Может ли моя религия примириться со свободой слова?

Я – не умеренная мусульманка, я реформистка. Восстановление цельности и достоверности - это всегда радикальный поступок, и умеренным он быть не может. В исламе у независимого мышления богатая история, но вы не узнаете об этом из новостей об обстрелах, казнях и кровопролитии. Слово «джихад» вошло в западный словарь не без причин. Но в исламе есть менее известный термин, который способен изменить мир в лучшую сторону.

Это слово «иджтихад», исламская традиция вопросов, поиска, приложения усилий и авторитетного толкования. Она лежит в основе Корана и очень важна для его духовного начала. В Коране призыв к мусульманам думать и осмысливать явления звучит в три раза чаще требований о слепом поклонении.

Теоретически все это звучит мило и прекрасно, но как насчет практики? Тысячу лет тому назад иджтихад в исламе процветал. Неслучайно то, что исламская цивилизация шла впереди всего мира в своей любознательности, изобретательности и творческом начале. Но потом солнце над золотым веком ислама закатилось. Захватчики из Северной Африки разрушили плюрализм мусульманской Испании. Исламская империя от Кордовы до Багдада перешла к обороне. Из 135 школ суннитской религиозной мысли выжили лишь четыре. Каналы иджтихада сузились, а в некоторых местах вообще закрылись, в связи с чем было узаконено более строгое и косное толкование Корана. Прошло тысячелетие, а мусульмане до сих пор не могут примириться с идеей независимого мышления.

Однако новое поколение мусульман раздвигает границы. Мы все чаще и все больше говорим правду о наших самозваных авторитетах, будь это наши родители или их имамы. Могу засвидетельствовать это, потому что молодые мусульмане рассказывают мне свои истории с тех пор, как я написала книгу «Проблемы с исламом сегодня» (The Trouble with Islam Today). Она вышла десять лет назад, и оскорбленные мусульмане вполне предсказуемо зашумели, заглушив многочисленные голоса в мою поддержку.

А мои сторонники, которые часто являются детьми консервативных людей, писали мне о своем огромном желании жить в мусульманском обществе, которое разрешает отношения между людьми разных вер. В 2007 году я через свой блог опубликовала благословение мусульманско-христианской любви, которое написал на английском языке один ученый имам, по-новому толковавший Коран. Это благословение скачивали настолько часто, что я заказала его перевод на 20 с лишним  языков.

В прошлом году Al Jazeera показала в эфире напряженные дебаты на тему мусульманской реформы, в которой участвовали я и британский обозреватель Мехди Хасан (Mehdi Hasan). На меня посыпались электронные письма с выражениями ненависти. А также с признаниями в любви. Но никаких угроз убить меня я не получала. Следует признать – реальность такова, что разрушающим многовековые запреты в исламе людям приходится опасаться за свою жизнь. Конечно, экстремисты есть в любой вере, но ни в одной другой религии обычные верующие основного толка не относятся с таким равнодушием к убийствам инакомыслящих. А это различие между жизнью и смертью. Поэтому нам тем более необходимо возродить иджтихад в XXI веке.

Потребность в иджтихаде наиболее велика в войнах, которые ведутся из-за свободы самовыражения. Можно сказать, что здесь тон задает Британия. Более 25 лет тому назад ничтожная кучка британских мусульман потребовала смерти писателя Салмана Рушди, сделав это еще до того, как иранский аятолла Хомейни издал свою печально известную фетву.

В этом году я наблюдала за тем, какая шумиха возникла из-за моего друга Мааджида Наваза (Maajid Nawaz), кандидата от либерал-демократов в Килбурне и соучредителя группы по противодействию экстремизму Quilliam. Наваз разместил в Твиттере карикатуру под названием «Иисус и Мухаммед». Иисус говорит Мухаммеду: «Эй!» Мухаммед отвечает: «Как дела?» И все. Конец. Два главных пророка обменялись короткими фразами.

Но проблема для некоторых мусульман заключается в том, что по традиции Мухаммеда нельзя никоим образом изображать, дабы он не стал объектом поклонения. Но настаивая на том, что его нельзя рисовать ни при каких обстоятельствах, эти мусульмане делают пророка недоступным и недосягаемым для тех, кто не верит в него,  в отличие от них. Таким способом они как раз и превращают Мухаммеда в объект поклонения. Остается удивляться тому, что мы так ничего и не поняли с тех пор, как восемь лет назад появились скандальные датские карикатуры.

Как вы помните, тогда кучка журналистов, политиков, дипломатов и мусульманских священнослужителей Дании спровоцировала культурный кризис эпического размаха. За несколько месяцев до этого газета Jyllands-Posten опубликовала изображения, на которых якобы высмеивался пророк Мухаммед. Хотя газета принесла свои извинения, скандал разгорелся не на шутку. В разных концах мира мусульмане взбунтовались против черствости датчан, заглушив голоса более разумных последователей своей веры.

В то время я получала массу писем, главным образом от молодых мусульман. «Эти волнения оскорбили меня еще больше, чем сами карикатуры», –  восклицал студент Махмуд, чья реакция была типичной. Находившимся со мной в контакте мусульманам надоели эти возмущения, возникавшие одно за другим, и они начали понимать, что мусульманам необходимы реформы.

Возникает простой вопрос: может ли ислам примириться со свободой самовыражения? Ответ на него - положительный. В Коране отмечается, что неверующие будут всегда, и что заниматься ими должен всевышний, а не мусульмане: «Истина — от вашего господа: кто хочет, пусть верует, а кто хочет, пусть не верует» (18:29). Более того, Коран заявляет, что в «вере нет принуждения» (2:256). Никого не следует заставлять относиться к традиции как к чему-то неприкосновенному, включая традиции, ведущие к тому, что в исламе возникает путаная и ошибочная привычка приравнивать нашего очень человечного и земного пророка к недосягаемому идолу.  Монотеисты должны почитать единого бога, а не одного из его посланников. Вот почему смирение требует, чтобы люди верующие время от времени высмеивали себя и друг друга.

