Весной этого года мой знакомый вернулся из деловой поездки в Россию разочарованным. В середине 90-х он часто ездил в Москву и не думал, что сейчас что-то радикально изменилось.
«За неделю я начал принимать таблетки для регенерации печени, потому что с Сергеем, владельцем той фирмы, раньше мы могли хорошенько напиться. Однако вместо него переговоры со мной провел его сын, который пил только минералку по 40 долларов за бутылку. Сергей в это время уехал куда-то на Алтай, где строит экологический медитационный центр», — разочарованно рассказал мой знакомый.
Я вспомнил его рассказ, когда читал замечательную книгу социолога Элизабет Шимпфоссл «Богатые русские: от олигархов к буржуазии», которая недавно вышла в издательстве «Оксфорд юниверсити пресс». Австрийская исследовательница, проживающая в Великобритании, побеседовала более чем с 80 российскими миллионерами и миллиардерами. Основываясь на этих беседах, она демонстрирует, что лихие 90-е уже прошли. Сейчас российские олигархи стараются обосновать победоносный период раннего капитализма и рассказать, почему, собственно говоря, так сказочно разбогатели. Делают они это, в том числе, потому, что в ближайшие десять — двадцать лет им предстоит передать свою собственность наследникам, и они хотят, чтобы в глазах общественности и закона все было легитимно.
«Разбогатеть мог каждый»
Сделать это непросто. Переход к рыночной экономике в 90-х был чрезвычайно хаотичным и жестким. «Российский ВВП в 1990 — 1997 годах сократился вдвое, и население испытало на себе все вытекающие из этого последствия», — пишет Шимпфоссл. Это были времена людей подготовленных, активных и (зачастую на все) способных. Кто-то сумел заработать первые миллионы на импорте компьютеров, которые продавал государственным предприятиям в десять раз дороже их стоимости. Золотой жилой было получить разрешение на экспорт сырья на Запад. Так деньги удалось заработать нескольким знакомым бывшего тогда заместителем мэра Санкт-Петербурга Владимира Путина. Он разрешил экспорт нефтепродуктов при условии, что за это для города закупят дефицитные продукты питания. Но продуктов так никто никогда и не увидел. Однако в масштабах страны это были мелочи. Началась приватизация, и тысячи людей старались урвать свой кусок.
Многообещающий комсомолец основал свой банк в конце 80-х годов и благодаря связям сумел убедить ряд государственных предприятий перевести свои деньги в свой банк. Основные нефтяные активы он приобрел через так называемые залоговые аукционы, которые стали символом несправедливости и коррумпированности российской приватизации. В 1996 году Кремль нуждался в поддержке олигархов, чтобы они помогли переизбраться крайне непопулярному президенту Борису Ельцину. Поэтому государство выделило ряд компаний, в основном нефтяных, в качестве своего рода залога, чтобы миллиардеры дали кредит. Целью было добиться на аукционе максимальной цены, которую победивший выплатит в государственный бюджет. В обмен он получал в залог акции, и если государство не выплачивало ему в течение пяти лет деньги, акции оставались покупателю.
С самого начала было понятно, что все это — приватизация в скрытой форме, однако реализация замысла оказалась еще более циничной. Аукционы были договорными, и большую часть активов разделили между собой Ходорковский и другой олигарх Владимир Потанин. Мало того, впоследствии выяснилось, что даже ту сумму, которую олигархи выплатили в государственную казну, они предварительно взяли у Министерства финансов. «Теперь я рад, что вовремя уклонился от залоговых аукционов. По крайней мере, я могу сказать, что мы в этом не участвовали», — сказал Элизабет Шимпфоссл еще один олигарх Петр Авен из группы «Альфа».
Образованные и трудолюбивые россияне
Австрийский социолог Элизабет Шимпфоссл побеседовала, в частности, с теми людьми, чьи капиталы достигают 50 миллионов долларов и более. «Это означает, что все они входят в 0,1 процента российского населения, а более 25 процентов из них — в 0,0001 процент. То есть стоимость их имущества составляет 500 миллионов долларов и более», — пишет Элизабет Шимпфоссл.
