Так называемый «миграционный кризис» представляет собой многогранное явление, однако мало кто пытается провести его глубокое исследование. Обычно комментарии сосредотачиваются на людских потоках и создаваемых ими дилеммах, забывая указать мощное влияние порождающих их механизмов. Обсуждается конъюнктура, а не структура. Складывается впечатление, что многие предпочитают засунуть голову в песок. Взаимосвязь между бедностью и миграцией является «бедным родственником» освещения кризиса в СМИ, которые отдают предпочтение внутренним французским спорам «глобалистов» с «популистами». Если же внимательно рассмотреть сложившуюся ситуацию, станет ясно, что кризис представляет собой результат мироустройства, которое играет на руку богатым странам, что он является видимым следствием неравенства, и что его не получится понять, если проигнорировать влияние структур.
Для начала, возьмем за основу такой парадоксальный вывод: как ни любопытно, те, кто возмущаются «вторжением мигрантов» на французскую землю, не видят ничего странного в военном присутствии Франции в 11 африканских странах и господстве в них французских предприятий. В этой позиции есть нечто завораживающее, поскольку она отражает мировоззрение, в котором некоторые пользуются привилегиями (в связи с расой, климатом или широтой?). Отношения Франции с бывшими африканскими колониями вовсе не напоминают идиллическое сотрудничество независимых наций, а колониальная история создала целую систему зависимости, без которой африканцы с удовольствием бы обошлись, если бы кто-то потрудился спросить их мнение до колонизации.
Вопреки постколониальной догме эта многогранная зависимость существует и по сей день, потому что завязана на структуры. Ее главное последствие заключается в том, что лишает сути национальную независимость, которая с таким трудом была приобретена в результате антиколониальной борьбы. Страна, чей ВВП уступает обороту французской компании, обладает номинальным, а не реальным суверенитетом. И когда речь заходит о договоре по добыче ресурсов, бывшая метрополия оказывает сильнейшее давление на решения местных политиков. Франция защищает свои интересы, и это совершенно естественно, скажут некоторые. Только вот вопрос в том, уважает ли французское влияние интересы партнеров. Эдуар Филипп (премьер-министр Франции) знает об этом не понаслышке. Контракт между консорциумом «Арева» и правительством Нигера был подписан в тот момент, когда он отвечал за связи с общественностью предприятия. Этот договор был назван возмутительно несправедливым для страны многими нигерийскими организациями и стал толчком для волнений, которые в 2012 году привели к очередному восстанию туарегов по всему Сахелю.
Восстание в свою очередь повлекло за собой развал власти в Мали и военный переворот, который стал прелюдией для военного вмешательства Франции в рамках операции «Сервал» в январе 2013 года. С этого момента французское военное присутствие в Сахеле породило два отрицательных фактора: дискредитацию местных властей (раз они не в силах обеспечить безопасность населения) и колоссальный рост числа терактов по всему региону. В теории, французское военное присутствие должно было справиться с террором. На практике, тот продолжил расти, поскольку одно служило оправданием для другого. Поэтому многие африканцы справедливо задаются вопросом, не стало ли вмешательство Франции причиной, а не решением проблемы и не стал ли террор алиби для военного присутствия, которое до странного совпадает с ресурсными интересами.
Иначе говоря, сколько бы официальные лица не твердили о том, что времена колоний безвозвратно прошли, в 2018 году в Африке больше французских военных, чем было после провозглашений независимости в 1960 году. Такое возвращение к почти что колониальной ситуации было воспринято во Франции как нечто совершенно нормальное. При этом его совпадение с миграционным кризисом должно было бы вызвать удивление, тем более что тут существует еще одна связь, о которой никто не говорит: самые бедные африканские страны — те, где сейчас наблюдается самое активное военное присутствие Франции. В настоящий момент Париж проводит военные операции в четырех африканских государствах: Мали, Нигере, Чаде и Центральноафриканской Республике. В трех из них показатели Индекса человеческого развития самые низкие на континенте: 0,352 в ЦАР, 0,353 в Нигере и 0,396 в Чаде. В Мали ИЧР выше, чем в трех указанных странах (0,442), но при этом намного ниже, чем в большинстве других африканских государств.
Напомним, что ИЧР представляет собой синтетический показатель, который включает в себя ВВП на душу населения, уровень грамотности и продолжительность жизни. Он был создан для ООН индийским экономистом Амартией Сеном и позволяет оценить общий уровень развития страны. Для примера, самый высокий ИЧР на африканском континенте принадлежит Алжиру (0,745), стране, которая отвоевала суверенитет в борьбе с французской армией по итогам войны за независимость (1954-1962). В то же время, самый низкий ИЧР наблюдается в ЦАР, где французская армия вездесуща. Хотя связь и бросается в глаза, присутствие французских войск не объясняет бедность. В любом случае, не сумевшие встать на крыло франкоязычные африканские страны становятся полем для игры неоколониальной державы, которая удерживает их в состоянии зависимости и коррумпирует их руководство, чтобы разрабатывать их природные богатства. Поэтому французское военное присутствие является одновременно символом этой зависимости и инструментом ее сохранения.
