Наступил новый год, но проблемы, разумеется, остались. Для беженцев ничего не изменилось в плане возвращения в свои дома, но надежда все же остается и не покидает нас. Надо ли более активно выстраивать и углублять отношения с нашими, теперь уже бывшими соседями, живущими по ту сторону реки Ингури или забыть, и построить высокую и длиннющую стену ненависти и непонимания?
Портал Грузия Online записал интервью по этим вопросам с Мариной Герлиани, беженкой из Абхазии, руководительницей районной неправительственной организации «Танадгома (Содействие)». Организация помогает беженцам, решить разные социальные проблемы, разрабатывает проекты, один из которых нацелен на выделение льгот для лечения беженцев и планирует ознакомить государственные структуры с их видением по данному вопросу.
«Грузия online»: Как вы обустроились в Тбилиси?
Марина Герлиани: Тяжело вспоминать те трагические дни. Вместе с раненым мужем и маленькой дочкой мы приехала в Тбилиси. Беженцев, а нас было много, собрали на Вокзальной площади и перераспределили в Коджори, где живем и сегодня. Мы согласны были на любые условия, лишь бы не слышать бомбардировок. Единственное, чего не жалею, это то, что все мы, моя семья, соседи, встали на защиту нашей государственности, поэтому нам пришлось покинуть наши дома. Как бы странно не звучало, я сразу же начала работать в мэрии. По образованию я врач, училась в России, медицинском институте, но когда покидали Сухуми, я не успела забрать с собой документы, а без диплома работать врачом было нереально. Решила поступить в ТГУ, на факультет экономики. Со дня приезда в Тбилиси, я постоянно работала, ни дня не пропустила и всего добилась сама, без протекции <….> С отличием окончила ВУЗ по профилю государственного служащего, но после выборов 2012 года осталась без работы, хотя в Грузии не так уж много дипломированных и профессиональных госслужащих. В Тбилиси у меня родились два сына, сегодня один программист, второй, младший — выпускник, а старшая дочь — журналист.
— Вы и сегодня поддерживаете связь с абхазами, помогаете им…
— Отношения с абхазами у меня давнишние и постоянные, они часто приезжают на лечение. Некоторые хотели переехать на постоянное жительство, например, одна семья связалась со мной и попросила помочь им — муж, жена и шестеро детей. Тогда я работала в муниципалитете старшим специалистом. Я их не знала, но мы все помогли, государство выделило квартиру, детей устроили в школу. Сегодня они уже большие, старшие получили профессиональное образование, младшие ходят в школу, очень хорошие дети. Все у них прекрасно сложилось.
Но большинство приезжает лечиться, у меня в доме жили около 40 абхазов, они нуждались в медицинской помощи. Часто, приезжая в Тбилиси, у них возникали проблемы с жильем, из-за финансовых проблем они не могли платить за гостиницу, поэтому я приглашала к себе домой. После лечения уезжали и, как обычно бывает в таких случаях, от них узнавали соседи, знакомые и звонили с аналогичной просьбой. Я подключала всех своих знакомых, медиков, Министерство здравоохранения Абхазии в изгнании. Никто не отказывал в помощи.
— С каким диагнозом, в основном, они приезжают?
— На первом месте гепатит С, очень распространен не только среди мужчин, но и среди женщин. Много случаев с онкологическими заболеваниями, среди детей — инфекционные отравления разной этиологии. Там очень неблагоприятная экологическая ситуация, загрязненный воздух. Да, не работают ни фабрики, ни заводы, но ситуация тяжелая, все еще много оружия, везде российские военные базы.
— Что они говорят в личной беседе?
У меня гостили муж и жена, абхазы, муж сказал, что они непременно переехали бы, если было бы где жить. Как я уже отметила, вместе со взрослыми, привозят маленьких детей, подростков. Четыре года назад у нас жили мать с сыном-десятиклассником. Он записал видео обращение к своим, где говорил, что, братья-абхазы, здесь совсем неплохо, не так, как мы думали, очень нормальная ситуация. Мать настолько была довольна вниманием, что решила приехать еще раз, родила здесь второго ребенка и вернулась домой. Надо сказать, что до 2012 года им оказывали больше внимания, чем сегодня, больше приезжали и обслуживание намного лучше было. Сегодня они должны оплатить диагностику, лекарства, операция и постоперационное лечение бесплатное.
— Но когда они приезжают к себе домой, очень редко или почти никогда открыто, вслух не выражают свою благодарность к врачам, которые спасли их. Ненависть ко всему грузинскому остается, более того, они говорят, что грузины им обязаны и поэтому их должны лечить бесплатно. Должно ли наше правительство продолжать эту политику?
