Delfi.lt: С чего начался ваш юмористический путь?
Андрей Марков: На самом деле, все началось с КВН. Мы тогда еще были в разных командах, познакомились на сцене. Нам не хватало людей в миниатюре и мы переманили Женю к себе. Думаю, по отдельности каждый из нас провел в КВН где-то десять лет. Если смотреть на вещи реально, то как можно было попасть в юмор в 2006? Кроме Камеди (Comedy Club — российское юмористическое шоу, — прим. ред.), который только начинался, не было ни одного более популярного юмористического проекта, чем КВН. И это было мечтой. Если ты хочешь шутить, умеешь это делать, ты желаешь попасть в Лигу к Васильичу (Александр Васильевич Масляков, ведущий КВН — прим.ред.). И, когда мы дошли до высшей Лиги у Васильича, поняли, что там уже не КВН, — это было очень обидно.
— Что происходило после того, как вы поняли, какой на самом деле КВН?
— Мы вернулись в Литву. Прикинули, что нужно как-то жить, во что-то вкладывать свою энергию. На старую работу вернуться не получалось, а с темпом жизни, к которому ты привык за время КВН, довольно сложно было себе представить восьмичасовой рабочий день. Да и после всего ты понимаешь, что на нормальную работу тебя не возьмут, ну потому что ты такой вот. Мы начали вести мероприятия, писали какие-то сценарии для телевидения, даже для местного, для Камеди тоже писали шутки какие-то и продавали за копейки. Нам это нравилось, это было прикольно. Даже были попытки сценарной работы для сериала комедийного здесь, в Литве, но нам сказали, мол извините, ребята, слишком много юмора для 20 минут. Шутка должна быть одна и размазана на всю серию. Мы сразу и сказали: «До свидания».
— До того, как прийти в юмор, какие были планы на жизнь?
— Я работал в очень крутой биохимической лаборатории, которая занимает третье место в мире по крутости разработок, а Женя когда-то хотел стать военным врачом в Белоруссии, но закончил ЕГУ в Вильнюсе, бакалавриат по белорусистике и получил магистра в области публичной политики. Вот сейчас и рассказывает публично веселые истории. Короче, мы ушли в юмор. КВН мешал работать, мешал учиться, поэтому, выбирать нужно было что-то одно.
— Как относитесь к современному российскому юмору? Тот же Вечерний Ургант, Comedy Club?
— Ну, Камеди давно не смотрели, но он явно изменился. Вообще, появление Камеди — это вознесение юмора на новый уровень, появление чего-то нового. Можно долго их ругать за то, что вначале они много матерились, да и миниатюры были очень пошлыми, но они сломали монополию КВН и принесли в массы что-то свежее в виде новых проектов. КВН в нынешнем состоянии выглядит очень убого.
— То есть, КВН устарел?
— Есть какие-то русскоязычные комики, которые вдохновляют, не боятся, шутят остро?
— Наверное, тех комиков, которые шутят остро и в тему, просто нет на ТВ. Или же, они появляются, шутят, а потом внезапно пропадают. Как, например, с Романовым было (Дмитрий Романов — популярный российский юморист, — прим.ред). Он пошутил про Крым и Путина, при чем классно пошутил, а потом все, уехал в Азию на пару лет. Никто не знает почему. Может, устал, — неизвестно. Stand Up очень разный, и круто, что он настолько разный. Ты не можешь любить прям всех, но обязательно найдешь того, чьи шутки оценишь. Крутые стендапы на ютубе у Club #1. Они шутят прям жестко-жестко иногда. Странно, что до сих пор еще не сидят.
— А что думаете о том же Илье Соболеве, Руслане Белом?
— Руслан Белый… К нему я относился скептически, потому что считал, что юмора в нем мало. Но после интервью у Дудя (Юрий Дудь — российский журналист и видеоблогер, — прим.ред.) мое мнение о Белом поменялось. Пусть у него и не получается юморить, но он двигает стендап в России и продвигает молодых юмористов. А Соболев — он не силен в стендап-комедии, сам говорит об этом. Не тот юморист, который пишет длинную юморную историю с одной мыслью. Фишка Соболева в импровизации, она у него просто крутецкая. На мой взгляд, он самый крутой импровизатор. Но он много матерится. Хотя, Дудю он просто сказал: «я матерюсь, потому что я тупой», вот и все. Откровенно говоря, когда ты долго занимаешься КВН, тебе потом очень не смешно смотреть что-то, ну прям очень не смешно. Иногда смешно, но ты просто оцениваешь это иначе: не в стиле смешно-не смешно, а «блин, я бы такого не придумал».
