National Review (США): ее брежневское «я»

Почему Ангела Меркель так похожа на бывшего советского руководителя.

Читать на сайте inosmi.ru
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Ангела Меркель неоднократно демонстрировала свое презрение к демократическим правилам приличия. Методы, которыми Меркель добивается своих целей, очень похожи на методы авторитарных лидеров. Автор «Нэшнл ревью» сравнивает Меркель с Леонидом Брежневым. Он считает, что то, как она правит единой Европой, может привести к гибели и Германию и Евросоюз, подобно брежневскому периоду застоя, разрушившему СССР.

Было время, когда юная Ангела Меркель, как и многие другие юные немцы из Восточной Германии, надевала специальную рубашку (синюю, а не коричневую, так как диктатура была другая) и маршировала во имя партии в парадном строю, причем иногда с факелом (не все с тех пор изменилось). Иногда она вместе со своими товарищами из Союза свободной немецкой молодежи маршировала под портретом советского руководителя Леонида Брежнева, который правил страной очень долго (с 1964 по 1982 годы). В этом Брежнев и Меркель очень похожи.

Нет, нет, Меркель не коммунистка. И в чужие страны она не вторгается. Она просто запугивает их. Может, она и участвовала в свержении в Италии непокорного евроскептика Сильвио Берлускони, но танки не вводила. Она просто «предположила», что может случиться с итальянским рынком ценных бумаг, и нагнала страха на итальянцев.

Но если посмотреть глубже, становятся видны тревожные сходства. То, что Брежнев не был демократом, нельзя назвать неожиданностью. Но то, что Меркель, этот благонамеренный «лидер свободного мира», неоднократно демонстрировала свое презрение к демократическим правилам приличия, вызывает разочарование. Возможно, причиной тому ее восточногерманское воспитание, но так или иначе, это отравило политику возглавляемой ею страны и других стран Евросоюза, этого неудачного альянса, где господствует Германия, обеспечивающая свое доминирование посредством пассивной агрессии, денег и собственного размера.

В начале 2000-х годов Брюссель, как всегда понуждаемый потребностью в «постоянном сближении», стал повивальной бабкой амбициозного проекта конституции, который, однако, был провален на референдумах во Франции и Нидерландах. Когда избиратель получает возможность напрямую высказаться по поводу углубления евроинтеграции, он имеет привычку говорить «нет».

На этом можно было бы и закрыть вопрос, но Меркель воспользовалась тем, что Германия председательствовала в ЕС (в тот момент, ибо председательство там на ротационной основе, а правила весьма сложны), и состряпала Лиссабонский договор. Этот жуликоватый пакт повторяет отвергнутую с презрением конституцию практически во всех отношениях, но правила у него таковы, что Брюссель сумел обойти стороной все эти надоедливые референдумы. Нет, не все, исключение составила вечно создающая проблемы Ирландия. Но ничего страшного. Ирландцы отвергли этот договор на одном референдуме, но потом они увязли в трясине финансового кризиса, и их уговорили поменять свою точку зрения.

Договор стал законом. Но Меркель (далеко не в последний раз) недооценила последствия невнимания к настроениям в обществе. Лиссабонский договор, проложивший дорогу Брекситу, усилил обеспокоенность многих европейцев по поводу того, что ЕС сползает в пост-демократию. Эти ощущения окрепли, когда Меркель сыграла свою роль в длительных мытарствах евро, а потом грубой силой принудила страны ЕС принять больше мигрантов и беженцев, которых она столь безрассудно приветствовала в 2015 году.

Некоторые действия Меркель в последних двух случаях были прямой и откровенной защитой национальных интересов Германии. Но то, как она настаивала на утверждении Лиссабонского договора, в очередной раз напомнило, что этот якобы прагматичный политик верит в историческую правоту европейской интеграции. Историк Роберт Конквест (Robert Conquest) сказал по этому поводу, что здесь присутствует «марксистский привкус». Если это так, то она не одинока. Но логично предположить, что Меркель было проще проглотить эту сомнительную идею из-за того, что росла и воспитывалась она в стране, где марксизм был государственной идеологией.

Самовластные тенденции Меркель внутри страны приняли еще более тревожный характер. Ее инстинктивная неприязнь к инакомыслию, что является обратной стороной политики консенсуса, переросла в нечто более зловещее, когда канцлер в 2015 году решила настежь распахнуть двери Германии. Поскольку медийный мейнстрим пел хвалебные гимны меркелевскому гостеприимству, немцам, которые не поддерживали наплыв мигрантов в свою страну, некуда было выплеснуть свой гнев, и они делали это в онлайне, причем порой в его зловонных сточных канавах (хотя чаще нет).