— Расскажу, как все началось. У меня в «Скайпе» постоянно появлялся какой-то Дима, но я не отвечала, не знала никого с таким именем, но муж сказал мне, ответь, может нуждается в помощи и под чужим именем зарегистрирован в «Скайпе». Вот тогда мать того мальчика, это было где-то в 2009, которому было очень плохо, связалась со мной и умоляла помочь. Она сообщила, что у нас, в Тбилиси, работает программа по оказанию медицинской помощи жителям оккупированных территорий. Я тогда ничего об этом не знала, но пообещала уточнить.
Я все разузнала, позвонила ей и сказала, что могут приехать, я также связалась с Зугдиди и попросила сотрудника группы катастроф, чтобы они встретили мать и ее 16-летнего сына, который был в тяжелом состоянии и без памяти. Их вовремя доставили в больницу и спасли жизнь мальчику. Когда она мне написала, что сын умирает и просила помочь, я, разумеется, без колебания ответила на ее просьбу. После этого со мной начали связываться и другие. Как я убедилась, с обеих сторон есть дефицит достоверной информации, мы плохо знаем, что там происходит, как живут, аналогично и у них. Когда они приехали в Тбилиси, мать спросила меня: если мой сын выживет, можно ночью пойду в Сиони, хочу свечку зажечь?— Да, конечно, какая проблема, но зачем ночью, можно в любое время — ответила я. — Не знаю, не убьют?
Днем мы вместе пошли в Сиони и она сама убедилась, что никакой опасности нет. Когда вышли из церкви, она позвонила директору школы и сказала, что была в Сиони и свободно, без проблем, ходит по городу. Так совпало, что в те дни, когда они жили у меня, в Коджори приехал наш Патриарх Илия II, я повела их к нему и он благословил мальчика. Ему очень здесь нравилось, он говорил маме, что здесь больше свободы, чем там, у них, и был удивлен, когда мои дети свободно поехали в европейские страны, они тогда ходили на танцы. Он хотел остаться, учиться здесь и сказал маме, что хочет взять грузинский паспорт. Они очень довольные вернулись домой.
Не могу согласиться с тем, что абхазская молодежь агрессивна и полна ненависти к грузинам. Думаю, преувеличено, не все такие. С другой стороны, мы, грузины — христиане, и должны любить всех. Разумеется, и там есть такие, которые против нашего возвращения, но ведь и среди нас есть такие же непримиримые. Я лично слышала от людей среднего и старшего возраста, что вот, если Миша был бы у нас, каким красивым стал бы Сухуми, отстроил бы не хуже Батуми. В Абхазии много проблем, слабое здравоохранение, мало квалифицированных врачей, нет лабораторий, и уровень образования низкий, наркозависимость высокая и т.д. Но проблемы есть и у нас, где их нет? У того парня, о котором просила мать, никакой неизлечимой болезни не обнаружили, у него было высокое давление, отчего и потерял сознание. Когда мать отсюда позвонила врачу в Сухуми и сказала ей об этом, она ответила, что не думала, что причина в высоком давлении. А ведь мальчик чуть не погиб.
Вся проблема в том, что им лень оставлять грузинские дома — вот что главное! Почти у всех есть страх, что в случае возвращения грузин, им придется покинуть занятые ими чужие дома и квартиры. Другой веской причины нет — общаясь с ними, я пришла к такому выводу.
— Они сами сказали?
— Да, прямо так и сказали, почти все этого опасаются. Правда, у некоторых дом был сожжен или разрушен после бомбардировок, но в основном, многие оставили свои дома в селах и заняли дома грузин в городах. Сегодня они категорически против, покинуть чужие дома. Многие спрашивали, а будет ли им, абхазам, помогать грузинская власть, когда мы, грузины вернемся. Я уверена, что проблему можно решить, если грузинская власть приложит максимум усилий, постарается найти точки соприкосновения, общий язык с нашими гражданами, проживающими в Абхазии.
Те кто приезжали, навещали своих знакомых, несколько раз попросили повести на кладбище, чтобы выразить свое соболезнование. Недавно к нам приехали супруги абхазы, у жены был неправильный диагноз, ей сказали что у нее герпес. Я повела ее сперва в клинику. Рассказала, что женщина приехала на лечение из Абхазии. Врач внимательно осмотрел и сказал, что у нее инфаркт и положил в свою клинику. Оказалось, что она перенесла тяжелую травму, у нее погибла сестра, врач, сгорела в машине скорой помощи. Тогда она получила первый инфаркт, а недавно и второй, но не знала и перенесла на ногах. Врач в Сухуми выписал ей лекарства, которые не лечили инфаркт, а усугубляли положение больной, так как диагноз был ошибочный.
