Сейчас, когда личные свободы оказались в опасности не только в авторитарных режимах, но и в либеральных демократиях, философ Моник Канто-Спербер* анализирует политические корни этой тенденции и политические средства противостояния ей.
«Монд»: С 1989 года демократия казалась финальным этапом развития человечества. Но сейчас ее основам и сторонникам бросают вызов на каждых выборах. Почему в Европе получили развитие так называемые «нелиберальные демократии»?
Моник Канто-Спербер: То, что либеральная демократия ставится под сомнение в Европе, настоящий парадокс. После развала коммунистической системы в Европе наступил период демократической эйфории. Она считалась тогда землей вечного мира, которая стремится к постнациональной идентичности и триумфу либеральных демократий. 30 лет спустя мы видим совершенно другую Европу.
В ряде стран, в частности в Польше и Венгрии, сформировались гибридные режимы. Они являются демократическими на вид, поскольку опираются на выборы и партийную конкуренцию, однако либеральные институты постепенно становятся в них бессмысленными: независимость судов под угрозой, меры защиты меньшинств ставятся под сомнение, остается все меньше места для сдержек и противовесов, независимой прессы и НКО.
Кроме того, практически повсюду в Европе существуют в некоторых случаях очень мощные популистские движения. Они пользуются сформировавшимся у населения каждой из стран ощущением постепенного исчезновения культурной и национальной идентичности под воздействием массовой иммиграции и мультикультурализма. Все они утверждают, что выражают волю народа, то есть среднего и малообеспеченного классов, которые ощущают гнев и потерю доходов, боятся остаться без защиты в открытой экономике, критикуют элиту и «систему».
У них нет принципиальной враждебности к Европейскому союзу, но они упрекают его в попустительском отношении к иммигрантам, утверждении единообразной экономической модели и неспособности найти ответ на трудности людей. Недавние заявления венгерского правительства являются показательными в этом плане: европейские обязательства, по его утверждению, не предполагают, что Европа может принимать решения о национальной идентичности и составе населения.
Эта хрупкость европейского демократического идеала просматривалась задолго до миграционного кризиса 2015 года (не стоит забывать, что пятая часть евродепутатов принадлежат к ультраправым партиям). Однако с тех пор заметно усилилась и повлекла за собой последствия во многих европейских странах, о чем свидетельствует подъем «Альтернативы для Германии», коалиция либеральной и ультраправой партии в Австрии (это первое европейское правительство, рожденное миграционным кризисом), а также альянс «Лиги севера» и «Движения пяти звезд» в Италии.
- Можно ли говорить об усталости от демократии на Западе и считать, что либерально-демократический период его развития подходит к концу?
— Я бы сказала, что тут, скорее, прослеживается усталость от свободы, чем от демократии, поскольку наибольшее влияние этих перемен ощущают на себе либеральные идеалы. Как бы то ни было, мессианская телеология демократической свободы отживает свое, и сейчас уже едва ли можно говорить, что у либеральных демократий нет соперников в Европе.
В институтах свободы нет ничего естественного, и они могут существовать лишь в том случае, если за них борются. Недавние перемены выставили на всеобщее обозрение то, как сложно сохранить подобный идеал в современном мире. Прежде всего, демократические проекты не всегда идут рука об руку с защитой свободы и прав меньшинств.
Далее, государства все активнее вмешиваются в общественную жизнь для перераспределения богатств и проведения экономической политики, что совершенно не относится к изначальной концепции либеральной демократии, которая наоборот всячески напирала на ограничение государственной власти.
Наконец, сложность современных обществ ведет к ограниченному участию граждан в политике. Народы хотят решения проблем, а правители обещают добиться этого, оправдывая тем самым все большее сосредоточение власти в своих руках. Либеральные же институты опираются на сдержки и противовесы, независимые власти и систему норм, которая ведет к разделению полномочий.
Добавлю также, что наша «горизонтальная» культура отражается и на политических реалиях: в них превалирует скорость, тогда как либеральная практика предполагает переговоры и обсуждение. Иначе говоря, либеральная демократия слабеет не только под давлением внешних факторов, но и из-за того, что в связи с отсутствием внутреннего обновления она хуже приспособлена к нашему миру, чем другие формы режима.
- Удалось ли этого избежать Франции Эммануэля Макрона?
— От правительства требуется много энергии, чтобы пойти против течения и добровольно сохранить дух либеральных институтов, особенно когда правительство пользуется поддержкой просвещенной общественности, готово действовать и полнится талантами. Признание прав оппозиции и легитимности других точек зрения, хотя в конечном итоге и должно быть принято единственное решение. Обеспечение того, что граждане не просто следуют указаниям, а должным образом представлены и участвуют в политической жизни. Это большое обязательство.
Только вот формирующаяся сегодня во Франции власть, судя по всему, идет в прямо противоположном направлении. Так, проект двукратного увеличения избирательных округов может ослабить представленность граждан и наводит на мысль о том, что депутаты партии большинства будут не представителями народа, а уполномоченными власти.