Взъяренная Меркель начала стращать компании социальных сетей, требуя от них положить конец ненавистническим, как она считала, высказываниям. Они конец не положили и сделали, на ее взгляд, недостаточно в этом отношении. Тогда она обратилась за помощью к своим коллегам из парламента. В результате появился немецкий закон о социальных сетях — скандально известный Netzwerkdurchsetzungsgesetz (закон об улучшении правоприменения в социальных сетях). Правда, его принятию также способствовало нагнетание паники по поводу «фейковых новостей», ставшее модным оправданием для цензоров. Это поистине драконовская мера против свободы слова (например, если какая-то компания социальных сетей не удалит «явно незаконное… ненавистническое высказывание» или «фейковую новость» в течение суток с момента подачи жалобы, то ее могу оштрафовать на сумму до 50 миллионов евро). Она стала весьма удобным прикрытием для российских депутатов, которые хотели прекратить нежелательные разговоры в интернете. Такие события наверняка позабавили бы Леонида Ильича.

Когда Михаил Горбачев запустил свою программу по капитальной перестройке Советского Союза, он начал резко критиковать брежневскую «эпоху застоя». Это был ярлык, означавший инерцию в политике и экономике. Электорат у Брежнева был не таким многочисленным, как у Меркель, поскольку он нравился только партийной элите, но ключ к их успеху в качестве политических долгожителей (очевидные различия мы считать не будем) заключался в том, что оба они придерживались консенсуса и стремились к сохранению стабильности. В качестве стратегии это давало результат, однако последовавшая стагнация привела Советский Союз к краху. Что касается Германии, то о ней говорить такое пока рано.

Покончив с экспериментами хрущевской эпохи, Брежнев сузил политическое и интеллектуальное пространство, в котором мог безопасно функционировать правящий режим. Когда настало время Горбачева, он посчитал, что ослабление партийного контроля неотделимо от остро необходимой перезагрузки в сфере экономики. Но после Брежнева было уже слишком поздно менять курс. Если возможность для реформирования системы изнутри и существовала, то к тому времени она уже исчезла.

Конечно, Германии не грозит крах в советском стиле. Но при этом стремление Меркель к извечной золотой середине по принципу и нашим, и вашим, к которому ее подталкивают личные убеждения и стратегическая сноровка, может дать обратный эффект. Из-за этого при соответствующем стечении обстоятельств (а такое стечение обстоятельств вполне возможно) поддерживаемый ею столько лет центристский порядок может ослабнуть. Золотую середину надо искать в битве идей. Но при Меркель все иначе. Сдвинув свой правоцентристский ХДС далеко влево, канцлер оккупировала значительную часть территории, которую главная партия левых СДПГ когда-то называла своей. Вытеснению СДПГ способствовало ее участие в коалиционных правительствах вместе с Меркель с 2005 по 2009 годы, а также после 2013 года. Как часто бывает среди партнеров, Меркель оказалась чем-то вроде черной вдовы. В период с 2013 по 2017 год уровень поддержки СДПГ уменьшился на 20% до 20,2% и продолжает падать. В 1999 году он был в два раза больше. Теперь СДПГ отстает даже от «зеленых», которые намного современнее, либеральнее в социальном плане, дружелюбны по отношению к мигрантам, не очень дружелюбны по отношению к НАТО, являются еврофундаменталистами, но (это большое «но») центристами в вопросах экономики, если не считать проблемы охраны окружающей среды.

Потрясения пришли и на правый фланг. Из-за согласия Меркель спасти жертв еврозоны некоторые классические либералы, скептически относившиеся к единой валюте и к мерам по ее сохранению, в 2013 году решили создать «профессорскую партию», назвав ее «Альтернативой для Германии». Само ее название стало протестом против удушающего консенсуса Меркель. Вначале АдГ добивалась определенных успехов, но потом решила перейти на повышенную передачу и в процессе этого существенно подрастеряла свое прежнее лидерство, став платформой для социал-консерваторов и противников иммиграции, которые почувствовали, что им больше нет места ни в ХДС, ни в ХСС (ХСС намного консервативнее ХДС). Это стало очень заметно, когда Меркель настежь распахнула двери мигрантам и закрутила гайки тем, кто осмеливался возражать.

Преобразования в АдГ привели к тому, что у нее стало больше последователей из числа откровенных националистов. После серии успехов на региональных выборах эта партия в 2017 году вошла в федеральный парламент, отняв голоса у ХДС и ХСС. На выборах в Баварии в октябре этого года (Бавария является родным домом для ХСС) АдГ набрала 10,6% голосов. Когда консенсус затвердевает, превращаясь в навязанную партиями истэблишмента ортодоксию, избиратели, которым тревожно, которых игнорируют и которым затыкают рты, начинают искать альтернативу (и находят ее — буквально).

Брежневская эпоха застоя была также эпохой разбазаренных возможностей. СССР благодаря своим колоссальным запасам нефти вполне мог найти деньги на реорганизацию своей экономики. Но оказавшись в изоляции со своим все более архаичным консенсусом, советское руководство отвергало даже самые незначительные реформы, предпочитая давать населению обезболивающее в виде очень скромного благополучия. Огромные доходы шли на военно-промышленный комплекс, на щедрые субсидии союзникам и сатрапиям, а также на бесплодные попытки поддержать командную систему в экономике, не удовлетворявшую потребностям современности. Вскоре пришлось расплачиваться за все это.

