С тех пор как президент России Владимир Путин аннексировал Крым в 2014 году, он, казалось бы, просто не мог принимать неверных решений — с точки зрения большинства россиян. Однако его тефлоновое покрытие, очевидно, постепенно истончается. И это ставит перед нами два важных вопроса: чего хотят россияне и станут ли они действовать, чтобы этого добиться?
Политолог Михаил Дмитриев и социолог Сергей Белановский — это те специалисты, которым обязательно стоит задать эти вопросы. Они изучали российское массовое сознание на предмет признаков протеста с начала текущего десятилетия, и они спрогнозировали протесты среднего класса 2011 и 2012 годов, которые были спровоцированы фальсификациями на парламентских выборах. Хотя некоторые из их последних работ можно назвать чрезмерно алармистскими, их анализ настроений россиян является гораздо более детальным по сравнению с тем, что нам предлагают те немногие профессиональные центры исследования общественного мнения, которые еще остались в России. Дмитриев и Белановский получают больше всего информации от своих фокус-групп в Московской и Владимирской областях, последняя — экономически слабая в центральной части России.
Дмитриев, который в прошлом занимал пост заместителя министра экономики, является членом «Комитета гражданских инициатив», который был создан Алексеем Кудриным — бывшим министром финансов, а ныне главой Счетной палаты. Этот комитет недавно опубликовал доклад Дмитриева, Белановского и психолога Анастасии Никольской, в котором описаны важные изменения в отношении россиян к путинскому режиму и их контракту с государством. Эти изменения, зафиксированные исследователями, перекликаются с антиноменклатурными настроениями, всплеск которых произошел в Европе и США в последние несколько лет.
Авторы доклада наблюдают мощное стремление к переменам, даже если эти перемены повлекут за собой риски, — стремление, которое пересилило господствовавшую долгое время тягу россиян к стабильности. Исследователи предлагали участникам своих фокус-групп поиграть в игру, прося их представить путь России как грязную, разбитую дорогу. Эта дорога пролегает мимо луга, через который никто и никогда не пытался ходить: возможно, где-то там есть болото, но существует вероятность того, что, пройдя по этому лугу, им удастся сэкономить силы и время. 70% участников фокус-групп сказали, что они попробовали бы пойти через луг.
Между тем россияне, которые с радостью встретили авторитарного Путина после короткого периода плюрализма и демократии в 1990-х годах, больше не хотят видеть во главе России сильного лидера. «Модель, основанная на сильном руководстве, постепенно превратилась из далекой мечты в повседневную реальность, — написали исследователи, — поэтому ее первоначальный ореол привлекательности начал тускнеть». Теперь, по результатам их исследования, только 7% членов фокус-групп хотят видеть во главе страны сильного лидера, тогда как 80% начали требовать не столько порядка, сколько справедливости.
Требование такого рода редистрибутивной справедливости можно было бы интерпретировать как перекос влево, но в то же время подавляющее большинство респондентов сообщили Дмитриеву и его коллегам, что они перестали надеяться на то, что государство в конечном счете улучшит качество их жизни. Либертарианская самостоятельность — это следствие отдаления от элиты. Россиянам хотелось бы, чтобы государство боролось с неравенством, но, поскольку оно этого не делает, они вынуждены сами о себе заботиться.
Растущая самостоятельность подрывает доверие к государственной пропаганде. «Модель общения истеблишмента с народом посредством централизованных СМИ начинает давать сбой», — написали авторы исследования.
Несмотря на многолетнюю интенсивную пропаганду, идея России как великой державы закрепилась только отчасти. В фокус-группах только 20% респондентов согласились с тем, что Россия — великая держава. 49% считают, что Россия — это нечто среднее между великой страной и отсталой. С точки зрения этих людей, военная мощь и богатая история не имеют почти никакого значения в отсутствие процветающей, современной, социально ориентированной экономики.
Посткрымская пропагандистская кампания Путина поначалу оглушила россиян, заставив их принять его позицию. Но потом, как обнаружили Дмитриев, Белановский и Никольская, недовольство внутренней политикой Путина, предыдущий всплеск которого пришелся на 2013 год, постепенно вернулось.
Это печальная ситуация для Путина, но только потенциально. Дмитриев и его коллеги указывают, что в отсутствие сильных лидеров оппозиции протестная деятельность остается чрезвычайно фрагментированной — вспомните, к примеру, демонстрации против мусорных свалок в Подмосковье, которые прошли в этом году, но так и не привели к более масштабным общенациональным протестам. «Акции носят местный и ситуационный характер, часто соперничая друг с другом, что мешает протестным инициативам достичь масштабных успехов», — отметили исследователи. Они также указали на низкий уровень общественного интереса к смене режима. «Агрессивные высказывания в адрес властей не были зафиксированы ни в одной из фокус-групп», — говорится в докладе.
Дмитриев и Белановский придерживаются умеренных взглядов — это так называемые «системные либералы», которые верят в возможность реформирования России сверху. С их точки зрения, политический статус-кво не является помехой для положительных перемен в экономике. Возобновление роста уровня недовольства после нескольких лет посткрымской эйфории беспокоит их, потому что это напоминает им о трампизме и о том стремлении к простым решениям, которые предлагаются европейскими антимиграционными партиями. Поэтому отсутствие харизматичных популистских лидеров, которые могли бы направить недовольные массы, является для них в некотором смысле утешением.
С другой стороны, отсутствие таких лидеров — это прямое следствие успешной путинской кампании политических репрессий, которая, как показывает новейшая история России, не может вечно оставаться успешной. Если Дмитриев и Белановский правы, и россияне уже отвернулись от своих лидеров и их идеологических концепций, то нынешняя ситуация очень похожа на ситуацию конца 1980-х годов, которая предшествовала распаду репрессивного советского государства. В конечном счете на сцену вышли лидеры, имевшие достаточное количество влияния и мужества для того, чтобы бросить вызов тоталитарной машине, а правоприменительные органы оказались бессильны или просто не захотели бороться с ними.