— Что происходило с юмором в Литве?
— А его не было.
— Как так? Вы как-то боролись с этим?
— После того, как мы вернулись с КВН, поняли, что русскоязычного юмора здесь нет вообще. Андрей бил себя в грудь и кричал: «Да что мы сидим, тут нет юмора, нужно что-то делать!» Ну мы и организовали школу КВН. Ездили по школам, рассказывали старшеклассникам, как это круто, что это бесплатно. Мы даже готовы были писать за них, редактировать. У нас были огромные стопки листков, исписанных контактами желающих. По факту, на конечном фестивале выступили три команды, для которых писали мы. Это прям было ужасно. Люди хотят чего-то, но не хотят работать для этого, а без работы в КВН никак. КВН — это не смешно, КВН — это тяжело, местами даже больно.
После этого мы организовали «Для тебя шоу» и пригласили туда всех литовских русскоязычных ребят выступить. Приз был очень крутой — поездка на фестиваль юмора в Грецию. У нас выступало очень много комиков: был и стендап, кто-то песни пел, миниатюры показывал, — в общем, было очень круто и очень свежо. Хохот стоял неимоверный, все-таки, два года тишины.
Потом мы с победителем уехали на фестиваль в Грецию, провели время там, и уже весной организовали второй концерт такого же формата. Решили, что нужно привезти кого-то из стендапа, он тогда только набирал популярность. Мы повезли сюда белорусов. Рома Сидорчик, парень из телевизора такой был, в Comedy Battle до финала дошел. Нашли контакты, написали. Переживали, что откажет, потому что за выступление заплатить мы не могли. Максимум — проезд, проживание и питание. На удивление, они согласились. Вообще, у нас был денежный приз за первое место. Все мы делали за свои деньги, все организовывали сами. Ставили какую-то мизерную цену за билет, но это вообще не покрывало наших расходов, в итоге все равно оставались в минусе. Мне кажется, мы до сих пор этот минус выбиваем.
— То есть, вы альтруисты, которые делали все не для денег, а просто для того, чтобы поселить юмор в Литве?
— Мы хотели вернуть юмор, захватить территорию, грубо говоря, и сделать так, чтобы все веселое на русском языке ассоциировалось с нами. Как говорил один наш знакомый: «Кто, если не мы?» И вот как-то с этим девизом мы и шли. Мы хотели оживить русскоязычную общественность и показать, что есть много интересного и реально крутого, а главное — ты можешь влиять на все это. Пословица есть: «Хорошо там, где нас нет». Нет, на самом деле хорошо там, где мы есть.
— Считали ли вы, что русскоязычность вашего юмора — своего рода преграда для дальнейшего развития юмора в Литве? Были ли попытки ее преодолеть и, например, начать шутить по-литовски?
— Ха-ха, нет. Мы принимали участие в шоу «Рассмеши комика» и поняли, что для того, чтобы шутить на литовском, нужно думать на литовском, чувствовать на литовском. Другой менталитет, заниматься переводом этих шуток просто бессмысленно, потому что это не будет восприниматься. Должен быть определенный культурный бэкграунд, потому что юмор и должен строиться на твоем опыте. Я думаю, наши наблюдения о каких-то стереотипах и подобных вещах были бы интересны литовскому зрителю, но проблемой является страх перед языковым барьером.
— Так и хочется здесь упомянуть Олега Шураева. Как относитесь к тому, что он делает?
— В какой-то момент он очень круто ворвался в эту литовскую юмористическую среду. Конечно, он носитель языка, ему проще в этом плане. Он пришел с определенной конъюнктурой и на старте его все срослось: военно-политические вопросы в мире, нужная позиция для литовскоговорящего населения, — он выстрелил и попал в точку. Его юмор очень круто умещался в нужные рамки. Он молодец и сделал все круто.
— Что происходит с юмором с Литве сейчас?
