Россия одержала очередную большую победу в геополитике: ей удалось создать дистанцию между Украиной и Европейским Союзом. И это при том, что до подписания соглашения оставалось всего ничего. Жонатан Геро-Пине из Европейского парламента рассуждает о том, что изменило соотношение сил и как Владимир Путин смог обратить ситуацию в свою пользу.
В четверг Украина заявила о приостановке переговоров о торговом соглашении с Европейским Союзом, влепив тем самым размашистую оплеуху зародышу европейской дипломатии.
Это удивительное решение, которое было принято всего за неделю до запланированного подписания соглашения об ассоциации с ЕС, стало очередным поворотом в борьбе россиян и европейцев за будущее Украины. Оно подчеркнуло ограниченность подхода Европы (в частности речь идет о ее неумении приспособиться к реалиям этой страны) и триумф «жесткой силы» России.
Неудачное начало
Как бы то ни было, поначалу дела для России складывались не лучшим образом. Поэтому сейчас в Кремле вздохнули с облегчением, что легко читается на лицах его руководства, несмотря на присущую ему советскую бесстрастность.
Дело в том, что потеря Украины могла бы стать для России самым тяжелым дипломатическим ударом Путинской эры, подтвердив тем самым невероятную способность этой страны пустить себе пулю в ногу в самые ответственные моменты своей истории.
В ответ не сближение ЕС с четырьмя бывшими советскими республиками (Молдавия, Украина, Грузия, Армения) в виде соглашений об ассоциации, открытия рынков и участия в европейских программах Москва не придумала ничего лучше, чем надавить на своих бывших собратьев по СССР.
С Арменией все оказалось просто. Россия всего лишь подписала несколько оружейных контрактов с ее заклятым врагом Азербайджаном, который до сих пор не может смириться с утратой затерянного где-то среди кавказских склонов Нагорного Карабаха. В результате Ереван отказался от европейского соглашения об ассоциации в пользу российского проекта Таможенного союза.
Путин изменил расклад сил
Это должно было бы стать первым тревожным сигналом, показавшим, что старая добрая русская дипломатия, которая традиционно опирается на грубую силу, до сих пор прекрасно работает. В тот момент мы еще могли сказать себе: «Ну ладно, Армения — это, конечно, хорошо, но она далеко, да и молдавский коньяк все равно лучше армянского».
Кремль попытался силой навязать свою позицию Украине.
Поначалу Путин обращался с нынешним президентом Украины Виктором Януковичем как с вульгарной цветочной торговкой, заставив его прождать целых три часа во время встречи в Крыму (российский лидер все это время развлекался со своими приятелями-байкерами). Наконец, чтобы показать украинцам, что держит их в руках, он выставил им старый счет за газ на семь миллиардов долларов в тот самый момент, когда Киев обсуждал проект добычи сланцевого газа с Shell.
Далее он временно закрыл российскую границу для украинских товаров. Кроме того, на тот случай, если украинцы что-то еще недопоняли, Россия организовала нежданные военные учения у самых границ, напомнив, что здешние прекрасные степи вряд ли станут серьезным препятствием для Т-90.
Для Европейского Союза все это стало неожиданной радостью: классическая российская тактика давления лишь подтолкнула Киев к принятию европейского предложения, хотя была нацелена на совершенно обратное.
Прекрасная картина
ЕС со своей стороны отказался от поставленных демократических условий подписания договора. При этом он попытался сохранить лицо, представив освобождение Юлии Тимошенко (на самом деле она весьма далека от созданного ей образа украинского пассионария) как признак продвижения правого государства на Украине. Действительно, освобождение оппозиционера на политическом пространстве, где крови врага жаждут как в прямом, так и переносном смысле, можно было бы легко рассматривать как дипломатический успех.
Основы были успешно заложены: мы воочию наблюдали триумф европейской «мягкой силы», демократии и рыночной экономики над неспособной избавиться от старых рефлексов российской дипломатией.
Картина была почти такой же прекрасной как мятежная активистка Femen. Поэтому, преисполнившись энтузиазма, я посчитал, что смогу, наконец, наступить на хвост российскому национализму моей подруги. Перекачанные тестостероном кремлевские заправилы подвели страну к тяжелейшей потере, еще более страшной, чем то, что ждало князя Болконского в «Войне и мире»: переходу Украины к ЕС.
Потеря Малороссии
Потеря Украины означала бы для России утрату колыбели ее цивилизации, Киевской Руси, первого славянского государства и опоры русской православной церкви. Это как если бы Бретань осталась без своих красных колпаков и тучных стад скота.
Этот важнейший фактор страны, которую в России некогда называли Малороссией, европейские дипломаты в лучшем случае не смогли понять, а в худшем — попросту проигнорировали. Дело в том, что Украина — это 45-миллионный рынок, кладезь квалифицированной и образованной рабочей силы, один из крупнейших промышленных бассейнов бывшего СССР и сосредоточие плодороднейших земель.
Поэтому новость о смене курса Украины не должна была бы стать такой уж неожиданностью. Совершенно очевидно, что для таких грандиозных преобразований в регионе требовалось нечто большее, чем обещания насчет возможного вхождения Украины в переживающий не лучшие времена ЕС.
В прошлый четверг россияне показали нам, что умеют думать и приспосабливаться к новым условиям. А украинцы же в свою очередь оказались теми еще хитрецами, которые умеют набивать себе цену.
ЕС же продемонстрировал отсутствие какой бы то ни было внешней политики. И теперь я вынужден извиняться перед подругой, которая родом из этой страны, такой же прекрасной, но враждебной, как кампания Марион Марешаль Ле Пен.
