Гражданская война в Сирии была близка к тому, чтобы спровоцировать прямые столкновения между США и Россией. Несмотря на актуальный запрос понять цели обеих сторон, вряд ли кто принимает во внимание общую цель России на Ближнем Востоке. Сирия может стать, по словам Збигнева Бжезинского, своеобразными Евразийскими Балканами, но это не единственный аспект или фокус российской политики на Ближнем Востоке.
Мы должны в срочном порядке понять природу целей России. Без этого понимания США не смогут сформировать последовательную стратегию и осуществлять дальнейшие мероприятия на Ближнем Востоке.
На своей территории Россия придерживается принципа постоянно быть на страже и представлять собой большую и мощную глобальную силу в противостоянии попыткам Запада подорвать уклад других государств. Внутренняя поддержка президента Владимира Путина как наркотик заключается в постоянной подпитке идеи о том, что Россия остается великой силой, которая постоянно находится в блокаде, а Путин, как Святой Георгий, настойчиво борется с различными драконами. Американскую политику Москва расценивает как продвижение революции, которую Вашингтон в свою очередь считает продвижением демократии.
Такая позиция характерна для внешней политики России в целом. Кремль верит, что если Россия не будет играть роль великой силы в таких важнейших регионах, как Ближний Восток, то она ничего не стоит. Тогда она — некое средневековое объединение удельных княжеств Московии — объект, а не субъект мировой политики.
Именно от этого отталкивается внешний политический курс России. Самое важное, чего хочет Россия, — это действовать или создавать впечатление деятельности, равнозначной США. То есть играть не менее важную роль в управлении программами безопасности на Ближнем Востоке. Иными словами, цель — заставить США вести себя с Россией как с равной, большой и глобальной силой. И это в понимании Москвы предусматривает также сотрудничество с США в сфере ведения войны против терроризма.
И здесь ключевая цель России — сформировать антиамериканский блок. Не случайно, что нынешний круг русских друзей — Иран, Ирак и Сирия — напоминает лагерь противников загородной резиденции президента США Кэмп-Дэвид 70-х годов, или же в значительной степени шиитский или ренегатский блок суннитов.
В то же время в силу определенных причин важны и отношения России с Саудовской Аравией и ОАЭ. Москва должна работать с этими государствами для обеспечения более высоких цен на энергоносители. Это жизненно необходимо ввиду ключевой роли углеводородов в общей экономической жизни и программах России.
Другая причина кооперации с арабскими государствами Персидского залива — предупредить конфликт между своим партнером Ираном и этими суннитскими государствами, а заодно и Израилем. Любой из этих конфликтов вернет США величие и даст Вашингтону возможность, которую там настойчиво искали с 2013 года — разработать и реализовать стратегию для Ближнего Востока, и в дальнейшем приведет к изоляции России. Исходя из этих же соображений, Россия также пытается подружиться как с Израилем, так и с его врагами — террористическими группировками — ХАМАС и «Хезболла», действующими при поддержке Ирана.
Еще одна причина, по которой Россия поддерживает связь с государствами этого региона, лежит в торгово-экономической плоскости. Таким образом Москва надеется получить финансирование и инвестиции, которые помогут ей обойти санкции Запада. Для этого же и высокие цены на энергоносители, которые имеют целью поддерживать экономическое здоровье России. Экспорт энергетических ресурсов также позволяет ей сохранить экономические рычаги влияния на Европу.
Турция всегда служила для Путина указателем на Ближнем Востоке. В течение долгих лет Путин стремился реставрировать российско-турецкие отношения, преследуя откровенное намерение ограничить участие Турции в НАТО — или же и вовсе уговорить ее оттуда выйти. Путин выстроил мощную систему экономического влияния на Турцию путем экспорта энергоресурсов, а с недавнего времени и поставок оружия. Несмотря на напряжение 2015 — 2016 годов, возникшее из-за того, что Турция сбила российский военный самолет на границе с Сирией, Путин смог наладить тесные личные взаимоотношения с президентом Эрдоганом. Путин поддерживает неприкрытые попытки турецкого лидера установить в стране систему, подобную путинской.
Турция является ярким примером масштабной внешнеполитической стратегии Кремля. Как-никак, а договоренности по поставкам энергии и оружия коррелируют с соглашениями, дающими России доступ к портам, морским и воздушным силам, которые часто превращаются в российские базы. Кроме Тартуса в Сирии, сейчас Москва ищет аналогичные базы в Египте, Ливии, Судане, Йемене, и, вероятно, имеет доступ к воздушной базе Хамедан в Иране.
С обеих сторон усиления власти на Ближнем Востоке эти базы также позволяют Москве реализовать свои исторические стремления — установить военную власть в Средиземноморье, а заодно отрезать доступ НАТО в Черное море и ограничить возможности Альянса разворачивать операции на Ближнем Востоке, или против России — на Средиземноморье и Балканах. Наращивание российских сил на территории Средиземноморского бассейна и на Ближнем Востоке — это неизбежное следствие аннексии Крыма в 2014 году.
Дипломатия, информация, экспорт оружия, энергетические соглашения, прямое вмешательство и непрерывная эксплуатация малейшего этнического или религиозного раскола, который случается на Ближнем Востоке — все эти инструменты в широком геополитическом смысле служат для консолидации населения внутри России. Потому что чем мощнее страна позиционирует себя как крупная международная сила, тем крепче становятся позиции Путина дома. Это является частью большой международной стратегии Кремля, которая состоит в том, чтобы создавать или использовать региональные кризисы, где только возможно. Таким образом Россия получит все предпосылки для превращения в глобальную державу, которая впоследствии и станет на уровне решать все эти сложные вопросы.
По сути Москва ищет способ использовать имеющиеся кризисы для создания региональной биполярности против Запада на Ближнем Востоке, а также в таких странах, как Латинская Америка и Афганистан. Это заставит США и их союзников признать самопровозглашенную ценность Москвы и зацементировать систему мировой многополярности (с Китаем и Штатами), что и подарит России статус глобальной силы, к голосу которой должны прислушиваться. И в редких случаях, если таковые вообще имеются, Москва стремится к ответственности за продолжительность своего статуса-кво. Скорее всего, как более 20 лет назад писал в своей книге американский политолог Роберт Легволд «Russia seeks status not responsibility», именно Ближний Восток (даже не Украина), может служить примером наиболее навязчивого поиска такого статуса.
Желание России получить стсатус мировой державы не должно быть обжаловано только в Сирии. Благодаря продуманной стратегии США должны противостоять этому в целом регионе.
Сейчас главной чертой крикливой политики администрации Трампа является не сила, а непоследовательность. И пока она такой остается, а мы продолжаем обманывать себя в понимании настоящих задач внешней политики России, установить порядок над нынешним хаосом кажется практически невозможным.