Когда в 1921 году Уолтер Дюранти (Walter Duranty, 1884-1957) увидел последствия новой политики большевиков, он рассказал о них в статье под заголовком «Голод толкает Россию к восстанию. Тысячи людей бегут в города». В статье можно было прочитать: «Согласно последним новостям, страну охватил страшный голод, люди в отчаянии. Предположительно 20 миллионов человек обречены на голодную смерть, хотя по другим оценкам эта цифра может составить 35-40 миллионов человек».
Корреспондент «Нью-Йорк Таймс» только что прибыл в Москву, чтобы рассказать о рождении Советского Союза, всего лишь за пять месяцев до того, как Ленин стал во главе новой страны. Он тогда пользовался уважением и доверием после своей первой командировки в качестве корреспондента самой влиятельной газеты мира, освещавшего ход Первой мировой войны.
Журналистский авторитет Дюранти рос по мере того, как он в своих репортажах повествовал о первых шести годах жизни СССР, до тех пор, пока Сталин не начал проводить в жизнь свой первый пятилетний план (1928-1932), предусматривавший коллективизацию сельского хозяйства. В этих репортажах рассказывалось о замечательных социально-экономических преобразованиях в социалистических республиках. К 1930 году более 90% сельскохозяйственных земель стали колхозными. За эти статьи Дюранте удостоился в 1931 году Пулитцеровской премии.
Так что же произошло с журналистом, который должен был рассказать американцам об одном из самых мрачных и кровавых периодов современной истории? Почему он не выполнил свой профессиональный долг? Почему в итоге отказался от правды? "Любое сообщение о массовом голоде в сегодняшней России является преувеличением или злонамеренной пропагандой. Здесь нет голода, и люди не умирают от истощения«,- писал он вскоре получения почетной награды. Эту непонятную позицию он занял, когда начался голодомор 1932-33 годов, когда по вине Сталина умерли более семи миллионов человек.
«Зверства большевиков»
Без сомнения, позиция Дюранти, ставшего к тому времени одним из самых влиятельных журналистов в мире, чьи репортажи публиковались также и в Испании, очень устраивала советский режим. Дюранти всячески способствовал улучшению образа СССР за рубежом, снимая таким образом обеспокоенность самого Сталина.
Нередки были случаи, когда деревни и колхозы специально приукрашивали, даже привлекая для этой цели актеров, чтобы ввести в заблуждение высоких иностранных гостей. Именно это произошло с французским премьер-министром Эдуаром Эррио (Edouard Herriot), архиепископом Кентерберийским и знаменитым ирландским драматургом Бернардом Шоу, посетившим СССР в самые голодные год и заявившим затем: «Я никогда не ел так хорошо, как во время моей поездки в Россию».
Прибегать к подобным трюкам в отношении корреспондента «Нью-Йорк Таймс» не пришлось. Сталин сумел привлечь его на свою сторону, обеспечив ему в высшей степени комфортную жизнь в Москве, в результате чего Дюранти потерял интерес к той трагедии, которую переживало остальное население. Ему дали огромную квартиру и предоставили шикарный автомобиль с шофером, чтобы он мог катать свою русскую любовницу. Ему обеспечили самый лучший доступ к государственной информации (в распространении которой были заинтересованы). Дюранти даже смог дважды взять интервью у Сталина. Такие возможности мало у кого были. Последнее интервью (декабрь 1933 года) в Испании было опубликовано в газете «Ла Насьон» («La Nación»). В нем не было ни малейшей критики большевистского правительства и даже какого-либо намека на совершаемые им зверства.
Дюранти так освещал чудовищную нехватку товаров и продовольствия, а потом и период Большого террора, что на страницах самой влиятельной газеты самой могущественной демократии мира Советский Союз предстал в образе этакой идиллической страны. Так называемые журналистские расследования «Нью-Йорк Таймс» ничем не отличались от тех, что публиковались в лакейских коммунистических газетах, неважно каких — западных или советских. И хотя сам Дюранти заявил однажды, что «задачей журналистики было найти интересную историю и изложить ее наилучшим образом», все указывало на то, что в СССР он таких историй не видел. Не было разоблачительных заявлений, которые следовало бы проверить. Журналист решил сделать ставку на Сталина, у которого он часто бывал в гостях, и ему не оставалось ничего иного, как молчать о преступлениях вождя, чтобы сохранить свою репутацию. Он видел лишь то, что хотел видеть, подстраиваясь прежде всего под социалистические лозунги, а не исходя из того, что видел собственными глазами.
