На улицах серого осеннего Минска в глаза бросаются плакаты с ярко-красными эмблемами комсомола, сообщающие, что эта организация отмечает свой столетний юбилей. Большевики создали Коммунистический союз молодежи, задача которого состояла в идеологическом воспитании молодого поколения, сразу же после Октябрьской революции. В России его распустили в 1991 году, а в Белоруссии он продолжает функционировать до сих пор, изменилось только название.
Сейчас Белорусский республиканский союз молодежи — это неправительственная организация, которая, как и в прошлом, служит властям в качестве инструмента для пропаганды государственной идеологии. Много ли членов организации вступило в нее по принуждению (всего их почти полмиллиона, что немало для страны с населением в 9,5 миллионов человек), сказать сложно.
Непоследовательность политики: комсомол и Радзивиллы
На юбилейных торжествах такой важной организации не мог не появиться Александр Лукашенко. Президент не только направил поздравления («история комсомола — это история нашего народа», — написал он), но и лично появился на мероприятии. Государственные телеканалы показали, как он стоит в толпе активистов и поет вместе с ними «Песню о тревожной молодости» — один из давних комсомольских шлягеров. Когда-то фотографии, изображающие такие сцены, были у каждого советского генерального секретаря — руководителя партии Страны Советов.
Гостей, прилетающих в Минск на самолете, встречают, однако, не юбилейные плакаты комсомола, а совершенно другие образы: в терминалах аэропорта висят большие фотографии белорусских памятников архитектуры, среди которых выделяются Мирский и Несвижский замки Радзивиллов. Рекламные щиты с такими изображениями можно обнаружить и в белорусской столице, и в других городах.
Почему руководство Белоруссии решило, что созданные несколько сотен лет назад постройки могут стать в ряду национальных символов? Может быть, потому, что в них нет ничего советского или российского? На восток от Белоруссии таких памятников, относящихся к наследию давней Речи Посполитой, нет.
Две эти иллюстрации (с одной стороны комсомол, а с другой — замки Радзивиллов, то есть представителей литовского магнатского рода, имеющего, как утверждают некоторые белорусские историки, белорусские корни) показывают, насколько непоследовательную историческую политику проводит Минск.
Мягкий поворот
Между тем все предыдущие годы Лукашенко не считал нужным предпринимать какие-либо шаги, нацеленные на формирование национального самосознания. Когда он пришел к власти, Минск даже отказался от начатого после падения коммунизма курса на укрепление белорусской идентичности. Бело-красно-белый флаг заменили флагом советской Белоруссии, а русский вновь получил статус государственного языка и в итоге фактически обрел доминирующую позицию в общественном, политическом и информационном пространстве (во всех остальных сферах, собственно, тоже). Белоруссия стала, пожалуй, единственным государством, которое отказалось от политики формирования национального сознания и решило (с некоторыми корректировками) придерживаться советского дискурса.
В последние годы власти, однако, начали понимать, что дольше так продолжаться не может. Вначале в советскую традицию, ту, которая предписывала начинать отсчет белорусской истории с… большевистской революции 1917 года, начали осторожно внедрять новые элементы, в том числе Великое княжество Литовское. Это (вопреки своему названию) было в том числе белорусское государство, так что информация о нем появилась уже во всех учебниках отечественной истории.
Следующим важным сигналом стало российское нападение на Украину в 2014 году. Белорусская номенклатура задумалась, действительно ли Белоруссия сможет всегда найти с Россией общий язык. Основа безопасности режима пошатнулась, и внезапно Лукашенко, который в предыдущие 20 лет отождествлял белорусский язык с национализмом и оппозицией, сам на нем заговорил. Да еще как! «Если мы разучимся говорить по-белорусски, мы перестанем быть народом», — заявил президент и привел в замешательство оппозиционеров тем, что использовал их собственный лозунг.
Русификация очередного поколения
Всевозможные общественные организации, продвигающие белорусскую культуру и язык, получили больше свободы. На улицах появились плакаты, рассказывающие о привлекательности национального языка белорусов. Некоторые местные наблюдатели начали даже писать о «мягкой белорусизации», отмечая, что хотя руководство страны действует осторожно, направление оно избрало верное. Очень скоро оказалось, однако, что в языковой сфере с системной точки зрения почти ничего не изменилось. Основным языком в образовании остается русский, так что, по сути, идет процесс русификации очередного поколения.