Еще одна женщина-врач приехала лечиться. Ее сын, он воевал против нас и сегодня у него высокое воинское звание, позвонил мне и сказал: у меня нет никого роднее вас, вы спасли мою маму. Ни за что и никогда не буду воевать против вас! Вспоминать можно много, еще один случай: молодой парень, где-то около 30 лет, когда началась война, он был маленьким, в беседе с нами сказал — те, кто уничтожали мирных жителей, с какой бы стороны они не были, все преступники и негодяи. Исходя из своих убеждений, он не поддерживал никакую политическую партию или движение. Кстати, он записал грузинскую песню «Магнолия» в свой мобильник как звонок и так ходил по Сухуми. Я стараюсь помочь всем и со всеми поддерживаю связь. «Вы столько добра нам, абхазам сделали, что мы готовы выбрать вас нашим президентом» — так некоторые шутили. Мы много смеялись.
— Что говорят о России?
— Что Россия их погубила и старшее поколение не скрывает этого. Абсолютно все говорят, что они «клюнули». И они правы — везде, во всех сферах Абхазии очень сильное российское влияние, без разрешения России они ничего не могут сделать. Где-то год назад там случился конфликт, мне рассказал сам непосредственный участник, не последний человек в городе. Чтобы представить какого уровня было противостояние, скажу, что вмешался лично министр МВД т.н. абхазской республики. Во время выяснения отношений между русскими и абхазами русский нацелил пистолет на моего знакомого абхаза, на что абхазы ему сказали, что он здесь гость и пусть ведет себя нормально. Русский разозлился и ответил, что сами они гости. Их разняли, а на второй день ему позвонил министр и попросил зайти к нему. Когда тот пришел, министр строго с него спросил об инциденте и как он осмелился, сказать русскому, что он гость: «Они здесь хозяева, а мы гости!» — резко сказал министр моему знакомому.
Я знакома и со многими оппозиционерами. Их очень беспокоит ситуация в Абхазии, они видят, что не развиваются, идут назад, в школах не преподают на абхазском языке, разве только до четвертого класса, а в остальных классах все на русском. Как раньше, так и сегодня у них нет учебников на абхазском языке для старших классов. Уровень учебы низкий. Русские закрыли все КПП и запрещают им переходить в нашу сторону. Один абхазец кричал, что его не интересует ничего, у него ребенок в тяжелом состоянии и везет на лечение. Между прочим, когда меняли купол Илорской церкви Св. Георгия, многие местные были против, но ничего не смогли поделать. Многие протестуют и не принимают участия в выборах.
— Как вы думаете, нужна народная дипломатия, встречи, переговоры — есть смысл?
— Конечно! Вот еще один случай — у меня дома были муж и жена, тоже абхазы и в те дни ко мне пришли мои двоюродные братья, военные, беженцы. В разговоре, когда спросили друг друга, кто из какой деревни, совершенно случайно выяснилось, что они родственники, т.е. мы все оказались родственниками. «Я пришла к вам как враг, а уезжаю, как родственница» сказала она нам, прощаясь. Мы обязательно должны помириться, среди нас много смешанных браков, как этот пример — спустя 25 лет люди случайно повстречались и узнали, что родственники. Многие уверены, что возвращение будет, но не знают когда, через сколько лет, хотя в глубине души в этом уверены. Надо поддерживать отношения. Я знаю несколько абхазов, которых расстреляли, потому что после войны они перевозили оставшихся грузин через реку Ингури. Одного из них расстреляли в 1993 году, когда на грузовике перевозил грузинские семьи, а его мать покончила собой, узнав, что сына расстреляли. Достоверная и официально известная информация. Знаю одну грузинку, которая во время послевоенных зачисток, когда искали оставшихся грузин, а это означало, что если найдут, то расстреляют, отдала на усыновление своих детей в разные абхазские семьи, чтобы они не смогли разговаривать друг с другом на грузинском языке и этим выдать себя. Так она спасла им жизнь. Потом она нашла их. Очень трагично…
Вы, наверное, обратили внимание, что я не называю имен и фамилий всех тех, кто приехал к нам на лечение, не хочу, чтобы дома у них были неприятности. Прошло 25 лет после начала войны, но между нами все еще много боли и недоверия. Война стала трагедией для всех нас, с обоих сторон есть матеря и вдовы, у которых погибли сыновья, мужья, близкие родственники, поэтому, я всегда стараюсь помочь нам всем.