Больше всего ее заинтересовало то, что почти все респонденты причисляли себя к русской интеллигенции. Тем самым они давали понять, что являются не какими-то вульгарными богатеями, а образованными людьми, которые добились всего трудолюбием. У 90 процентов опрошенных есть университетский диплом, а более трети — доктора наук. «Мы ничего не получили в наследство, и все, что у нас было, — это образование», — утверждает в книге миллиардер и девелопер Борис Минц. «В советские времена невозможно было выделиться мебелью или картинами, поэтому выбор падал на библиотеку», — вспоминает финансист Игорь Цуканов. Интеллигенцией себя считают и представители младшего поколения олигархов, которые в советские времена были еще детьми. Зиявудин Магомедов, который вел бизнес в строительной отрасли и транспортной логистике, в книге подчеркивает, что его отец был нейрохирургом, мать — учительницей литературы, а его тетка была супругой известного дагестанского писателя Расула Гамзатова.
Однако, как отмечает Элизабет Шимпфоссл, бывает капитал финансовый, а бывает социальный. Представители интеллигенции, прежде всего технической или врачебной, в условиях советской уравниловки жили привилегированно. Благодаря системе так называемых заказов они могли получать дефицитные продукты и товары, а также обладали нужными связями, что помогло их детям в бизнесе. Кроме того, у некоторых респондентов были родственники в рядах высокопоставленной советской номенклатуры. На самом деле российский капитализм только обострил (пусть экспоненциально) социальное неравенство, существовавшее со времен СССР.
Из всех опрошенных только Роман Авдеев, предприниматель в строительной и аграрной отрасли, признает, что своим успехом немало обязан везению. Речь не о том, что в нужное время он оказался в нужном месте, но он вовремя встретился с правильными людьми или, скажем, прочитал нужную книгу. Другие же респонденты утверждают, что им помогло божье провидение. Тем парадоксальнее то, что большинство из них признает: в бога они не верят. Правда, уже упомянутый Борис Минц помогает московской синагоге и несколько раз участвовал в паломничестве в израильскую пустыню вместе с другими миллионерами еврейского происхождения, где нанятый раввин толкует им основы иудаизма. Точно так же православные олигархи летают на частных самолетах на греческий остров Афон, где существует монашеская республика.
Самая большая передача богатств
Олигархи первой волны теперь нередко ударяются в филантропию и занимаются, что несколько удивляет, современным искусством. Игорь Цуканов, например, создает Музей русского импрессионизма. Владелец футбольного клуба «Челси» Роман Абрамович оплатил для своей бывшей жены Дарьи создание и работу амбициозной галереи «Гараж» в Москве. Лен Блаватник профинансировал в Лондоне новое крыло лондонской галереи «Тейт модерн», которое названо в его честь. Борис Минц тоже помогает молодым российским художникам, а управление своими компаниями передал сыновьям.
Элизабет Шимпфоссл в книге пишет, что российские олигархи превращаются в традиционную буржуазию. По ее словам, российские миллиардеры сейчас сосредоточены на легитимизации своего имущества и на том, чтобы передать его детям. Финансист Александр Мамут отмечает, что в ближайшее десятилетие произойдет самая масштабная в российской истории передача богатств следующему поколению.
Хотя ни у кого нет никакого опыта в подобных делах.
Несомненно, это чрезвычайно интересно, однако традиционная концепция буржуазии предполагает, что этот социальный слой во многом определяет общественный дискурс. В случае России все иначе: тон задает Кремль и сам Владимир Путин. В этом убедился, например, Михаил Ходорковский, который отказался обменять предлагаемый социальный договор, то есть сохранить свое имущество, на отказ от всякого влияния на общественную жизнь. После десяти лет, проведенных на Дальнем Востоке и за Полярным кругом, Ходорковский признает, что социальный дарвинизм, который он поддерживал прежде, помог укрепить власть Владимира Путина.
Больше никто не посмел противоречить российскому президенту. Но даже это не гарантирует безопасности. Борис Минц сейчас живет в Лондоне и, опасаясь уголовной ответственности, не хочет возвращаться после краха своих компаний. Зиявудин Магомедов, в свою очередь, сейчас заключен под стражу, и ему грозит до 18 лет лишения свободы за «преступный сговор».
В запутанном и очень закрытом мирке российской элиты чрезвычайно трудно понять, действительно ли эти и другие люди в чем-то виноваты или они стали жертвой каких-то внутренних разборок в условиях истощающихся ресурсов. Эта закрытость делает книгу Элизабет Шимпфоссл еще более ценной.