Противники приема мигрантов во Франции (и Европе) подчеркивают, что те не являются политическими беженцами, а бегут от нищеты. Это так, только вот стоит добавить, что нищета связана и с политикой европейских стран, Франции в том числе. Еще со времен работ Самира Амина нам прекрасно известно, что сформировавшиеся при колонизации механизмы неравного обмена были сохранены и после провозглашения независимости. Будь то экстраверсия экономики южных стран (они обречены на экспорт сырья или сельскохозяйственной продукции) или подчинение государств с помощью неподъемного долгового ярма, эти губительные механизмы никуда не делись. Более того, со временем их только усилили и отточили. Для развитого мира (и Франции, которая сохранила в Африке свою «вотчину») Кот-д'Ивуар — это резервуар какао, а Нигер — месторождения урана. Цена этих товаров определяется внешними силами (знаменитыми «законами рынка»), а не филантропией западных держав и уж точно не властями этих государств.
Заявления о том, что французские войска расположились в странах Сахеля по рыцарским мотивам (ради «спасения демократии» или «искоренения обскурантизма»), просто смешны. Французское руководство мало волнует судьба тысяч африканских детей, которые трудятся на плантациях какао на хозяев, которых держат за горло торговцы, вынужденные в свою очередь подстраиваться под тарифы контролирующих весь рынок шоколада трех международных корпораций. Не волнует его также хрупкое равновесие в обществах стран Сахеля, где бессовестная разработка урановых месторождений на землях туарегов посеяла семена гражданской войны, не говоря уже о катастрофических последствиях намеренного уничтожения ливийского государства. Структуры неравного обмена стали для африканского населения настоящим проклятьем и подталкивают людей к эмиграции в попытке сбежать от нищеты. Нежелание замечать такую действительность и влияние унаследованных от колониальной эпохи структур мешает нам в полной мере понять экономическую подоплеку миграционного кризиса.
Трагедия в том, что этими экономическими факторами все, к сожалению, не ограничивается. Южные страны испытывают на себе последствия не только неравного обмена, но и иностранного вмешательства. Самым показательным тому примером стала Сирия, где западные союзники нефтяных монархий Персидского залива развязали войну чужими руками. До начала конфликта Сирия была самодостаточной в продовольственном плане страной, которая шла по пути индустриализации, с образованным населением и современным здравоохранением. «Стратегия хаоса» была принесена туда ордами наемников, от которых сирийскому правительству еле удается избавиться после восьми лет войны (2011-2018). Империалистическое вмешательство было призвано покончить с непокорным государством и повлекло за собой бегство 5 миллионов человек. Те во Франции, кто сокрушаются насчет этого массового исхода населения, несут ответственность за породившее его вмешательство. Тут, конечно, есть варианты: правые возмущаются наплывом мигрантов, а левые играют на гуманитарных струнках.
Сложившийся на северо-востоке Нигерии хаос отравляет жизнь во всем регионе. В лагерях беженцев скапливаются миллионы людей, которые спасаются от зверств «Боко Харам». Напитавшийся саудовской пропагандой терроризм бросает вызов этой самой густонаселенной стране на континенте (440 миллионов человек к 2050 году). После катастрофического уничтожения Ливии силами НАТО расположенные южнее Сахары Африканские страны (в частности Мали, Нигер, Чад и ЦАР) стали вотчиной джихадистов. В Южном Судане провозглашение независимости в 2011 году повлекло за собой гражданскую войну, в которой оба лагеря сражаются за контроль над природными богатствами. Это южное сепаратистское государство, которое ведет с Севером бесконечную гражданскую войну, стало плодом американской стратегии в регионе. Это искусственное образование было призвано подорвать влияние Судана, который Вашингтон поместил в список «стран-изгоев». Сегодня Южный Судан лежит в руинах: десятки тысяч погибших, 3 миллиона беженцев, 5 миллионов человек, которые страдают от недоедания.
Дополнить эту страшную картину, разумеется, стоит катастрофическим результатом вторжений войск дяди Сэма в Сомали (1992), Афганистан (2001) и Ирак (2003) с целым ворохом массовых убийств и разрушений во имя «демократии» и «прав человека». Следует также отметить губительные последствия эмбарго, которые вводились подчиненным Вашингтону Западом против всех несогласных подчиниться ему стран: от Кубы до Ирака, от Сирии до Ирана и Венесуэлы. Эмбарго — это оружие богатых против бедных, циничный инструмент развитых стран, которые не дают развиваться другим, отрезая их от международных торговых и финансовых потоков. Вместе с ликвидацией военным путем и дестабилизацией с помощью принесенного извне террора экономическое удушение путем эмбарго становится третьим оружием в арсеналах западного вмешательства. Тысячи венесуэльцев, которые сегодня вынуждены бежать из страны из-за агрессии западных держав при потворстве местной буржуазии, стали последними жертвами экономической войны руководства богатых стран против населения бедных стран.
