В исторических спорах Польши и Украины время от времени возникает вопрос: а с чего собственно все началось?
От Крестителя до реестрового казачества
Были времена, когда Владимир Креститель в условно «темном» (по информативности) походе на запад обозначил наши позиции. Поляки успели сходить в Киев во время усобицы Владимировичей. Нрав у киевлян в те времена был несколько жесткий: оказалось, что польское войско тает без войны, поскольку доблестных бойцов прибивают в каждой подворотне — по нужде не отойти. Поэтому поляки решили вернуться домой.
Потом Ярослав Владимирович с последующей кличкой «Мудрый», укрепившись в Киеве, решил вернуть то, что поляки успели ухватить во времена усобицы. Проект удался — много поляков было расселено на оборонной линии вдоль реки Рось против степняков.
Потом монархи всячески женихались, воевали — но уже на уровне Волынской и Галицкой земель. В 1349-м случилась условно «первая польская оккупация», не особо вредная, поскольку местная династия прервалась, и тут кто первый урвал и удержал — тот и молодец. Тогдашняя «оккупация» не особо беспокоила галичан. Хотя нынешние историки все-таки болеют за литовцев с Гедиминовичами у украинцев-русинов проблем не возникало, при Литве был «золотой век».
Но вопросы принципа поднялись уже в конце XVI — начале XVII века. В 1569-м образовалась Речь Посполитая, украинские земли отошли под Корону Польскую. До 1590-х она была веротерпима, а русинские князья очень неплохо (в виду олигархического могущества) себя чувствовали. Но в 1596-м была принята церковная уния. Православные оказались не в чести. Княжеские роды или заканчиваются, или ополячиваются в виду очевидно более масштабных перспектив в варшавской политике. За время одного поколения украинцы теряют элиту — извечных господ и защитников, веру притесняют. Оценить возможные риски смог Петро Сагайдачный.
Он символизирует собой начинающуюся смену элит тогдашнего украинского общества. Вымерли (или прервались их мужские линии) Острожские (1620), Збаражские (1631), Пронские (1651), Корецкие (1651) и другие. Но нрав и отношение этих элит к своему народу менялось уже до того. Их наследство перешло к родственным польским кланам, которые начали концентрировать в Поднепровье огромные земельные ресурсы, — к Замойским, Любомирским, Конецпольским. Эти были уже детьми Польши и совсем иначе относились к «еретикам»-аборигенам. Патриархальность старорусской жизни уходит в прошлое и совпадает с началом окончания сроков колонизационных льгот для поселенцев Поднепровья.
Отрабатывать чужому пану-иноверцу за землю, единолично поднятую из целины в поте лица и с мушкетом за плечами, никому не хотелось. Параллельным процессом стал переход в католичество других великих родов, самым ярким примером чего стали Вишневецкие. Дмитро в середине XVI в был вождем казаков, а Иеремия (Ярема) в середине XVII в. стал их самым страшным врагом. Былая успокоенность посредством пребывания в верхних властных сферах русских православных князей как генетических защитников Русской земли сменилась теперь подозрениями, часто обоснованными, в кознях и покушениях магнатов-«королят» на давние вольности коренной людности.
Немногочисленный «Реестр» делил казаков на реестровых и низовых (запорожских) и был для последних основным желанным этапом на пути надежной военной карьеры на королевской службе. Реестровцы, несшие в основном гарнизонную службу в крепостях и городах, представляли собой респектабельную прослойку населения, наиболее близкую к шляхте (часть из них таковой и была). Однако списков реестра нет, и ученые считают, что разница между реестровыми и низовыми была условной: реестр расписывали на «всех своих» и дальше уже по ситуации.
За кого воевали казаки
Прописанные в советских учебниках истины о борьбе казаков за свободу народа не совсем правдивы, поскольку потомственные вооруженные люди, ежегодно воюющие против грозных врагов, не могли себя воспринимать равными с селянами-«гречкосеями». «Перегородки» между мелким шляхтичем, боярином, мещанином или казаком были невысоки, а вот относительно селян этого сказать нельзя. При разрешении конфликта с властями (через компромисс или подавление бунтовщиков) никакие права «народа» и «Украины» не упоминались (разве что отождествить казаков с Украиной и народом — но они были лишь одним из сословий). Речь шла только о религиозных вопросах. По сути, со времен Дмитро Вишневецкого Войско Запорожское представляло собой особую корпорацию, экстерриториальное военное сообщество, готовое целиком или составными частями пойти «искать рыцарский хлеб» в любую соседнюю и далекую страну.