Какая бы критика ни звучала в адрес Меркель, обвинить ее в безудержных тратах на нужды обороны не может никто. Ее сползание влево может и не повлекло за собой поддержку нейтралитета, неизменно присутствующую в политике Германии (Меркель не любит Путина, и в 2014 году она настаивала на санкциях), но она не желает преодолевать последствия этого нейтралитета (при ней вооруженные силы пришли в такой упадок, что под вопросом оказалась их боеготовность) и его главные посылки. Да, Меркель пообещала увеличить военные расходы (составляющие сегодня 1,2% от ВВП), но лишь до полутора процентов от валового внутреннего продукта (в то время как нормы НАТО предусматривают показатель в два процента) и только к 2024 году. Добавьте к этому вероятное усиление зависимости от российского газа после ввода в строй трубопровода «Северный поток — 2», и вам станет вообще непонятно, насколько эффективна и надежна Германия как союзница после 13 лет правления мнимого лидера свободного мира.

Но есть и более светлая полоса. Экономика Германии на подъеме, страна богатеет на зависть большей части остального мира. Тем не менее, стоит вспомнить, что в 1990-е годы она, по ее собственным меркам, едва справлялась с трудностями. Произошедшие перемены вызывают острые споры. Их объясняют реформами на рынке труда и сокращением налогов (что характерно, против второй меры активно выступала Ангела Меркель, ставшая в то время новым лидером ХДС), что было сделано в начале 2000-х годов социал-демократами при канцлере Герхарде Шредере. Следующее объяснение — стремительный рост очень важного для Германии экспортного сектора благодаря скрытой девальвации (переход от немецкой марки к евро). Еще перемены объясняют некоторым ослаблением напряжения, связанного с объединением Германии. И последнее объяснение — то, как децентрализованный процесс переговоров по заработной плате повысил гибкость в решении этих вопросов (и одновременно ограничил ее рост). Такой резкий разворот на 180 градусов и начало экономического подъема дали Меркель определенный простор для маневра. Но поскольку взгляды у нее не очень рыночные, и она всегда стремится командовать центром, ей в любом случае не удалось бы развить успех реформ Шредера. И она его не развила. Иногда она даже сворачивала эти реформы, скажем в 2015 году, введя единый для всей страны минимальный размер заработной платы. Бизнес по-прежнему подвергается жесткому регулированию, и этим отчасти объясняется тот факт, что немецкие компании вкладывают довольно небольшой объем инвестиций в собственную страну. А нехватка инвестиций, в свою очередь, мешает росту производительности.

Высокие налоги — это еще одни антистимул, причем не только для инвесторов. Недавно в деловой газете «Хандельсблат» появилась статья, автор которой подробно описал, как Германия отстает от других стран в вопросах сокращения налогов на корпорации. Он объяснил это благодушием, порождаемым сегодняшними экономическими успехами. Но это далеко не все причины. Существующий в Германии консенсус препятствует активному сокращению налогов, и Меркель эту ситуацию менять не собирается.

Между тем, после аварии на АЭС в японской Фукусиме в Германии возникла паника, заставившая ее ускорить процесс постепенного отказа от атомной энергии. А паника из-за климатических изменений (это еще один критический элемент, порождающий политику центризма в Германии) привела к принятию колоссальной и чрезвычайно дорогостоящей программы капиталовложений в энергетику возобновляемых источников. В совокупности это привело к мощному скачку затрат промышленности на энергоресурсы (у частных потребителей затраты оказались еще выше), в то время как централизованное планирование в силу своих недостатков не может дать обещанные экологические дивиденды.

Пока Германия на подъеме, все это не имеет особого значения. Но вполне возможно, что на подходе очередной циклический спад, который может усугубить напряженность в вопросах торговли. В ближайшем будущем это может вызвать трудности, что помешает включению приехавших в Германию мигрантов в армию труда. Но на поверхность начинают всплывать и проблемы более долгосрочной перспективы. Советская экономическая модель не сумела справиться с изменениями в мире, наступившими во второй половине 20 века, и сейчас появляются признаки того, что неизмеримо более гибкая немецкая модель также не поспевает за развивающейся цифровой экономикой. Это относится к базовой инфраструктуре (согласно докладу ОЭСР за 2016 год, широкополосных оптоволоконных соединений в Германии менее двух процентов), а также, что менее заметно, к деловой практике и к продукции будущего. Сейчас на рынке появляются автономные транспортные средства, и как в этих условиях немецким автопроизводителям соперничать с «Гугл»?

Эти проблему придется решать кому-то другому, но не Меркель. Когда после вызвавших серьезное разочарование всеобщих выборов ХСС столкнулся с неудачами в Баварии, а ХДС в Гессене, Меркель ушла с поста лидера ХДС. По ее словам, она будет выполнять обязанности канцлера вплоть до следующих выборов. Может, да, а может, и нет, но есть подозрение, что свое пребывание у власти Меркель расценивает как оптимальный шанс сохранить лидерство в ХДС для его генсека Аннегрет Крамп-Карренбауэр (Annegret Kramp-Karrenbauer). А эта дама — Меркель № 2.

Если «АКК» победит, ХДС продемонстрирует, что его членов ничему не научили провалы и неудачи Меркель. Такой он — застой.

Обсудить
Рекомендуем