В середине сентября в мастерской на побережье Атлантического океана, где он выставлял свои картины, умер Лоуренс Мартин Биттман (Lawrence Martin Bittman), бостонский профессор, занимавшийся дезинформацией и разведкой. Ему был 81 год, 50 из которых он прожил в Америке. В первой части своей жизни, более краткой и беспокойной, он был известен под именем Ладислава Биттмана и жил в Чехословакии, маленьком европейском государстве, прекратившем свое существование в 1992 году. Мальчиком Биттман видел, как нацисты захватили его страну, и, оказавшись после войны на стороне советского блока, он, руководствуясь искренними побуждениями, вступил в коммунистическую партию, а на последних курсах университета завербовали в разведку (партия обратила внимание на его блестящие способности). Он с энтузиазмом согласился, и в течение 14 лет его очень высоко ценили в чехословацких секретных службах. В последние годы своей карьеры он прошел курс специализации на дезинформации, которая тогда была одним из наиболее многообещающих и активно эксплуатируемых секторов разведки — как и сегодня.
Биттман объяснял, что привычная роль спецслужб до того момента состояла в том, чтобы собирать информацию и передавать ее наверх политикам, ответственным за принятие решений. Однако речь шла о слишком пассивной роли, и агенты начали перебрасывать множество своих ресурсов на так называемые активные меры, то есть специальным операциям, направленным на поражение врага и помощь союзникам. Зачем ограничиваться знанием событий, если можно расширить свой потенциал до того, чтобы определять события? Изначально импульс задал Советский Союз, считавший, что его секретные службы слишком мало эксплуатируются, а их подлинный потенциал задействован недостаточно. Определение «активные меры», используемое агентами восточного блока, часто можно услышать, когда речь идет о вмешательстве российской разведки на Западе — от взлома компьютеров демократической партии США, организованного с целью похищения сообщений из электронной почты и слива их в интернет на всеобщее прочтение, как это произошло летом 2016 года, вплоть до физического устранения дезертиров разведки, перебежчиков в страны Западной Европы, достаточно вспомнить покушение на убийство Сергея Скрипаля в марте.
17 мая 1957 года французский префект Страсбурга Андре-Мари Тремо (André-Marie Trémeaud) получил в подарок коробку сигар размером 19 на 14 сантиметров в анонимной посылке, на которой значился только штамп отправления из одного густонаселенного квартала Парижа. Когда его секретарь положил посылку ему на письменный стол, чиновник предложил выкурить парочку этих сигар находившемуся у него в тот момент собеседнику, но тот отказался, и он про них забыл. Несколько позже во время подготовки к вечеринке, которая должна была скоро начаться, жена Тремо открыла коробку ножом для резки бумаг и погибла в результате последовавшего «огромного» взрыва. Тремо был также ранее префектом в Алжире перед возвращением во Францию, поэтому первые подозрения пали на алжирских повстанцев, которые часто использовали подобные методы. Однако французская полиция вскоре выяснила, что некоторые улики вели к немецкой неонацистской группировке, Группе, борющейся за независимость Германии, которая за год до этого начала рассылать письма с угрозами в адрес французских, американских и английских дипломатов, а также в адрес иностранных военных, служивших на территории Германии. Группа отстаивала метод вооруженной борьбы для объединения страны и противостояния западному влиянию — и вызывала множество опасений, учитывая, что нацистской Германии пришел конец всего лишь десять лет назад. Любопытно, что нападения Группы всегда были обращены против западных мишеней и не имели антикоммунистической направленности, которая очевидным образом выступала в ее заявлениях. Напряжение усугублялось письмом, очевидно, подписанным главой политического отдела американского посольства в Берлине, которое должно было остаться в тайне, а на деле циркулировало в дипломатических кругах, обнаруживая, что американцы доброжелательно относились к неонацистским организациям в Германии, компенсировавшим коммунистическую угрозу. Этот вопрос так широко обсуждался, что, когда Советский Союз начал выражать свою позицию и отправлять сообщения о солидарности с Францией в отношении опасности нацистского реваншизма, этот жест казался совершенно обоснованным. Однако группа ополченцев, ее сообщения и теракты со взрывами были сфабрикованы и осуществлены чехословацкими секретными службами по указанию их спонсоров в Москве.