Из разговоров с самими белорусами следует, что они не считают сохранение белорусского языка важной целью. Молодой таксист в Минске удивился моему вопросу о том, как хорошо он им владеет. «Раньше я им даже пользовался, но с тех пор, как живу в столице, я говорю только на русском. Его мне хватает». Интересно, что в Белоруссии до сих пор живо старое представление о том, что белорусский — это «крестьянский», «некультурный» язык. Молодая минчанка на мой вопрос отреагировала так: «Белорусский? А зачем он мне? Русский гораздо полезнее».
До тех пор пока продвижением белорусского языка будут заниматься неправительственные организации, а не государство, даже самые удачные кампании не смогут принести плодов. Власти между тем действуют осторожно, помня о том, что российские государственные телеканалы любят поднимать тему якобы зарождающегося белорусского национализма. Политика устрашения действует.
Костюшко и Куропаты
Несмотря на все это, в подходе руководства Белоруссии к теме национального самоопределения появились новые элементы. Несколько лет назад в Белоруссии построили огромное здание для музея Великой Отечественной войны (так там до сих пор называют Вторую мировую), но одновременно государство вложило несколько миллионов евро в реставрацию Несвижского замка. В рамках масштабного проекта «Замки Белоруссии» планируется отремонтировать еще несколько самых ценных объектов.
Возможно, самым существенным отклонением от просоветской линии стало согласие белорусских властей на возведение памятника в урочище Куропаты в предместьях Минска. Там в 1937-1941 годах местные отделы НКВД расстреляли четверть миллиона человек. Судя по всему, именно в этих лесах покоятся 4 тысячи поляков из так называемого белорусского катынского списка, которых уже очень давно старается найти польское государство.
С конца 1980-х годов белорусы ставили в Куропатах деревянные кресты. Власти им в этом не препятствовали, но о появлении официального монумента не шло даже и речи. Однако несколько месяцев назад белорусское министерство культуры провело конкурс на проект памятника, открыть его планируется в ноябре.
Запрещенная мемориальная доска
Много или мало изменилось в белорусской политике памяти? Много на фоне того, что в первые два десятилетия правления Лукашенко в этой сфере практически ничего не происходило, и мало на фоне того, сколько еще предстоит сделать. Некоторые наблюдатели, однако, говорят, что учитывая прежний неосоветский дискурс властей, прогресс можно назвать значительным.
При этом не следует забывать, что упоминавшаяся выше непоследовательность в политике остается. С одной стороны, в Куропатах, одном из самых страшных мест Восточной Европы, наконец появится монумент, с другой — глава белорусского МВД в годовщину окончания Второй мировой войны переодевается в форму сотрудника НКВД, а в центре белорусской столицы до сих пор возвышается памятник Дзержинскому — создателю советского аппарата террора, который стал одним из символов этого явления. Одним словом, и богу свечка, и черту кочерга.
Осторожная корректировка официального дискурса имеет свои границы. Примером может послужить хотя бы отношение властей к Белорусской Народной Республике, то есть к попытке белорусов создать в 1918 году государство, придерживающееся антисоветского и продемократического курса. Накануне сотой годовщины провозглашения БНР многолетние старания активистов увенчались успехом: им разрешили разместить на одном из зданий в центре Минска мемориальную доску почти двухметровой высоты. Общественный комитет за три часа собрал деньги на ее создание. Я был тогда в белорусской столице, и помню, как один мой знакомый местный активист приглашал меня на открытие, говоря, что это будет исторический день. Пикантность ситуации придавал тот факт, что доска должна была появиться в непосредственной близости от здания белорусского КГБ.
Радость оказалась преждевременной. За несколько часов до долгожданного момента церемонию отложили на неделю, а потом перенесли на неопределенный срок. Говорилось о том, что власти не успели выдать все необходимые разрешения. Стало ясно, что установка доски была бы слишком смелым шагом.
Спустя несколько месяцев белорусское руководство нашло предлог, чтобы окончательно закрыть тему. «Нам поступил ряд обращений граждан, негативно относящихся к проекту установки мемориальной доски», — гласило официальное сообщение. Скорее всего, дело было в звонке из Москвы с вопросом: «Что за антироссийскую деятельность вы там развели?!» Хотя, возможно, кто-то в Минске просто решил, что такой звонок неминуемо раздастся. Действительно ли в белорусской политике памяти произошли сдвиги, станет видно по тому, что произойдет с этой мемориальной доской дальше.