Утверждения об извечных желаниях запорожцев создать украинское государство и достичь независимости — тоже разновидность мифа, правда, уже не социального, а национального. С Запорожья, конечно, начиналась революция Хмельницкого, но и ему, и его наследникам-гетманам оно (Запорожье, особенно времен Сирка) доставило столько проблем, что иногда неясно было, кто же больший враг молодого украинского государства: свои казаки или чужие войска?
Пока регулярные выяснения отношений с Короной Польской не перешли рубикон в 1648-1651 гг., Войско искренне считало себя войском Его Милости короля Речи Посполитой и никогда не поднимало вопросы о каком-то суверенитете, выходящем за пределы сословных привилегий. Представления той эпохи не были способны заронить в умы ее людей понятия, которых у них быть не могло и которых поэтому не существовало в их реальной жизни. Старая Русская земля, Украина, имела свои права и обычаи, освященные давностью лет, польские короли присягали подданным соблюдать их давние права и вольности, да и кто мог позволить себе покуситься на богопомазанность монаршей власти? Посему казацкие восстания — это политико-юридические региональные конфликты, в которых аргументы сторон сперва испытывались на бранном поле. Сначала вояки энергично рубились, выясняя, чья рука крепче и чье военное счастье сегодня «удачней», а потом спокойно садились за стол переговоров со своими вчерашними врагами — эдакий «спорт для рыцарства».
Дисциплина и православие
Попытался территориально и идеологически привязать Войско к Украине именно Петро Сагайдачный, выдающийся политик, «военный менеджер» и полководец. Этому гетману удавалось сочетать железную дисциплину, четкую регламентацию устройства и структуры Войска Запорожского, сохранение корректных отношений с Варшавой, достигать громких успехов в войне против неверных (Морские походы) плюс параллельно еще и осаждать Москву в борьбе за династические интересы польского королевича Владислава. Он же и вступил со всем Войском Запорожским в Киевское братство, запуская ниточку духовного и идейного контакта наибольшей военной силой Руси и ее древнего сакрального центра. Казачество начало брать на себя определенные обязательства по отношению к украино-руському православному сообществу.
20 тысячам казаков Сагайдачного Речь Посполитая должна была быть благодарной за условия Деулинского перемирия 1618-го, позволившего ей вернуть из московских рук утраченные ранее Смоленск, Чернигов и Новгород-Северский. Поход казаков через московские земли оставлял после себя руины и опустошения, хорошо характеризующие тогдашнюю «солидарность православных», тягу к «воссоединению» и «восточнославянское братство».
Вершиной военной карьеры Сагайдачного стала Хотинская война 1621-го, когда соединенные силы польского и казацкого войска в жестоком сражении остановили превосходящие силы турок. Но полученное ранение унесло великого гетмана в следующем году в могилу.
Смерть Сагайдачного лишила казачество всеми признанного авторитета и мудрого вождя, который видел его перспективы и имел достаточно политической воли, чтобы железной рукой держать в узде свое вольнолюбивое воинство. Он прозрачно намекал Варшаве, что зреют на Украине проблемы, и проблемы серьезные. Если бы тогда там мыслили «гибше или ширше», возможно много бы изменилось. Но решали судьбы Речи Посполитой не король и сейм, а магнаты, которые избирали первого и контролировали второй.
Эксплуатация действительно выросла, да и гнет был — национальный, социальный, религиозный. Заложником обстоятельств стали евреи, занявшие позицию арендаторов имений между паном и крепостным. Пан-католик был далеко, а еврей-иноверец близко. Обернулось это печально.
После Сагайдачного прошло несколько казацких восстаний, которые закончились в 1638-м. Казаки их проиграли, лишились права избирать гетмана. Но придет 1648-й, когда весь политический режим и система собственности Речи Посполитой на Надднепрянщине рухнут за два месяца. На более, чем сто лет крестьяне перестанут быть крепостными — пока русские не придут.