Перо против пули

Мы часто говорим — мы, работающие пером (или пикселями), что перо (или пиксели) сильнее меча. Потом кто-то приносит меч (или автомат Калашникова), чтобы проверить, так ли это, и тогда мы уже не очень-то уверены в своих словах.

Французский художник-карикатурист Стефан (Шарб) Шарбонье (Stéphane (Charb) Charbonnier) любил говорить, что когда исламские террористы постоянно угрожали ему джихадом, пытаясь заставить замолчать, он отвечал, что лучше умрет, чем будет жить на коленях или как крыса. И продолжал рисовать и публиковать свои резкие, непристойные, провокационные и богохульные карикатуры на бандитов-исламистов. И вот теперь он мертв — он и девять его коллег из сатирического журнала Charlie Hebdo, который он издавал в Париже. Их убили вооруженные бандиты в масках, ворвавшиеся в редакцию средь бела дня с криками «Аллах акбар!». Застрелив еще двоих полицейских, они скрылись, крича «Мы отомстили за пророка Мохаммеда».

Трудно представить, каким образом журналисты Charlie Hebdo пошутили бы над собственным убийством. Но можете быть уверены — они бы не испугались угрозы, и уж точно отреагировали бы вразрез с общепринятыми правилами приличия, если, конечно, не считать приличным никогда не сдаваться диктату религиозных фанатиков, ради власти убивающих клоунов.

Казалось бы, не нужно особой смелости и решительности, чтобы рисовать несерьезные каракули, высмеивая тех, кто, по твоему разумению, издевается над святыней. Но эти погибшие французские карикатуристы были намного смелее большинства из нас, борясь с опасными и непримиримыми противниками нашей цивилизации, имея в своем арсенале лишь огромный талант и умение едко насмехаться. В любой момент мы были готовы осуждать их вроде бы грубые шутки вместо того, чтобы смеяться над тем, как они шутят над непристойностью. А убийцы с чудовищной категоричностью подтвердили, что художники были правы: это был неизбежный, жизненно необходимый вызов во имя свободы. Они знали, что без этого мы — человечество — ущербны.

Вчера вечером тысячи жителей Франции вышли на улицы своих городов, чтобы выразить солидарность с жертвами теракта в редакции Charlie Hebdo. У многих в руках были плакаты, не которых было написано «Я — Charlie». Это траурный слоган, появившийся в твиттере в память о погибших, где хэштег #JesuisCharlie легко читается как «Jesus, Charlie!» («О боже, Чарли!»). Вид этих многотысячных толп разгневанных, но не сломленных скорбящих людей, заполнивших улицы и площади, вселяет надежду. Но дело в том, что, плохо ли это, хорошо ли, никого из нас, большинство из нас — даже в самых свободных странах Запада — нельзя назвать Charlie.

Это хорошо, поскольку многие из нас часто могут наслаждаться чувством относительной безопасности, воспринимая это право на безопасность как должное. Но это плохо, потому что, считая такое право само собой разумеющимся, мы слишком часто готовы обменять его на еще большую уверенность в безопасности. Другими словами, мы не Charlie, потому что мы не особенно готовы рисковать ради того, что, по нашим словам, для нас очень важно. А еще мы не Charlie, потому что большинство из нас относительно безобидны. А Charlie, подобно многим поборникам свободы и борцам за свободу слова [речь не только о Ленни Брюсе (Lenny Bruce — американский сатирик, — прим. перев.) и журнале «Mad» (американский сатирический журнал, — прим. перев.), но еще и о Ганди, и Мартине Лютере Кинге], всегда готов дать отпор и ответить оскорблением на оскорбление.

Жорж Волински (Georges Wolinski), один из застреленных карикатуристов Charlie Hebdo, когда-то говорил: «Юмор это кратчайший путь от одного человека к другому». Только вот пуля быстрее. После его гибели его дочь сказала: «Это папа погиб, а не Волински». И она вполне права, считая, что его труд — его голос и его рисунки, все, что он создавал пером — бессмертен. Хотя причина, по которой некоторые люди с автоматами предпочитают убивать тех, у кого в руке перо, всегда одна и та же — так надежнее. Террор действует безотказно. Спросите хотя бы кого-нибудь из тех, кто пытался сшибить денег на премьере «The Interview»(американский комедийный боевик, — прим. перев.).

Автомат посильнее пера. Дело в том, что сила пера зависит от мощи автомата. В Америке, где свобода слова ощутима, как ни в какой другой стране мира, и обеспечена самой мощной защитой, эта свобода была достигнута благодаря людям, которые с пером в руках создали конституцию. И эта конституция убеждает тех, кто с оружием призван ее защищать и отстаивать, в том, что такой порядок отвечает всеобщим интересам. Это блистательное соглашение, но вряд ли оно будет действовать вечно. За все это время оно оказалось на удивление прочным, но его необходимо постоянно защищать — об этом нам напомнил запоздалый траурный слоган «Я — Ахмед», появившийся после того, как был убит полицейский-мусульманин Ахмед Мерабе (Ahmed Merabet), защищавший право журнала Charlie Hebdo высмеивать его религию. Поэтому вполне возможно, когда-нибудь, в конце концов, перо действительно одолеет кровавые убийства. Но пока мы день за днем живем этой повседневной жизнью, и после вчерашних жутких событий поводов для оптимизма пока нет. После случившегося мы уже не так уверены, внимая звону колоколов собора Парижской богоматери по убитым клоунам. И все же последняя шутка — за ними.