В контексте противостояния России и Европейского союза одним из ключевых моментов является именно энергия. И хотя европейская энергетика зависит от России, у США есть более мощное оружие – диверсификация.
Согласно статистике, Европа оказалась буквально прижатой к стенке: несмотря на уменьшение внутреннего спроса, Еврокомиссия прогнозирует, что ее импорт в ближайшие 40 лет существенно не изменится в связи с нехваткой ресурсов в государствах-членах ЕС.
Другими словами, увеличение объемов производства возобновляемой энергии – которое должно покрыть почти 50% энергетических потребностей Европы к 2050 году – едва может компенсировать спад в добыче ресурсов в Евросоюзе. Ситуация складывается в пользу России, которая занимает ведущие позиции: из Москвы прибывает около трети (35%) всей сырой нефти, импортируемой в Европу, в целом Старому свету приходится импортировать приблизительно 85% своих потребностей в черном золоте.
Однако, если посмотреть внимательно, можно заметить, что в действительности сложившееся положение для Европы лучше, чем кажется. Многие аналитики, в числе которых члены брюссельского Центра Европейских политических исследований (The Centre for European Policy Studies, CEPS), пришли к единому мнению о том, что Россия больше зависит от 17 миллиардов евро, которые получает от экспорта газа в Европу, чем Евросоюз – от этих самых поставок. У Кремля даже в проектах нет других клиентов на газ, который он сегодня поставляет в Европу, поскольку для того, чтобы попасть на азиатский и ближневосточный рынки, нужно сначала построить необходимую инфраструктуру. И действительно, в основе соглашения на 30 лет между Китаем и Россией о поставках газа лежит создание газопровода «Сила Сибири», по которому в Пекин будет прибывать до 38 миллиардов кубометров газа. Однако он будет готов не раньше 2019 года.
Брюссель, в свою очередь, общается с поставщиками, которые могли бы заменить российское сырье. Это не первый случай, когда необходимо срочно заменить поставщика энергии: на ливийскую нефть приходилось около 10% всего европейского импорта в 2010 году, однако этот показатель оказался практически равен нулю уже в первом триместре после гражданской войны.
Ключ к пониманию способности ЕС оказывать влияние на Москву заключается в геополитике ее энергетического импорта. Приняв во внимание необходимость развития инфраструктуры, потенциал отдельных поставщиков, их политическую стабильность и соперничество с другими странами, которым не хватает собственных энергетических ресурсов, можно рассчитать, насколько Европе нужна (или не нужна) Россия, ее газ и нефть.
Катар (первый в мире экспортер сжиженного газа) и Саудовская Аравия (владеющая пятой частью общемировых нефтяных запасов) являются главными соперниками России. ЕС с этими двумя странами связывают не только долгие и относительно надежные политические отношения. Евросоюз также импортировал оттуда 7% всего газа и нефти, которые использовал в последние несколько лет. К тому же, контракты, которые эти государства заключают, – это так называемые спот-сделки, краткосрочные и не предусматривающие индексацию цены на нефть, которую «Газпром» усиленно защищает. Увеличение импорта из стран Персидского залива могло бы оказать определенное давление на российскую нефтегазовую компанию и подтолкнуть ее к понижению цен, как это уже произошло в Греции. Главный для Европы риск в этом регионе – это возможность вступления в соперничество с азиатским рынком, который уже в течение нескольких лет пытается создать – хоть и с ограниченным успехом – «энергетическую автостраду» между Китаем и Саудовской Аравией.
Иран также мог бы довольно сильно повлиять на сложившуюся картину европейского энергетического импорта. Использование его запасов (четвертых в мире по нефти и вторых по природному газу) сильно сократилось после введения Европой и Америкой санкций в связи с ядерной программой этой страны. Это вопрос, который, по-видимому, еще долго будет оставаться неразрешенным. Однако он не помешал бывшему президенту итальянской компании Eni Паоло Скарони (Paolo Scaroni) продолжить в прошлом декабре диалог с Тегераном об использовании некоторых ресурсов – в том числе, расположенных в Южном Парсе, крупнейшем в мире нефтегазовом месторождении, и в Каспийском море.