Активных мер в те годы предпринималось множество. Попытка отравления серьезным лекарством редакции радиостанции «Свободная Европа», канала, транслировавшего американскую пропаганду в странах Восточной Европы, была раскрыта двойным агентом, работавшим также на противостоящий лагерь, слухи о применении бактериологического оружия американскими солдатами в Корее в отношении населения, распространение фальшивого издания антикоммунистического журнала среди всех подписанных на него диссидентов, содержавшего, однако, резко коммунистические статьи, чтобы распространить сообщение: мы знаем, как можно всех вас найти; и, естественно, несколько политических убийств. От последней практики — устранения неудобных персонажей — в какой-то момент пришлось отказаться вовсе не из гуманистических соображений, а потому что порой наемники переходили на другую сторону, к американцам, и то, что они им раскрывали, наносило больший ущерб, чем когда жертву покушения оставляли в живых. Использовался также метод игры с письмами, который работал следующим образом: известным персонажам отправлялось письмо с благодарностью за поддержку, полученную от такого-то или иного кандидата политического движения, а когда знаменитости возмущались, что никогда не поддерживали этого человека, песенка кандидата, ничего не знающего обо всех этих махинациях за его спиной, уже была спета: его считали самозванцем. Отдел по дезинформации проводил от трехсот до четырехсот спецопераций каждый год, которые оценивались при помощи одного простого критерия: пространства, которое они занимали в печати. Основная идея состояла не в том, чтобы нанести единственный смертельный удар, а в том, чтобы использовать накопительный эффект, в операции за операцией. Если это вам о чем-то напоминает, то потому, что ситуация до сих пор остается такой же, с той разницей, что интернет и социальные сети намного облегчили эту задачу.
Биттман рассказывал, что спецоперации «похожи на игру, участники которой разделяются на три основные категории: инициатор, враг и жертва. Инициатор формулирует и стимулирует операции. Врагом может быть целая страна или только правительственные службы или ее структуры. Врагом также может быть только отдельно взятый человек или группа людей. По оценке коммунистических разведывательных служб роль врага очень часто отводилась Соединенным Штатам или Западной Германии. Жертва — это невинный человек, которого эксплуатирует инициатор атаки против врага. Жертва часто становится целью вражеских контратак, потому что цель инициатора состоит в том, чтобы враг принял жертву за исполнителя операции, то есть за инициатора. Роль жертвы часто исполняют развивающиеся страны».
Говоря о своей работе в области дезинформации, Биттман отмечал еще два очень интересных пункта. Первый состоял в том, что у восточноевропейских стран было естественное преимущество над теми, кто был по эту сторону «железного занавеса»: свободные страны защищали свободу информации и призывали к ней, а значит, были уязвимы для распространения пропаганды и фальшивых новостей, в то время как в авторитарные страны свободные новости из-за занавеса просочиться не могли, вследствие чего они, естественно, оставались неприкосновенными для западных попыток ответить аналогичным ударом. Это актуально и сегодня: гораздо проще распространить статью с выдуманной информацией в Италии, чем в России или в Китае. Второй пункт состоит в том, что дезинформация была столь деликатной и важной сферой, что разрешение на активные меры давалось исключительно на самом верху. Опять же это актуально и по сей день. Когда мы читаем, что делают российские проправительственные хакеры, мы склоняемся к мысли, что они действуют маргинально, что они работают в условиях, когда начальство практически не понимает тонкостей их работы. Однако мы ошибаемся. Они действуют по заданию политического руководства. Нет никакого типа, весящего под двести килограммов, который сидит, запершись в своем погребе, играет в хакера и взламывает электронную почту демократов просто из любви к искусству, как говорил Трамп во время своей предвыборной кампании.
