить вам конкретные факты по теме нашего разговора. Год назад журнал The Economist объявил Францию «бомбой замедленного действия в самом центре Европы», отметив, что ее проблемы могут полностью затмить собой трудности Греции, Испании, Португалии и Италии. В январе 2013 года старший редактор по общим вопросам интернет-ресурса CNN Money заявил, что Франция находится в состоянии «свободного падения», что эта страна вот-вот станет «экономической Бастилией». Аналогичные высказывания можно найти практически во всех экономических изданиях.
После таких высказываний человек, приезжающий во Францию, ожидает увидеть самое худшее. Но вместо этого он видит, что страна, испытывающая экономические трудности (а кто их не испытывает), в целом демонстрирует показатели ничуть не хуже, а то и лучше, чем у большинства ее соседей, за исключением Германии (это действительно крупное исключение). Рост у Франции в последнее время весьма неустойчивый, но ситуация намного лучше, чем, скажем, в Нидерландах, у которых до сих пор рейтинг ААА. Согласно стандартным оценкам, французские рабочие десяток лет тому назад трудились немного более производительно, чем их немецкие коллеги. И представьте себе, они по-прежнему так трудятся.
Между тем, бюджетные перспективы Франции не вызывают никакой тревоги. Дефицит бюджета после 2010 года резко снизился, и согласно прогнозам МВФ, соотношение долга и ВВП в предстоящие пять лет не претерпит особых изменений и сохранит свою стабильность.
А как насчет долговременного бремени со стороны стареющего населения? Для Франции это проблема – как и для всех состоятельных стран. Но во Франции рождаемость выше, чем в большинстве стран Европы, и отчасти это происходит благодаря государственным программам стимулирования рождаемости и облегчения жизни работающим матерям. Поэтому там демографические прогнозы намного лучше, чем у соседей, включая Германию. Тем временем, если заглянуть в будущее, становится ясно, что замечательная система французского здравоохранения, предлагающая высокое качество по низкой цене, сохранит свои налогово-бюджетные преимущества.
Если судить по цифрам, то очень трудно понять, почему Франция заслужила такие оскорбления и порицания. Что происходит?
Вот вам подсказка. Два месяца назад еврокомиссар по экономическим и валютным вопросам Олли Рен (Olli Rehn), ставший одним из главных инициаторов политики жесткой экономии, с пренебрежением отозвался о вроде бы образцовой налогово-бюджетной политике Франции. Почему? Потому что в ее основе лежит не сокращение расходов, а увеличение налогов. Но увеличение налогов, объявил Рен, «мешает росту и созданию рабочих мест».
Иными словами, что бы я ни говорил о бюджетной дисциплине, вы все равно обязаны разрушить систему социальной защиты.
Standard & Poor’s, говоря о причинах понижения французского рейтинга, сообщила что-то маловразумительное, но его объяснение свелось к тому же. Францию понизили за то, что «подход французского правительства к бюджетным и структурным реформам, к налогообложению, к рынкам товаров, услуг и труда вряд ли существенно повысит среднесрочные перспективы роста страны». Опять же, наплевать на реальные бюджетные цифры: где налоговые сокращения и уменьшение государственного вмешательства в экономику?
Можно подумать, Рен вместе со Standard & Poor’s основывают свои требования на солидных доказательствах того, что сокращения расходов полезнее для экономики, нежели повышение налогов. Но это не так. На самом деле, исследования МВФ указывают на то, что когда мы пытаемся сократить дефицит в период экономического спада, верно как раз обратное: временное увеличение налогов наносит гораздо меньше вреда, чем сокращение расходов.
Ах, да, и когда люди начинают говорить о чудесах «структурной реформы», воспринимайте это с большой долей сомнения. Это на самом деле такая кодовая фраза, обозначающая дерегулирование. А вот доводы в пользу добродетелей и достоинств уменьшения государственного регулирования – они решительно неоднозначные. Помните, как хвалили Ирландию за ее структурные реформы 1990-х и 2000-х годов? В 2006 году Джордж Осборн (George Osborne), ныне занимающий должность министра финансов Великобритании, называл Ирландию «блистательным примером». И где она теперь?
Если американскому читателю все это кажется знакомым, то это вполне естественно. Оказывается, бюджетные ястребы гораздо больше заинтересованы в урезании ассигнований на государственное медицинское обслуживание престарелых и на социальное обеспечение, чем в сокращении дефицита. Европейские апологеты затягивания поясов уже показали, что они по сути дела ничем от американцев не отличаются. Франция непростительно согрешила: она проявила бюджетную ответственность и при этом не причинила ни боли, ни страданий бедным и несчастным. А за это она должна понести наказание.