Споры за внешним фасадом
Все дело в том, что вопрос развития белорусского самосознания неразрывно связан с отношениями между Москвой и Минском. Зависимость Белоруссии от восточного соседа в политической, экономической и военной сферах настолько велика, что белорусы практически не могут вести самостоятельную игру на международной арене. Это, в свою очередь, ограничивает возможности в сфере проведения такой исторической и национальной политики, которая делала бы акцент на развитие белорусского начала, отказываясь от советских образцов.
Разумеется, на официальном уровне отношения между «братскими народами» остаются идеальными, но за внешним фасадом скрываются серьезные противоречия. На фоне войны с Украиной и политического конфликта с Западом Кремль стал требовать от Минска абсолютной лояльности, но тот, несмотря на то, что его напугало российское нападение на Крым и Донбасс, противостоит любым попыткам россиян усилить контроль над белорусским государством, хотя при этом, чтобы не провоцировать лишний раз восточного соседа, проявляет особую осторожность в своей исторической политике.
К этой теме Лукашенко вернулся на своей первой официальной встрече с новым послом РФ в Белоруссии Михаилом Бабичем. В Минске сочли, что этот человек будет выполнять «специальные задания» Кремля и пытаться призвать белорусов к порядку. В той части переговоров, на которой присутствовала белорусская пресса, президент подчеркнул, что в двусторонних отношениях неизменно: Белоруссия останется суверенным независимым государством, а говорить о ее включении в состав России просто смешно.
То, что на встрече с дипломатом другого государства, звучат подобные слова, показывает, как выглядит ситуация: давление России на Белоруссию усиливается, даже если сообщения об этом не попадают в СМИ.
Между двух соседей
Попытки Белоруссии сменить исторический и национальный дискурс выглядят непоследовательными и вялыми, в особенности это становится заметно на фоне процесса десоветизации, который после «революции достоинства» активно идет на Украине. Тем временем в России происходит нечто противоположное: во многих сферах там можно наблюдать ресоветизацию.
Минск занимает промежуточную позицию: с одной стороны, Лукашенко отказался от борьбы с национальной идеей и, пожалуй, понял, что его стране нужно собственное, а не российское самосознание, с другой — он отдает себе отчет в том, какие могут возникнуть риски. Проблема, однако, не только в России. Сложно представить, чтобы человек с менталитетом Лукашенко был способен совершить реальный пронациональный разворот. Если белорусскому духу и суждено возродиться, то явно не стараниями действующего президента.
Самая главная перемена, которая произошла на Украине после 2014 года, как объяснял мне один независимый белорусский издатель, состояла в том, что эта страна перестала считать себя культурной периферией России. Раньше в украинских книжных магазинах, на музыкальном рынке или на телевидении преобладала продукция российского производства. Сейчас соотношение изменилось: выходит много книг на украинском языке, украинские каналы больше не показывают российские сериалы, а на популярных радиостанциях звучит гораздо меньше российской музыки, чем раньше. Украина обрела культурную независимость.
Слишком близко от Москвы
В Белоруссии ситуация выглядит иначе. В качестве примера можно привести один из книжных магазинов в Минске, где на полках стоят в основном книги, изданные в Москве и других российских городах. Литературе на белорусском языке отведены отдельные полки, на ум невольно приходит слово «гетто». Белорусское телевидение выглядит гораздо менее привлекательно, чем российское, а белорусского музыкального рынка практически не существует. «В сфере культуры Россия остается для Белоруссии единственным ориентиром, и пока это не изменится, реального суверенитета у нас не будет», — констатирует мой собеседник-издатель.
Свою роль играет не только двухсотлетняя культурная зависимость от России, но и опасения белорусских властей, которые боятся, что слишком смелые действия в национальной сфере могут спровоцировать непредсказуемого соседа. В итоге тень Москвы остается главным фактором, который оказывает воздействие не только на историческую политику Белоруссии, но и на все основные сферы функционирования этого государства. Но можно ли теми малыми шагами, которые мы наблюдаем в последние годы, добиться чего-то большего?