Каспийское море – это ключевой регион для европейской энергетики, однако и здесь не обошлось без проблем. Несмотря на то, что запасы ресурсов здесь составляют 60% от российских, прямых поставок в Европу отсюда нет. Казахская нефть, а также газ из Туркмении (газовые ресурсы которого равны трети запасов российского газа, хотя территория этого государства в 50 раз меньше России) могли бы с легкостью заменить поставки из Москвы. Однако все не так просто в связи с большим внутренним потреблением за счет высокой энергетической неэффективности, нехваткой инфраструктуры и суровой конкуренцией Азии и России, последняя из которых является господствующей в регионе державой с момента падения СССР. Евросоюз сейчас делает ставку на создание Трансадриатического газопровода для того, чтобы обеспечить поставки с Каспия, но то же самое делает и Пекин, только при помощи газопровода «Туркмения-Китай». Однако тут есть небольшая разница: первые две трубы китайского газопровода функционируют с 2009 года, в то время как Трансадриатический газопровод все еще строится.
Последним крупным стратегическим регионом для энергетики Европы среди ее соседей является Северная Африка. В частности, Алжир входит в первую десятку стран, обладающих внушительными ресурсами природного газа. Ко всему прочему, он уже давно сотрудничает с Европой. Помимо экспорта 85% добытой нефти и постройки третьего газопровода в сторону Европы, Алжир в 2013 году подписал соглашение о дальнейшем энергетическом сотрудничестве с ЕС.
Главная проблема этого региона – безопасность: теракт в 2013 году в городе Ин-Аменас поставил под угрозу разработку алжирских ресурсов такими компаниями, как BP и Eni. По той же причине, хоть и в несколько иной мере Египет, Ливия и Ирак также обладают нереализованным потенциалом. Сложившееся положение дел на Синайском полуострове и нестабильность послевоенного периода, которая пока не собирается сходить на нет, ограничивают развитие энергетики этих стран. Ирак, обладающий десятой частью мировых запасов нефти и находящийся на 11-м месте про ресурсам газа, переживает кризис, которому нет равных со времен Второй войны в Персидском заливе. Во многом его производство, которое, как ни парадоксально, уменьшилось в течение всего периода укрепления позиций ИГИЛ, было всегда ограничено в связи с нехваткой средств для транспортировки газа (поэтому его сжигают) и нефти. Сирию также отличает непростая политическая ситуация, мешающая восстановлению нефтепровода Киркук-Банияс, который до 2003 года доставлял иранскую нефть в Средиземноморье. Ливия, третий экспортер сжиженного газа в мире, после гражданской войны в 2011 году стала менее активна в этом направлении. Производство нефти и газа, в которых очень нуждается Италия, переживает взлеты и падения, и нынешняя взрывоопасная ситуация вполне может в очередной раз перемешать все карты.
Конечно, Европа могла бы принять в расчет не только своих соседей, но в этом случае ей придется считаться и с экологическим фактором. Возьмем, к примеру, Нигерию, самого крупного экспортера нефти в Африке и четвертого экспортера сжиженного газа в мире. На нее приходится 6% поставок углеводородов в Европу. Развитие нефтяного сектора, о котором недавно объявило государство, несет с собой одну из самых масштабных природных катастроф в истории: речь идет о разлитой нефти в дельте реки Нигер. Дело еще больше отягощается эндемической коррупцией. Если ко всему этому мы добавим «энергетическую бедность» большей части населения, частые саботажи и нехватку технической поддержки оборудования, конечно, у нас не получится радужная картина, подходящая для европейских инвестиций.