ABC и правда о голодоморе
Вряд ли он ничего не знал о репрессиях, даже живя в своем хрустальном пузыре. Ведь даже испанская ABC рассказывала об этом, прекрасно понимая, что правительство Второй республики питает симпатии к советской власти. В 1933 году эта газета опубликовала в эксклюзивном порядке письмо дочери Л.Толстого, в котором она изобличала зверства Сталина: «Вот уже пятнадцать лет русский народ страдает от рабства, голода и холода. Большевистское правительство продолжает угнетать его, отбирает у него зерно и другие продукты, которые отправляет за рубеж, потом что ему нужны деньги не только для закупок машин и оборудования, но и для ведения коммунистической пропаганды в мировом масштабе. А если крестьяне протестуют и прячут зерно, чтобы прокормить свои голодные семьи, их расстреливают», — говорилось в письме.
Во-вторых, потому что другие журналисты, которые, как и Дюранти, посетили Украину в марте 1933 года, все-таки решились рассказать правду. Как, например, корреспондент «Манчестер Гардиан» («Manchester Guardian») и «Нью-Йорк Ивнинг Пост» («New York Evening Post») Гарет Джонс (Gareth Jones), поведавший то, о чем другие молчали. А вот корреспондент «Нью-Йорк Таймс» безо всякого стеснения радостно объявил своим читателям, что все слухи о голоде просто смешны. "Я ходил по деревням и колхозам, и везде слышал один и тот же крик: нет хлеба, мы умираем«,- писал Джонс, а потом добавлял, что советские представители либо отрицают этот факт, либо сваливают вину за нехватку продовольствия на самих крестьян.
Дюранти вскоре опубликовал другие статьи, в которых утверждал, что все это «преувеличения и злонамеренная пропаганда». В итоге Джонс был выслан из СССР и отправился на Дальний Восток, в то время как его оппонент продолжал заниматься дезинформацией. В сентябре 1933 года он стал первым корреспондентом, посетившим Северный Кавказ, где населения также страдало от острой нехватки продовольствия: «Использование слова голод по отношению к этим местам — полнейший абсурд. Слухи, распространяемые в Берлине, Риге, Вене и других городах относительно так называемого голода, являются последней попыткой враждебных Советскому Союзу элементов не допустить его признания Соединенными Штатами», — утверждал он. Журналист опускал то обстоятельство, что годом раньше Сталин распорядился увеличить производство зерна в колхозах с тем, что увеличить его экспорт, не оставив ничего для нужд населения. Не упоминал он также и том, что границы были закрыты, и продовольствие из-за рубежа поступать не могло. В результате этой «выдуманной врагами» политики ежедневно умирало 25 тысяч человек, в первую очередь детей.
А когда тремя годами спустя началась Большая чистка, в ходе которой были казнены около 700 тысяч бывших членов Коммунистической партии, он выдал американцам не менее категоричное утверждение: немыслимо, чтобы Сталин, нарком Обороны Климент Ворошилов, маршал Семён Будённый и Военный Трибунал могли приговорить к смертной казне своих друзей без убедительных доказательств их вины.
Аннулировать Пулитцеровскую премию
В июне 2003 года, 80 лет спустя, ABC сообщила, что Пулитцеровский комитет рассматривает иск Комитета Украинского Конгресса США (UCCA) об аннулировании премии, присужденной Дюранти. Заявители утверждали, что все его репортажи о Советском Союзе восхваляли фигуру Сталина, обвиняя журналиста в том, что он отрицал голодомор, унесший жизни миллионов украинцев.
«Когда мы получили иск, то самым серьезным образом его изучили», — рассказывает Сиг Гисслер (Sig Gissler), куратор премий и преподаватель журналистики в Колумбийском университете. «После детального рассмотрения вопроса в 1990 году было принято решение не аннулировать Пулитцеровскую премию, поскольку она была присуждена в другую эпоху и при других обстоятельствах».
Со своей стороны, «Нью-Йорк Таймс» недвусмысленно заявил много лет тому назад, что репортажи, отправленные Уолтером Дюранти из Москвы в 30-е годы, «являют собой образец наихудшей журналистики, которую публиковала эта газета». Но при этом редакция газеты также подчеркнула, что «премия была присуждена журналисту за серию статей 1931 года» о пятилетнем плане экономического развития, а не за статьи «о голоде, прокатившемся по Украине в 1932-1933 годах».
Французский философ Жан-Франсуа Ревель (Jean François Revel) писал в своей книге «Бессмысленное знание»: «Представьте себе, что европейский журналист, находившийся в США где-нибудь в 1860 году, написал в своей газете, что, оказавшись на месте событий, он считает „слухи о гражданской войне смешными", и что невозможно и подумать, что на всей территории страны произведен хотя бы один выстрел. Какое впечатление об уровне журналистики XIX века составит американский историк, который прочтет сейчас репортаж Дюранти?»