Достаточно одного взгляда на карту, чтобы понять, что исход этих несчастных людей по всему миру представляет собой горький плод западной политики. Миграционный кризис, о котором сейчас столько пишут СМИ, является делом рук целого множества сил: неоколониальных хищников из западных стран, коррумпированной элиты родных государств беженцев и рабовладельческой мафии транзитных стран. Никакое однобокое объяснение не освобождает тех или иных от ответственности. Как бы то ни было, пока неравный обмен существует, вес структур будет и дальше углублять разрыв между богатыми и бедными. У нас обычно предпочитают игнорировать подводную часть айсберга, однако на нее давно бы уже пора посмотреть. Мигранты — это те, кто остались за бортом в неравном мире, и поэтому единственное решение проблемы — сделать его более справедливым. Миграционный кризис — это тревожный сигнал. Он напоминает об экстренной необходимости развития стран, которые плетутся в хвосте из-за неэффективного управления, разграбления их ресурсов богатыми государствами и отсутствия у них настоящего суверенитета. Китай, Индия и многие азиатские страны в свою очередь добились успеха, потому что разорвали эту цепь зависимости.
Что касается Европы, ни неприятие мигрантов (часть правых сделала это своим главным лозунгом), ни их прием с распростертыми объятьями (этого хотят твердящие о гуманизме левые) не могут быть решением проблемы. Националистическая и гуманитарная идеологии — это два лика бога Януса, которые при этом одинаково слепы. Они ведут к противостоянию и порождают бесплодную горячку, которая только заводит всех в тупик. Столкновение «глобалистов» и «популистов» представляет собой театр теней, который призван скрыть настоящие причины кризиса и влияние структур. Националисты не видят причин неравенства в мире, а гуманитарии не замечают, что довольствуются борьбой с его последствиями. Раз сложение неполных представлений редко позволяет сформировать четкую картину, нужно в срочном порядке переступить через эту фальшивую альтернативу.
На фоне этой слепоты стоит вспомнить о словах Спинозы: «Не смех и не слезы, а понимание». Сострадание позволяет понять происходящее не больше, чем эгоизм. Подталкиваемая нищетой массовая иммиграция не отвечает ничьим интересам. Это не удача и не катастрофа, а проблема, за которую север и юг несут общую ответственность. Нужно взяться за ее решение, перестав игнорировать причины. Вопрос спасения мигрантов не должен даже подниматься, потому что ответ очевиден. Однако этика ответственности должна стоять выше этики убеждений. Лучшее, что можно пожелать тем, кто отправляются в плавание по Средиземному морю в погоне за западным миражом, это внести вклад в развитие их собственных стран. Нам прекрасно известно, какие интересы скрываются за риторикой об отмене границ: те, кто требуют массового приема мигрантов, рассчитывают нажиться на неравном обмене с южными странами. Руководство немецких предприятий (но не только оно) радо появлению послушной рабочей силы, которая, по выражению Маркса, представляет собой запасное оружие капитала.
Закрытое общество не является идеальным, закрытие границ не может быть решением проблемы. Однако суверенитет просто так не дается. Стремление государства сохранить контроль над границами абсолютно легитимно, и именно так поступают все страны за исключением членов ЕС, которые согласились в рамках шенгенской зоны перенести этот контроль на внешние рубежи союза. Сегодня это противоречие приняло взрывоопасный характер, и не факт, что ЕС сможет без последствий его разрешить. Нельзя просто так критиковать тех в Италии и Венгрии, кто решили закрыть доступ к территории страны. Как говорил Аристотель, не будем обсуждать дела скифов: грекам казалось просто смешным пытаться навязать что бы то ни было этому далекому народу. Если вы за суверенитет, нужно идти до конца и признать право государств самостоятельно решать свои дела. Пусть все примут свою ответственность, и коровы будут в безопасности. Италия не решала разрушить Ливию и поддерживать террористов в Сирии. Миграционный кризис является отражением гнусностей всего Запада, однако нельзя не признать, что львиная доля приходится здесь на Париж, Лондон и Вашингтон. «Наши войны, их кровь». Все именно так. Но можно добавить: «Наши войны, их беженцы». Или даже: «Наши войны, наши беженцы». Потому что эти люди едут именно к нам с напрасной надеждой на лучшее будущее.