Уффе Эллеман-Йенсен был в Праге за неделю до советского вторжения в Чехословакию, подавившего «Пражскую весну». Он пишет о времени до и после «весны», а также о том, как тогдашних чехословацких руководителей «прорабатывали» под диктовку Москвы.
Рано утром 21 августа 1968 года, когда танки из Советского Союза, Польши, Восточной Германии, Венгрии и Болгарии вторглись в Чехословакию, «Пражская весна» была подавлена.
Западные разведки знали, что что-то должно произойти. Варшавский договор проводил масштабные учения, и датские станции прослушивания могли еще днем раньше сообщить: началось.
Для граждан Чехословакии и их политических лидеров все стало большим потрясением, за исключением тех лидеров, которые вели тайные переговоры с Москвой о том, чтобы положить конец попытке создать так называемый «социализм с человеческим лицом».
Я следил за происходящим «из первого ряда». Работал журналистом в газете «Берлингске Афтенавис» (Berlingske Aftenavis) и в последний раз был в Праге за неделю до вторжения. В Праге у меня были друзья и знакомые, которые потом по горячим следам могли рассказать, что же произошло.
В 1966 году я, изучавший политические науки, был на стажировке в Пражском университете. Дополнительно я изучал социалистические общественные системы, и здесь у меня была возможность познакомиться с некоторыми экономистами, стоявшими за попытками осуществить смягчение жесткой коммунистической общественной структуры. Говорили о «конвергенции», когда две европейские общественные системы сблизились бы друг с другом, что могло бы привести к политическому освобождению и разрядке.
Основной движущей силой этого нового мышления, которое стремилось покончить с застывшими системами плановой экономики, был руководитель Экономического института Пражского университета Ота Шик. Он стал ключевой фигурой чехословацкого бунта.
Реформы
В январе 1968 года старый режим Новотного вынудили уйти. На смену ему пришла группа политиков-реформаторов во главе с новым первым секретарем Коммунистической партии Александром Дубчеком.
Ота Шик оставил университет и стал вице-премьером, а в апреле 1968 года была обнародована программа действий, которая в целом ряде решающих моментов порывала с прошлым. Хотели ввести свободу прессы и собраний, выборы должны были стать более свободными, а чехословацкую экономику собирались реформировать, чтобы она лучше выдерживала конкуренцию с Западом, торговать с которым надо было больше.
Советский Союз пришел в ярость. Происходящее в Чехословакии восприняли как посягательство на саму коммунистическую общественную модель, чем оно, конечно, и являлось. Стали требовать отказа от программы действий. Эта позиция пользовалась поддержкой других стран восточного блока, за исключением Югославии Тито и Румынии Чаушеску.
Пражская весна
Так называют реформы, которые только что избранный чехословацкий лидер Александр Дубчек провозгласил весной 1968 года, и последовавшее за этим вторжение. Реформы означали демократизацию и тем самым разрыв с основными коммунистическими идеями, что заставило государства Варшавского договора во главе с Советским Союзом вторгнуться в Чехословакию.
Всего в Чехословакию вошли 600 тысяч солдат и 6,3 тысяч танков.
Я был в Праге в мае и видел «Пражскую весну» своими глазами: мои друзья, с которыми я познакомился во время учебы, были полны радости и оптимизма. Это разительно отличалось от тех настроений, которые я застал Праге всего лишь полугодом ранее. Особенно мне запомнился вечер, когда мой коллега-журналист разрыдался от отчаяния из-за того, что должен работать в системе, не дававшей ему свободы. Но той весной все было иначе. Были ожидания и оптимизм. И было радостно это чувствовать. Единственными людьми с недовольными лицами на пражских улицах были полицейские, которым отныне полагались номера, чтобы граждане, с которыми они раньше не церемонились, могли их опознать.
Но радость была непродолжительной. Я был в Праге за неделю до вторжения, которого опасались, но в возможность которого все же не верили. С мая по август давление на чехословацких лидеров росло. Настроение в городе было подавленным, потому что для всех было очевидно, что что-то произойдет. На площади старого города, перед астрономическими часами, собралась толпа вокруг двух вышедших пройтись мужчин. Это были партийный руководитель Александр Дубчек и председатель парламента Йозеф Смрковский. Я пробился к ним и попытался взять интервью. Но Дубчек, приветливо улыбнувшись, сказал мне (Смрковский переводил), что как раз в этот момент он не в состоянии отвечать на вопросы, он мог только задавать их. Неделей позже в Прагу вошли танки.
С Дубчеком не церемонились, он стал узником замка Градчаны. Провода его телефона были вырваны из стены, ему угрожали автоматом. В своих воспоминаниях он очень живо рассказывал, как его жестко заставили сесть в бронетранспортер, который доставил его в аэропорт. Оттуда его позже силой отправили в Москву, где он, несвежий и небритый, предстал перед Брежневым и его ближайшими соратниками. В Москве чехословацких лидеров в буквальном смысле загнали на место. Им ясно дали понять, что никаких новых па в коммунистическом вальсе не потерпят и что такт отбивает Москва.
Когда Дубчек вернулся в Прагу, он произнес прочувствованную речь по радио и телевидению, объяснив гражданам, что происходит. Он едва сдерживал слезы, временами ему приходилось останавливаться, чтобы вновь взять себя в руки, он производил впечатление человека, сломленного как физически, так и психологически.
Уход Дубчека
О том, что происходило, я узнал через несколько дней, когда из Праги приехала одна моя подруга. Она прожила у меня несколько недель, размышляя, не стоит ли ей, как и многим другим, остаться на Западе, или же все-таки надо вернуться. Отец ее был главным врачом в военном госпитале в Праге, ему поручили «подлатать» Дубчека, чтобы тот мог появляться на публике. С ним обращались очень жестоко, рассказывала моя подруга.
Она предпочла вернуться. Мысль о том, чтобы расстаться с семьей, была для нее невыносимой. И мы не договаривались, что будем на связи. Она знала, что отправляется прямо в тюрьму, двери которой, возможно, закроются за ней навсегда.
В августе, когда произошло вторжение, человек, который все начал, экономист-реформатор Ота Шик, находился в Югославии. Он предпочел изгнание и впоследствии обосновался в Швейцарии. Но вскоре после вторжения он приезжал в Копенгаген, я встретился с ним и взял у него интервью для моей газеты.
Дубчек постепенно исчез из поля зрения. Сначала он стал послом в Турции, а потом работал бухгалтером на фабрике в Словакии. Я встретил его снова много лет спустя. Тогда он вернулся как один из политических лидеров своей страны поле «бархатной революции» в 1989 году и смог открыто рассказать о своих беседах в Москве. Сейчас его волновали не столько внешние угрозы, сколько внутренние — разрыв Чехии и Словакии. Сам он был словаком, но выступал за сохранение единого государства. Через непродолжительное время он погиб в автомобильной катастрофе, которая по-прежнему окружена завесой тайны. А Чехословакия распалась.
Когда президентом стал Вацлав Гавел, для Чехословакии наступили золотые времена, хотя ему и не удалось сохранить единство страны. Сегодня его место во дворце Градчаны занял человек, открыто восхваляющий Путина. А «злата Прага» переполнена пьяными туристами, причем датские гимназисты и британские хулиганы состязаются в том, кто из них может вести себя наиболее отвратительно. Это не совсем то, о чем мечтали во время непродолжительной весны в городе.
Уффе Эллеман-Йенсен — бывший министр иностранных дел Дании (партия Венстре).