— Литовскоязычный стендап и юмор есть, где-то там раз в неделю он происходит. Но это не тот юмор, который я люблю, мы любим. Говоря о русскоязычном юморе, — он есть. Есть те, кто может шутить и делать неплохую комедию. И это круто. Вообще, в свое время мы сделали все, что могли, чтобы поднять юмор из мертвых, так сказать, чтобы хоть где-то он был. Мы продолжаем выжимать из себя все по максимуму, но, если честно, это меценатство иногда задалбливает.
— Раньше у вас было шоу «Шилялис». Вы ехали в машине, обсуждали какие-то злободневные темы. Формат мне напомнил «О чем говорят мужчины» Квартета И. Почему больше не записываете его? Не зашло?
— Его серьезно кто-то смотрел? Ха-ха. Как-то даже забыли об этом проекте. Мы ведем мероприятия и часто приходится ехать довольно далеко. В дороге бывает нечем заняться, но мы всегда обсуждали что-то. Ржем, едем, ржем. Потом подумали, почему бы не снять это. Записали парочку видосов и поняли, что это никому не нужно. Хочется фидбэка (с англ. отзыва. — прим. ред.), чтобы зритель как-то направлял тебя. В соцсетях могут бурно обсуждать, какого цвета платье, а вещи, которые происходят здесь и сейчас — нет. Наверное, дело больше в менталитете людей.
— Имеются ли в ваших шутках табу? Темы, которые стараетесь обходить стороной.
— На самом деле, шутка должна быть такой, чтобы не стыдно было маме рассказать, ха-ха. Но все зависит от аудитории. У нас есть рамки, которые не переходим. Я, например, люблю шутки на религиозную и политическую тематику, но это не всегда можно показывать людям, потому что кто-то может обидеться, кого-то это задевает. Но мы стараемся не материться. За Monday Show это может быть один раз, максимум два, если напрашивается кто-то из коллег прям напрашивается. В нашей компании Андрей — санитар мата. Чувствует, когда что-то вот-вот вырвется и тут же успокаивает. Мы за чистый юмор, потому что так сложнее. С матом проще и всегда смешно, а вот попробуй без него.
— А бывали случаи, когда шуткой кого-то неосознанно задевали или обижали?
— Так, чтобы задеть… Ну, нам никто не говорил, ха-ха. Но мы очень стараемся этого не делать. По человеку ты можешь понять, как далеко можешь зайти. Самые жесткие, самые «далекие заходы» происходят на закрытых вечерах с богатыми людьми. Там ты аккуратно прощупываешь человека и потом начинаешь раздавать шуточки.
— Представим, что у человека напрочь отсутствует понятие чувства юмора. Реально ли обучиться искусству шутить?
— Если уж там совсем все отбито, а такие люди бывают, то вряд ли. Чувство юмора — это мышца, которую нужно качать. Если ты долго не занимаешься юмором — мышца высыхает и ты забываешь, как это и что это. Во время КВН у нас были жесткие механизмы раскачки: мы могли придумать шутку на любую тему и за ночь написать все выступление. За одну только ночь. Поэтому, да, научиться шутить — реально, главное постоянно поддерживать это умение, подпитывать его. Просто прочитать с листка — это не смешно. Во много все зависит от подачи.
— В жизни вы часто шутите? Дома, с друзьями?
— Ой, самый страшный критик — жена. Иногда боюсь ее взгляда. Вообще, самый крутой отдых, если говорить о друзьях, — отдых, где тебе не обязательно шутить. Это надоедает, да и шуток от тебя всегда ждут. Хочется просто помолчать или поговорить на отдаленные темы. Именно поэтому мы придумали два проекта, которые не пиарим, а просто делаем для себя. Это подкасты, где поднимаем острые темы, что довольно хорошо заходит людям, и проект «21+», в котором мы приглашаем гостя, задаем какие-то интересные вопросы, не юмористического характера, но довольно сложно выцепить каких-то популярных людей для этого шоу.
— И, конечно, насущный вопрос: юморист — профессия?
— Это крест и проклятие, ха-ха. На самом деле, юморист — довольно собирательное понятие, мы даже не юмористы, наверное. Женя — веселый белорус в Литве, а я — создатель (такую подпись сделали под фотографией Андрея Маркова в одном из литовских журналов, — прим.ред.) Ты можешь быть артистом, сатириком, тем, кто пишет сценарии, но юморист — это не профессия.