Я уже слышу ответную реакцию, что будучи реформатором, я на свое усмотрение выбираю строки из Корана. Да, мои критики отчасти правы, но они сами не менее избирательны. В конце концов, они игнорируют прогрессивные отрывки из Корана, один из которых гласит о свободе выбора религии: «У вас есть ваша религия, а у меня — моя» (109:6). Будучи главным муфтием Египта, шейх Али Джума (Ali Gomaa) цитировал эти слова и пришел к заключению, что если мусульманин выйдет из ислама, то никакая земная власть и сила не имеет права наказывать его (или ее) за это. Такой вердикт потряс мусульман Египта и других стран. Сила привычки очень велика.

В связи с этим возникает новый вопрос. Когда пророка высмеивают, должны ли мусульмане тихо сидеть и молча сносить это? Коран рекомендует нам мирно отойти от тех, кто высмеивает веру. Он также советует нам оставаться открытыми для богохульников. Уйди с миром, а когда пыль уляжется, вернись и возобнови разговор. Естественно, это не сократов подход к диалогу, который напоминает безжалостный и неустанный перекрестный допрос. Но в таком разговоре также не должно быть елейного обмена банальностями, который часто сходит за межконфессиональный диалог.

Когда в Дании пылали страсти, выходившие со мной на связь мусульмане показывали, что мы думаем неодинаково. Некоторые из них даже призывали меня разместить карикатуры на моем сайте. После долгих размышлений (как советует Коран) я разместила у себя ссылки на все эти карикатуры. Среди них были рисунки, где Мухаммеда изображают педофилом и свиньей. Эти изображения сфабриковали ультраконсервативные имамы, приписав их газете Jyllands-Posten.

Спустя несколько часов некоторые читатели написали мне тревожные письма. Женщина из Квебека по имени Лайз ощутила страх. «Я очень рада, что Канада не публикует такие карикатуры, – заявила она. – Нам не нужна исламская реакция». Я согласна. Нам не нужна исламская реакция. Нам нужны разные исламские реакции: одобрение, отвращение, безразличие, ненасильственный протест и взрывы смеха.

Пришло время нам всем, как мусульманам, так и немусульманам, призвать потенциальных цензоров к ответу, продемонстрировав нравственное мужество. Когда я ездила по стране, представляя свою книгу, я заметила некую закономерность. В студенческих городках западных университетов добросердечные люди шептали мне, что поддерживают мою миссию по примирению ислама и свободы. Мусульмане боялись неодобрительного отношения своего окружения. Немусульмане страшились того, что их назовут ханжами. А присутствовавшие на моих лекциях сторонники превосходства ислама утверждали, что имеют полное право отстаивать свои авторитарные толкования Корана. Ненавистники свободы ценят свою собственную свободу и используют ее для удушения свободы всех остальных.

Мой призыв к нравственному мужеству нацелен не на конфронтацию, а на диалог. Бывший джихадист и соучредитель Quilliam Эд Хусейн (Ed Husain) сказал, что стали радикалом отчасти из-за того, что британское общество не возлагало на него никаких надежд как на молодого мусульманина. «Никто мне никогда не говорил: «Мы равны, ты один из нас, мы меряем тебя теми же мерками», – рассказал он. – Никому не хватило мужества решительно выступить за либеральную демократию. Когда такие люди как мы проводили мероприятия против женщин и гомосексуалистов, где были преподаватели и ректоры ваших университетов?»

Этим просветителям следовало бы прочесть суру 3:7 из Корана. Там говорится, что полную правду о том, как следует толковать Коран, не знает никто, кроме Аллаха. (Гениальность этого аята вскоре доходит до тех, кто пытается опровергнуть его своими якобы более глубокими знаниями.) Представьте себе, что защитники либеральной демократии делают пятисекундную паузу, пишут на листе бумаги «Коран 3:7», а затем спокойно вручают его исламистам, с которыми спорят. Нет сомнений, что такой жест встретят воплями «Исламофоб!» К гадалке не ходи. Очевидный ответ на такой крик следующий: «Почему из-за стремления поддержать диалог я становлюсь исламофобом? Будь я исламофобом, разве не держался бы я на расстоянии от вас из элементарного чувства страха?» Разговор всегда начинается с пытливого вопроса.

Здесь я должна сделать одно предостережение. Исламофобия действительно существует, и меня возмущает то, что люди, стремящиеся стереть ислам с лица земли, действительно верят, будто они своими действиями помогают мусульманам-реформаторам. Не помогают. Заключая ислам в те же самые догматические рамки, что и мусульманские экстремисты, исламофобы дают этим экстремистам право решать, каким должен быть ислам. А в таком случае исламоненавистники выступают заодно со сторонниками превосходства ислама – но не с реформаторами.

Для меня стремление к свободе – это акт веры. Признание бесконечной мудрости всевышнего означает, что я признаю границы своей собственной человеческой мудрости. Будучи монотеисткой, я не являюсь богом. И не имею права вести себя, как всевышний. Поэтому я обязана признать право людей на тысячу мнений. Если говорить коротко, вера в Аллаха есть любовь к свободе.

Иршад Манджи – учредительница проекта Moral Courage при Нью-Йоркском университете. Ее последняя книга называется «Аллах, свобода и любовь» (Allah, Liberty and Love).