В целом, сейчас наблюдается смещение сил в сторону исполнительной власти в ущерб законодательной. Недавно тенденция претерпела определенные изменения после того, как парламент решил сформировать следственную комиссию по ситуации с Александром Беналла (Alexandre Benalla) и его относительной безнаказанностью в связи с его близостью к Эммануэлю Макрону. Это напоминание о том, что парламент представляет всех избирателей, а не только тех из них, кто голосовали за президентское большинство или главу государства. Это очень важно с учетом растущей путаницы между ролями главы государства и главы правительства. Подразумевается, что президент ведет прямой диалог с народом, словно демократическая легитимность сводится к той, что дают выборы.
- Почему мы рискуем потерять политический плюрализм?
— Плюрализм отражает разнообразие политических взглядов, дает гражданину возможность выбрать одно из нескольких предложений и делает так, что правителям приходится постоянно иметь дело с предложениями и критикой. Чем сильнее становится сосредоточение власти и чем активнее она в своих решениях, тем больше она пытается ограничить плюрализм, а также подорвать легитимность оппозиции, чтобы не терять эффективности. Консультации и обсуждение могут показаться потерей времени, которая плодит сомнения и возражения там, где раньше была уверенность. Как бы то ни было, это важное условия для того, чтобы граждане участвовали в процессе принятия политических решений посредством своих представителей.
Поэтому предложение об ограничении права парламентариев на поправки идет против плюрализма. Однако еще более опасным является стремление разделить спектр политических мнений на две больших семьи. Одна включает в себя прогрессистов, которые выступают за экономическую и культурную открытость, а также Европу. Во вторую записывают все политические группы, которые крепко держатся за идентичность, напирают на необходимость защиты и весьма скептически относятся к Европе. Такой подход сводит политический плюрализм к разделу на «нас» и на «них». Бинарный выбор в политике не оставляет оппозиционерам другого решения кроме экстремизма.
- Как определить роль промежуточных образований, институтов и автономий в обществе?
— Французская революция упразднила профессиональные корпорации и ассоциации. Она упразднила привилегии и ренту, сделав государство гарантом свобод и равного отношения к людям. Это неоценимое достижение. Только вот свобода формируется еще и в независимых организациях (территориальные образования, институты, ассоциации), где граждане знакомятся с плюрализмом, участием и представительностью.
Подобные образования неизбежно высказывают частные точки зрения (не будем забывать, что у государства есть собственные интересы), однако искусство управления в либеральной демократии как раз заключается в умении прийти к общему интересу. Независимые университеты и школы не являются оторванными от общественных интересов образованиями, поскольку государство определяет стоящие перед ними задачи и цели, хотя именно они отвечают за разработку и реализацию наиболее подходящих для их достижения средств.
- Мы действительно наблюдаем «конец свобод», как гласит название вашей новой книги?
— Возможно. Во всяком случае, конец идеала либеральной свободы, которая, как говорил Бенжамен Констан (Benjamin Constant) заключается в «той части человеческого существования, которая по необходимости остается индивидуальной и независимой, а также по праву стоит вне любой социальной компетенции». Эта сфера, где человек властен над всем, что касается только его самого, сейчас исчезает. Закон об образовании 2015 года уже стал посягательством на частную жизнь. В целом, это касается роли государства в общественной жизни: оно ограничивает имеющийся у человека выбор и регулирует его поведение, если он пользуется его услугами.
Эти перемены, возможно, и были неизбежными, но мне жаль, что все эти меры и постановления не были объектом просвещенного общественного обсуждения со взвешенной оценкой ущерба для свободы, а также достижений с точки зрения безопасности, справедливости и равенства.
Современное общество тоже представляет собой угрозу для свобод. Крупные компании, особенно интернет-гиганты, собирают и эксплуатируют персональные данные, свобода слова стала целью нападок групп влияния, которые давят на газеты и художников, доминирование же отнюдь не исчезло в социально-экономическом мире. Государство все еще остается важным средством защиты свобод от социального давления. Как бы то ни было, я верна источникам вдохновения либерализма и считаю, что активность людей и самоорганизация общества тоже играют большую роль в защите свобод.
- Потеря ориентиров и объединительных проектов, судя по всему, ведет людей к тому, что они замыкаются в частной сфере или же начинают поддерживать авторитарных деятелей. Как придать новый импульс демократической идее?
— Авторитарные правительства зачастую коррумпированы, и разоблачения обычно ведут к их устранению из власти, по крайней мере, при сохранении хотя бы минимума противовесов и независимых институтов. Поэтому я против любых изменений конституции (о работе парламента или условиях выборов), которые призваны облегчить работу власти, ограничив при этом права оппозиции или ослабив данные гражданам гарантии.
Демократическая идея жива обязательствами в поддержку плюрализма, участием граждан и активной гражданской позицией. Наилучшие условия для этого может создать масштабная просветительская программа, которая будет способствовать развитию критического мышления и формированию наилучших возможностей для образования. Кроме того, необходима программа социальной помощи, которая сделает людей, особенно самых малообеспеченных, хозяевами собственной судьбы. Только совокупность ясного мышления и действий, интеллекта и нравственности может помочь нам не очутиться в роли совы Минервы, которая летает только в сумерках и лишь потом уже пытается понять, почему произошло что-то страшное.
* Моник Канто-Спербер (Monique Canto-Sperber), старший научный сотрудник национального центра научных исследований, специалист по античной классике и современной политике.