Пока неясно, какое конкретно влияние сланцевая революция в США оказывает на Европу. Импорт сжиженного газа требует больших вложений в инфраструктуру как со стороны импортера, так и со стороны экспортера, вложений, которые никак не возместит бум в производстве природного газа. Этот самый газ можно отправить куда угодно во многом в связи с расширением Панамского канала. При наименее вероятном сценарии, при котором Европе удастся обложить налогом сланцевый газ из-за рисков, которые он представляет для окружающей среды, возможный импорт из США окажется еще более ограниченным.
Газ, полученный в результате гидравлического разрыва пласта – то есть тот самый сланцевый газ – с недавних пор находится в центре обсуждения энергетики в ЕС. Рассматривают его воздействие на окружающую среду, а также возможность обеспечения с его помощью энергетической независимости Европы. Ситуация не очень понятна. С одной стороны, Еврокомиссия сочла сланцевый газ опасным и малопригодным для европейского использования: несмотря на его внушительные запасы, при его употреблении уровень энергетической зависимости Европы снизился бы в самом лучшем случае всего на 20%. Высокая плотность населения, ограниченные ресурсы, малый опыт в области их добычи сильно бы ослабили Европу по сравнению с Соединенными Штатами, которые вызвались стать экспортерами газа в ближайшие годы. С другой стороны, ситуация на Украине привела к очередной дискуссии об использовании сланцевого газа; эту возможность активно поддерживают некоторые страны-члены ЕС (например, Польша). Развитие этого ресурса будет зависеть от европейской экологической политики в ближайшие годы.
«Зеленый» аспект оказался в самом центре переговоров с Норвегией, наиболее надежным и близким к Евросоюзу поставщиком. Она занимает второе место после России по экспорту нефти и газа 28-ми членам ЕС, а также четвертое место по производству газа. Развитие энергетического сектора Норвегии зависит от целей, намеченных Брюсселем и касающихся климата и окружающей среды, поэтому неслучайно вышло так, что именно во время определения основных пунктов Пакета мер в области климата и энергетики ЕС-2030 норвежские энергетические компании начали оказывать сильное воздействие на Комиссию. Более гибкое европейское законодательство и более сплоченный единый рынок энергии (в который уже входит Норвегия) могли бы стимулировать разработки в Арктике и бурение скважин в Баренцевом море. Это как раз те факторы, которые Европе нужно иметь в виду, учитывая возросшее соперничество между Норвегией и Россией.
В общем, картина энергетического импорта Европы крайне сложна. Освободиться от зависимости от России и – в более широком смысле – получать надежные поставки сырья от разных экспортеров для Европы возможно, но для этого придется принять во внимание огромное количество разнообразных вопросов: торговую конкуренцию с Китаем и Азией, горячие темы международной политики (типа ядерной программы Ирана), будущие пути европейской экологической и климатической политики. Если бы Европейский климатический и энергетический пакет склонялся к использованию горючих веществ (к примеру, угля), Европа могла бы продолжать сотрудничать с проверенными поставщиками: Австралией, США, Южной Африкой и Колумбией, благодаря которым получает более 60% своего твердого топлива.
ЕС следует, наконец, понять, что его энергетическая политика не должна быть направлена на достижение каких-либо третьих целей или прогибаться под желания отдельных государств-членов. Уверенная и четко определенная энергетическая политика поместила бы Европу в выигрышное положение еще до того, как разразился украинский кризис, и помогла бы, если бы конфликты в Ираке и Ливии переросли в нечто крайне опасное. Если даже далекая от фанатизма по отношению к ЕС Великобритания настаивает на более сильной энергетической политике Европы, совершенно ясно, что вопрос надежного обеспечения необходимыми ресурсами должен стоять во главе любой дипломатии.
В октябре мы узнаем, насколько эффективна европейская политика. И Италии, являющейся в данный момент страной-председателем Совета Европейского союза, придется многое объяснить.