Каждый раз, когда российский президент Владимир Путин встречается со своим китайскими коллегами, обе стороны всегда много говорят о существующих между ними особых отношениях и провозглашают, что намерены удвоить торговый оборот и расширить политические и дипломатические связи, а также связи в области безопасности. При этом между реальностью и риторикой всегда присутствует заметный разрыв. Разумеется, за последние годы две страны успели сблизиться, но при этом Москва и Пекин традиционно крайне осторожны друг с другом. Китай явно не хочет ставить под удар свои выгодные отношения с Западом, присоединяясь к российскому антизападному крестовому походу. Россия же опасается оказаться втянутой в китайскую орбиту и в итоге стать младшим партнером Пекина.
Однако динамику китайско-российских отношений мог изменить украинский кризис. Если традиционный «европейский» вектор России может оказаться под вопросом, что затормозит торговлю и инвестиции, и если отношения Москвы с Соединенными Штатами будут ближе к «холодному миру», чем к перезагрузке или стратегическому партнерству, не может ли оказаться, что Путин прибудет в Пекин как проситель? Возможно, ему обязательно нужно продемонстрировать миру, что западное давление не загнало его в изоляцию и что у него по-прежнему есть варианты? Или, напротив, он намерен предложить Китаю идею нового мироустройства, в рамках которого две великие державы Евразии смогут вместе переписать часть правил мирового порядка, созданного странами евроатлантического мира?
Когда президент Си Цзиньпин встретится на этой неделе с Путиным в Срединной Империи, нам станет понятнее, как отвечать на эти вопросы. Особенно внешним наблюдателям нужно следить за следующими факторами:
1. Будет ли, наконец, заключено давно ожидаемое российско-китайское газовое соглашение, работа над которым идет уже десять лет? Стороны продолжают заявлять, что договоренности почти достигнуты, но, несмотря на это, вопросы объемов поставок и цены за них остаются камнем преткновения. Если о сделке будет объявлено, нужно будет обратить внимание на цену. Будет ли она компромиссом по принципу 50/50 между стремлением Газпрома взимать с китайцев почти столько же, сколько с европейцев, и стремлением Китая платить минимум? Готов ли будет Китай на уступки по цене ради долгосрочных гарантированных поставок? Особенно важно будет, решит ли Си, что Китаю имеет смысл – в качестве жеста доброй воли – дороже платить за российский газ, чтобы отвлечь российскую газовую отрасль от европейского направления и укрепить зависимость России от китайских рынков?
Если цена будет ниже, чем хотели бы русские, будет ли это значить, что они готовы предоставить Пекину желанную скидку, чтобы удержать его как постоянного покупателя — или что Китай согласился в обмен на снижение цены обеспечить России часть необходимых ей для модернизации энергетического сектора инвестиций? Кроме того, Путин может подписать контракт с Китаем на невыгодных для России условиях, решив, что европейские рынки продолжат сокращаться по мере того, как Запад будет находить новые альтернативы российским поставкам?
В свою очередь, новые проволочки со сделкой могут означать, что Россия не собирается отказываться от европейских рынков, что Газпром считает проблемы на Украине лишь временными помехами, и что Москва не готова сбавлять цены на газ для Китая.
2. Пекин не слишком обрадовало решение России аннексировать Крым, однако он воздержался от громкой критики. Но самое важное - даст ли понять Си, что Китай намерен осуществлять свои амбициозные планы по строительству порта и транспортной инфраструктуры на полуострове в рамках своей Стратегии Шелкового пути и договоренностей, которые были заключены со свергнутым президентом Украины Виктором Януковичем? Планируют ли китайские компании продолжать эти попытки, и готова ли Москва к увеличению экономического присутствия китайцев в Крыму?
Китай также продолжает укреплять связи с украинским сельскохозяйственным сектором и наращивать импорт продовольствия с Украины. Бесспорно, Пекин захочет получить гарантии того, что действия России не будут угрожать его инвестициям на Украине, и что Украина по-прежнему сможет осуществлять поставки в Китай через российскую территорию.
3. И Китай, и Россия утверждали, что они хотят снизить использование доллара США и свою зависимость от него как средства обмена и расчетов. Китай с удовольствием платил бы России за сырье юанями, а Россия подумывает взимать плату за свой экспорт рублями. Впрочем, российские экономисты хорошо помнят эпоху холодной войны и недостатки советского переводного рубля, а также аналогичных механизмов оплаты в индийских рупиях. Валюты, которые могут использоваться только на определенных рынках и больше нигде, не слишком удобны. Разумеется, часть доходов от продажи энергоносителей в Китай будет возвращаться в Пекин в виде оплаты за товары и услуги, однако российские компании не смогут использовать свои средства для торговли с западными фирмами, которые, скорее всего, не захотят принимать юани. В свою очередь, Китай вряд ли захочет, чтобы у юаня был плавающий курс к рублю. На этом фоне смогут ли два президента договориться о долговременном механизме регулирования валютных курсов и о создании клирингового центра для расчетов, чтобы взаимно отойти от доллара?
4. Во время визита военно-морские флоты Китая и России будут проводить маневры в соответствии со сложившейся в последние десятилетия традицией совместных учений. Однако при этом Китай снизил закупки российских вооружений, а российская оборонная промышленность не хочет поставлять Китаю свои наиболее современные разработки, опасаясь китайской обратной инженерии (и дальнейшей конкуренции со стороны китайских фирм, готовых поставлять аналоги российского оружия по низким ценам). Изменится ли это после саммита? Станет ли Москва в связи с украинским кризисом иначе воспринимать угрозы? Возможно, связанные с Китаем долгосрочные вызовы отойдут для нее на второй план по сравнению со стратегической конкуренцией с Западом в Восточной Европе и в Западной Евразии? Возможно, Москва решит, что если она поможет Китаю противостоять технологическому превосходству США, это заставит Америку перенаправить внимание и ресурсы с Европы на Тихоокеанский бассейн? Кстати, перед Второй мировой войной СССР с помощью аналогичной стратегии пытался отвлечь Японию от Сибири. Ответы на эти вопросы отчасти станут ясны, когда мы увидим, будут ли заключены в ближайшие месяцы после саммита серьезные оружейные сделки или договоренности о совместных разработках.
Наконец,, последний вопрос: Путин отправился в Китай после громкой победы Нарендры Моди (Narendra Modi) на выборах в Индии. Моди может больше, чем его предшественник, симпатизировать путинским идеям о мировом порядке, и китайцев сейчас интересует, готово ли будет новое индийское правительство заключить с Пекином соглашение, которое ослабит стратегическое соперничество между Дели и Пекином и снизит вероятность превращения Индии в опору для «азиатского поворота США». Если Россия и Китай уверены, что они будут и дальше укреплять стратегическое партнерство, могут ли Си и Путин добиться от Моди сближения с их лагерем и отхода от Запада?
Перед отбытием в Шанхай Путин заявил: «Сейчас российско-китайское сотрудничество выходит на новый этап всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия. Не ошибусь, если скажу, что оно стало наилучшим за всю свою многовековую историю». Исход встречи Си и Путина покажет, достигнуты ли возможные пределы этого взаимодействия.
Николас Гвоздев – пишущий редактор National Interest, профессор Военно-морского колледжа США, специализирующийся на вопросах национальной безопасности. Изложенные в статье взгляды принадлежат исключительно автору.