Бывший российский премьер-министр Виктор Черномырдин как-то произнес прекрасную фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Когда представители властей Нидерландов, Британии и США выступили на прошлой неделе с согласованными заявлениями, обвинив Россию в проведении киберопераций в отношении различных организаций — от спортивных антидопинговых агентств до международной организации по запрещению химического оружия — казалось, что фраза Черномырдина обрела новый смысл.
Несмотря на все усилия, которые Кремль приложил к проведению Чемпионата мира по футболу ранее в этом году, чтобы продемонстрировать открытость России, продолжают поступать новости о просчетах его не таких уж и секретных служб. Вчера в последнем выпуске новостей «Беллингкэт» (Bellingcat), вебсайт, занимающийся расследованиями, назвал имя второго российского агента, причастного к отравлению Скрипалей.
Официальная реакция России варьирует от осуждения «срежиссированной пропагандистской акции» до насмешек над «западной истерией вокруг всемогущих российских кибершпионов». Но для российского президента, который гордится своей эффективностью и тем, что благодаря ему Россия выглядит могущественной, все это похоже на серьезное поражение.
Когда Путин был подростком, он увлекался советскими шпионскими фильмами 1960-х годов. В первые годы его президентства его сильной стороной была эффективность. Одной из причин, по которой он стал президентом, в первую очередь было то, что, руководя спецслужбами ФСБ, он доказал свою значимость для ельцинской «семьи» (как ее называли). Его агентам было приказано заманить российского генпрокурора Юрия Скуратова в «медовую ловушку», чтобы помешать тому в расследовании взяточничества на высоком уровне. Довольно скоро — после видеотрансляции по государственному телевидению — этот человек был полностью дискредитирован.
Все это означает, что пресс-конференция, на которой представители властей Нидерландов обвинили Управление российской военной разведки, ГРУ, в том, что оно выбрало мишенью своей атаки Организацию по запрещению химического оружия, не совсем соответствует риторике Путина о возрождающейся России. Самым неприятным обстоятельством было то, что один из агентов ГРУ сохранил квитанцию московского такси, в которой было указано, что он ехал в аэропорт, сев в такси на улице, находящейся рядом со зданиями спецслужб.
Несмотря на все насмешки, Европа должна извлечь из этого более масштабный урок: дестабилизирующую деятельность, которой способствует Кремль, больше нельзя изображать в основном как стратегию, направленную на удержание бывших советских государств-сателлитов в сфере влияния Москвы. Это не так, поскольку попытки России подорвать институты теперь очевидны по всей Европе. После краха коммунизма у жителей Восточной Европы часто возникает впечатление, что их западные соседи высмеивают их антироссийские настроения, считая их истеричными и зацикленными на угрозе неоимпериализма, затаившегося в Москве. После того, как в 2007 году Эстония подверглась массированной кибератаке со стороны России, мало кто в Париже или Берлине почувствовал беспокойство в связи с тем, что опасность может однажды распространиться дальше на Запад.
Теперь, когда Нидерланды так обстоятельно разоблачают действия России, становится все более очевидным, что мишенью могут стать не только «нагнетающие страх» восточноевропейские страны, но даже небольшие западноевропейские страны, у которых раньше не было напряженного геополитического противостояния с Россией.
У голландцев и русских нет опыта великодержавного соперничества. Не являются Нидерланды и одной из тех европейских стран, которые исторически пострадали от худших проявлений российской или советской агрессии — во время Второй мировой войны, в эпоху коммунизма или еще раньше. Голландцы стали мишенью потому, что они отвечают за безопасность ОЗХО, штаб-квартира которой находится в Гааге.
В этом «сведении счетов» голландцы не одиноки. Ранее в этом году Греция — в культурном отношении пророссийская, христианская православная страна — была вынуждена осудить вмешательство России во внутренние дела в вопросе споров о названии Македонии. Точно так же и президент Франции Эммануэль Макрон официально заявил, что Россия стремится «ликвидировать ЕС» — поразительное заявление для лидера страны, которая традиционно пытается сохранить хоть что-то из особых отношений с Москвой, пусть даже в том, что касается Шарля де Голля. И в Берлине некоторые аналитики отмечают более жесткий тон в подходе Германии к России — теперь упор делается не столько на том, чтобы попытаться наладить отношения с Москвой, сколько на том, чтобы держаться поближе к странам Центральной Европы. Российские агенты, пойманные в Гааге, планировали провести очередные операции, взломав компьютерные сети лаборатории в нейтральной Швейцарии — стране, которую едва ли можно назвать участницей предполагаемых действий НАТО с целью унизить Россию.
В том же, что касается понимания намерений Путина, прежняя линия раздела между Востоком и Западом Европы быстро становится неактуальной. Скорее всего, более актуальной станет та модель, которую активно разрабатывает Кремль. Речь идет об идеологическом взаимопонимании и солидарности, которых он добивается от ультраправых популистов всей Европы — как на востоке (премьер-министр Венгрии Виктор Орбан), так и на Западе (министр внутренних дел и заместитель премьер-министра Италия Маттео Сальвини, вице-канцлер Австрии Хайнц-Кристиан Штрахе).
Длинная тень, обозначающая разобщенность между европейским Востоком и Западом, не исчезнет в одночасье: у жителей восточноевропейских стран, живших на «захваченном в плен Западе», как однажды назвал советский блок писатель Милан Кундера, есть воспоминания, которых нет у других. Как бы то ни было, из-за кризиса беженцев 2015 года разрыв между Востоком и Западом стал более заметным. Но, как сказал мне на этой неделе один высокопоставленный немецкий чиновник, вполне возможно, что действия России приведут не столько к углублению разногласий, сколько к укреплению европейского единства.
Теперь у жителей Западной Европы, возможно, возникнет новое чувство близости к тем полякам и народам стран Балтии, которые давно предупреждали о посягательствах России, но чувствовали (особенно перед войной на Украине), что их предостережения — это голос вопиющего в пустыне. Вполне возможно, что в конечном итоге российские агенты помогут в какой-то мере сократить существующую у европейцев разницу в восприятии и способности реагировать. А это уже совсем не тот шпионский фильм, который понравился бы Путину.