Со временем постоянное выполнение циничных задач в разведке начисто лишило Биттмана его первоначального идеализма. Три года он не мог подняться выше самой нижней ступени иерархической лестницы, потому что споткнулся, намереваясь жениться на еврейке, что расходилось с идеалами и безграничным антисемитизмом чехословацкой коммунистической партии. «Евреи, — говорило ему начальство, — не могут быть верны нашему делу, потому что они уже преданы своему. Пожалуйста, можешь продолжать встречаться с этой девушкой, делай с ней, что хочешь, только не женись на ней». Теоретически все операции проводились за задраенными люками: один отдел не знал, что делалось в других отделах, и в конце работы весь материал уничтожался, потому что не было никакой необходимости хранить память об этой деятельности. Очевидно, что в подсознании стран Восточной Европы было четкое понимание: положение вещей может стремительно измениться, и архивы могут попасть в руки человека, который не должен их видеть. На практике, однако, коллеги разговаривали друг с другом и хвастались своими достижениями. Сбежав в 1968 году в Америку, после того как Пражская весна открыла ему глаза на советские репрессии, Биттман стал настоящим живым архивом ценной информации. К тому же, в то время чехословацкие службы занимались не только своей страной, но считались в Москве славным филиалом советской разведки. Более того, они были даже более ценными, потому что чехословакам было проще передвигаться по Центральной Европе, чем русским, которые немедленно вызывали подозрения. В результате Чехословакия стала небольшим государством Варшавского договора с гигантской службой разведки, абсолютно непропорциональной для ее нужд — но не для нужд ее советских спонсоров — расположенной при этом в самом сердце континента как платформа для запуска операций за рубежом. Историк Петр Кайтамл (Petr Cajthaml), изучавший операции чехословацкого отдела дезинформации) рассказывает, что в 1960-е годы этот отдел добивался наибольших успехов вслед за советским и во многом превосходил другие государства-спутники. «Чехословаки работали по всему миру. Не только в Европе, но и в обеих Америках, в Африке и в Азии».
Спецслужбы Восточной Европы оправдывали операции по дезинформации теорией «идеологической подрывной деятельности», проводимой Западом. Капитализм, говорили они, перестал на данный момент вести войну при помощи оружия и военных, но он объявил психологическую войну против рабочих, он хочет развратить их, ослепив бесконечным могуществом имеющихся у него экономических средств. Если все отличительные черты Запада были столь привлекательны, от музыки до моды и стиля жизни, значит, было более чем оправданно противопоставить в ответ психологическую контратаку и обвинить Америку и Западную Германию — две наиболее ненавистных мишени — в самых страшных заговорах против всего остального мира. Биттман не верил в теорию идеологической подрывной деятельности и был огорчен повседневными доказательствами ненависти чехословаков к разведке. Однажды в конце страстного выступления комиссара полиции в штаб-квартире он спросил: «Но если наша система превосходит капиталистическую на научном уровне и достаточно логического мышления, чтобы это доказать, почему же мы не пользуемся научным подходом, чтобы убедить тех, кто находится по ту сторону, вместо того чтобы проводить эти операции по дезинформации?» Он уже не был тем пылким студентом, яро верившим в партию. Его начальство сделало себе соответствующие пометки и посоветовало ему избегать любых других «провокаций».
Биттману удалось сбежать в Америку только благодаря тому, что во время вторжения в Прагу он возглавлял «резидентуру» спецслужб в Вене. Резидентурой назывались разбросанные по зарубежным странам учреждения органов внешней разведки, откуда они координировали спецоперации. Каждое учреждение имело свою агентурную сеть, состоявшую из людей, работавших на разведку, потому что их шантажировали или потому что они нуждались в деньгах, или и по той, и по другой причине, и им никогда не доверяли на 100%, а «органы», которых также называли «функционерами» — это были избранные люди, прошедшие подготовку в спецслужбах, чтобы руководить агентами на месте. Биттман рассказывает, что один из его агентов, например, был геем, который опасался разоблачения и в обмен на ежемесячную оплату раскладывал по почтовым ящикам фальшивые политические послания, сфабрикованные разведкой. Однажды он понял, что отправил посылку со взрывчаткой, при взрыве которой погиб один диссидент, и попросил, чтобы его перевели на восток — он был одним из немногих, кто перебрался из свободного мира в коммунистические страны.
Однажды ночью в августе 1968 года Биттман выждал момент, когда машина с двумя русскими агентами, припаркованная перед подъездом его дома, оставит свой наблюдательный пункт — они подозревали, что он захочет сбежать, но не столь скоро — схватил с женой заранее собранные чемоданы и кругами ездил по городу, чтобы убедиться, что за ним нет слежки, а потом направился на запад, в Германию, на автомобиле с дипломатическими номерами. Добравшись до границы с Западной Германией, он закурил сигарету, снял дипломатический значок с номера автомобиля, чтобы не бросаться в глаза, и сдался в ЦРУ, будучи убежден, что его послужной список не сможет не заинтересовать службу. Четыре года спустя, уже надежно закрепившись в Америке, он опубликовал эссе под названием «Веришь-не веришь», в котором было собрано все, что он знал о работе в своей области. На сайте «Амазонм до сих пор можно найти букинистическое издание с пожелтевшими страницами, датированное 1972-м годом. Это ошеломляющее чтение, а — учитывая все пропагандистские операции, с которыми мы сегодня сталкиваемся — теперь ставшее почти обязательным.