Будь то Тегеран или западные столицы, везде политики утверждают, что эскалация напряженности привела к беспрецедентным подвижкам по вопросу иранской ядерной программы. На самом же деле мы обязаны всем мощной политической воле и стремлению найти компромисс для выхода из тупика. Они позволили иранцам сознать обеспокоенность мировых держав и в то же время помогли мировым державам понять ожидания иранцев. Залогом такого прогресса стало прямое общение.
Последний раунд переговоров в Вене между Ираном и группой 5+1 (пять постоянных членов Совета безопасности ООН и Германия) показал, что сторонам еще предстоит уладить ряд очень серьезных вопросов. Иранские и западные дипломаты довольно туманно обрисовали трудности встречи (они не стали вдаваться в детали, чтобы американские, иранские и израильские парламентарии не поставили под угрозу достигнутое). Как бы то ни было, они сохраняют оптимизм и рассчитывают составить полный вариант соглашения к 20 июля (установленный участниками крайний срок).
Хорошая новость в том, что стремление добиться урегулирования вопроса иранского атома наблюдается со всех сторон. Последние месяцы (особенно заметным это стало после избрания Хасана Рухани) Тегеран и Вашингтон вложили беспрецедентный политический капитал в совместную работу по урегулированию кризиса, который вредит интересам всех участников.
Президент Рухани получил огромный ресурс народного доверия (51,7% голосов в первом туре при явке в почти 73%) для борьбы с экономическим кризисом, от которого страдают почти 80 миллионов иранцев. Урегулирование ядерных споров стало приоритетной задачей его правительства, и для этого он разработал стратегию, которая до настоящего времени неизменно подтверждала свою эффективность.
Одним из его самых показательных решений стало назначение министром иностранных дел Джавада Зарифа. Этот человек с прекрасным образованием половину всей своей жизни провел в США и внес ощутимый вклад в успех переговоров (нужно отметить, что в правительстве Рухани больше министров с полученными в американских университетах докторскими степенями, чем в администрации Обамы!).
Общение теперь выстраивается совершенно иначе. Обе стороны продвигаются вперед семимильными шагами. Они напрямую разговаривают по-английски и, что самое главное, понимают друг друга, преодолевают разногласия. Глава американской делегации заместитель госсекретаря Венди Шерман как-то даже призналась, что во время разговора иногда забывает, что перед ней иранец.
То есть, ключевым моментом стало именно прямое общение, которого не было последние 35 лет (за исключением разве что ситуации после терактов 11 сентября, когда США и Иран начали сотрудничество по Афганистану, пока Джордж Буш не разорвал это прямое общение, назвав Тегеран частью «оси зла»). В политическом плане нужно отдать должное президентам Обаме и Рухани за то, что те пошли на политический риск и провели исторический телефонный разговор во время визита иранского лидера в Организацию объединенных наций.
Тем самым оба президента значительно подняли ставки. После этого телефонного разговора они напрямую взяли в свои руки процесс урегулирования. Успех или провал переговоров теперь станет и их личным. Выбора не осталось: результат останется в истории тесно связанным с их именами.
Разговор двух президентов сломал давнее табу. С тех пор общение с иранскими официальными лицами стало обычным делом, хотя еще годом ранее казалось чем-то совершенно немыслимым. Теперь дипломаты обсуждают вопросы по электронной почте и прочим каналам.
Во Франции о рукопожатии с Махмудом Ахмадинежадом не могло идти и речи. Избрание Рухани деполитизировало ситуацию и сделало возможным его двустороннюю встречу с Франсуа Олландом. Теперь ситуация изменилась, а французские (и не только) предприятия и парламентарии регулярно устраивают поездки в Иран, чтобы завоевать позиции на местном рынке, который может ждать бум в случае снятия санкций (которые пока что препятствуют проведению подавляющего большинства финансовых операций).
Риторика каждого лагеря направлена главным образом на удовлетворение внутренних политических потребностей различных партий и оправдание предпринятых за последние годы действий. Европейцы и американцы всячески дают понять, что за стол переговоров иранцев привели парализующие санкции и угрозы применения военной силы. Кроме того, многие утверждают, что санкции стали залогом избрания Рухани. Но это иллюзия, которая совершенно не принимает во внимание реальную иранскую динамику. Дело в том, что отказ от уступок по ядерной программе — это популярная политика среди иранцев, которые зачастую ощущают себя жертвами двойных стандартов.
«Тот факт, что прагматически настроенные группы внутри иранского правительства неоднократно делали Западу более привлекательные предложения по ядерной программе (до принятых Обамой парализующих санкций), полностью перечеркивает утверждения о важности санкций для достижения договоренности», — уверен Трита Парси, председатель Национального совета ирано-американцев и автор двух книг по переговорам о ядерной программе.
Иранцы (главным образом, сторонники жесткой линии, которым была бы лишь на руку неудача умеренного правительства Рухани) в свою очередь заявляют, что 19 000 центрифуг и накопленные запасы обогащенного урана заставили американцев прогнуться, и что «экономика сопротивления» стала результатом нынешнего компромисса.
На самом же деле такая игра в перетягивание каната стала неприемлемой для обеих сторон, потому что если бы тот порвался, единственным вариантом стала бы военная конфронтация, которой все справедливо опасаются из-за ее потенциально катастрофических последствий. Последние месяцы наглядно свидетельствуют о том, что умеренность, примирение и прямые обязательства оказались эффективнее десяти лет угроз и противостояния.
Милад Джокар, аналитик, эксперт по Ирану и Ближнему Востоку.