Когда-то недалеко от китайского берега реки Уссури, по которой пролегает граница между Россией и Китаем на Дальнем Востоке, существовал необитаемый островок. «Существовал», потому что с тех пор он начал приближаться к китайскому берегу в непокорном акте географической иронии.
Но в ту беспокойную весну 1969 года этот маленький островок, который по-русски называют Даманским, а по-китайски — Чжэньбао, стал сценой, на которой разыгрался конфликт, кардинально изменивший расклад сил.
Именно на том островке 2 марта китайцы устроили засаду, убив 31 советского пограничника. Дерзкая провокация была попыткой предотвратить советское вторжение в Китай, казавшееся крайне реальным после советского вторжения в Чехословакию в августе 1968 года.
Бои прекратились две недели спустя. Советский Союз развернул танки и устроил бомбардировки китайских позиций ракетами БМ-21, убив (по их расчетам) до тысячи китайских военных. После нескольких месяцев неловкого молчания 13 августа произошло еще одно столкновение, на этот раз у западной части границы, в сегодняшнем Синьцзяне. В нем погибли двое советских и 21 китайский солдат.
Конфликт нельзя было назвать полной неожиданностью. Отношения между двумя коммунистическими гигантами уже десять лет были напряженными, при этом каждая сторона обвиняла другую в том, что именно она предала дело марксизма. Идеологическое противостояние скрывало более глубинное расхождение: Мао Цзэдун не хотел подчиняться Советскому Союзу в жесткой иерархии коммунистического мира. Советские лидеры обвинили Мао «в великодержавном шовинизме», не признавая, однако, что этот ярлык можно было навесить точно так же и на них.
В 1969 году Советский Союз и Китай избежали перестрелок. Однако Москва раздумывала над более жесткими ответными мерами, рассматривая даже вариант нанесения предупреждающего ядерного удара по своему бывшему союзнику. При помощи советских дипломатов в Вашингтоне она проверяла реакцию Соединенных Штатов на этот план.
Напряжение выходило из-под контроля, и Мао созвал группу высокопоставленных военных чиновников, чтобы разработать ответ Китая на кризис. Руководитель группы маршал Чен Йи предложил необычный способ выйти из положения: столкнувшись с беспощадным врагом на севере, Китай мог рассматривать только возможность объединения сил с Соединенными Штатами после двух десятилетий взаимного непризнания и глубокой враждебности.
Чтобы добиться этой цели, потребовалось два года тайных переговоров. Это достаточно небольшой срок, учитывая, что Мао собирался предпринять совершенно немыслимый шаг — принять презренного лидера империалистического мира.
В декабре 1970 года Мао попросил своего биографа, склонявшегося к левым взглядам журналиста Эдгара Сноу (Edgar Snow) передать Ричарду Никсону (Richard Nixon) приглашение посетить Пекин. Сноу, которого никак нельзя было назвать сторонником Никсона, эта просьба застала врасплох. «Хороший парень! Никсон — хороший парень! — повторял Мао. — Самый лучший парень в мире!»
Тогда китайский лидер распорядился передать расшифровку своего разговора со Сноу нижестоящим партийным организациям на обсуждение. Записи этих дискуссий демонстрировали, что даже верные курсу партии чиновники были ошарашены позицией председателя, многие удивлялись, как Мао мог называть «реакционера» Никсона «лучшим парнем в мире». Они не понимали почему в случае, если такая толерантность распространялась на американцев, Китай не мог улучшить отношения с СССР.
Мао предлагал теперь создать единый фронт — горизонтальную линию, как он говорил — против Советского Союза. Эта линия должна была включать в себя Соединенные Штаты, Японию, Китай, Пакистан, Иран, Турцию и Западную Европу в рамках квазиальянса, нацеленного на противостояние глобальным амбициям Москвы. Исторический визит Никсона в Пекин в феврале 1972 году вписывался в эту картину.
Некоторые из союзников Китая (хотя не все) оценили стратагему Мао. Северокорейский лидер Ким Ир Сен считал, то приглашение Никсона в Пекин было прекрасным решением. «Китай не стремился к ним, — говорил он Мао. — Это огромная победа. Ваша победа — это наша общая победа. Мы должны ее отпраздновать».
Мао было важно, что Никсон признал ключевую роль Китая в холодной войне против Советского Союза. Американцы, считал он, нуждаются в Китае, больше, чем Китай нуждается в США. А вот как выразился высокопоставленный китайский государственный деятель Гэн Бяо на внутреннем заседании в 1975 году: «Американские империалисты хотят воспользоваться нами, чтобы взаимодействовать с советскими ревизионистами. У них нет возможности нас использовать. Скорее, мы можем использовать их».
Новость о визите Никсона в Пекин повергла советских лидеров в шок. Они давно подозревали, что Китай занимает двойственную позицию, но не ожидали, что Мао выкинет такой фокус. В ответ генеральный секретарь Советского Союза Леонид Брежнев попытался разморозить советско-американские отношения, испорченные из-за напряжения, сложившегося по причине военных действий США во Вьетнаме. Он пригласил Никсона в Москву в мае 1972 года, а потом отправился с визитом в США в июне 1973 года, чтобы приступить к улучшению отношений двух соперничающих в холодной войне сторон.
Брежнев изо всех сил старался убедить Никсона, что с Китаем дружить не стоит. Китайцы, говорил он Никсону в калифорнийском городе Сан-Клементе, отличаются «грубостью, вероломством и лицемерием». Они «коварны и недоброжелательны», «непорядочны», «на редкость хитры и вероломны». Вместо того чтобы умасливать китайцев, американцы должны сплотиться с Советским Союзом. «Я хочу поговорить с вами в частном порядке, с глазу на глаз, никаких стенограмм, — сказал он советнику по национальной безопасности при Никсоне Генри Киссинджеру (Henry Kissinger) в мае 1973 года. — Понимаете, если вы станете нашими партнерами, мы с вами будем править миром».
Никсон и Киссинджер не купились на это. Они намеревались столкнуть русских и китайцев друг с другом. На тот момент отношения Вашингтона с Советским Союзом, были гораздо лучше, чем отношения Советского Союза с Китаем. И те, и другие хотели получить от Соединенных Штатов помощь, что давало Никсону значительные рычаги влияния.
Эти рычаги влияния проявились, когда весной 1972 года Никсон ненадолго довел до эскалации войну во Вьетнаме, за которой последовала невразумительная реакция ключевых союзников Ханоя. Соединенные Штаты занимали выгодную позицию, особенно после того, как приграничная война 1969 года продемонстрировала, насколько Москва и Пекин боятся друг друга.
Однако эта позиция была эффективна лишь при условии сохраняющегося страха. После десяти лет напряжения Китай и Советский Союз стали переосмыслять свои отношения. Двусторонние отношения нормализовались после визита Михаила Горбачева в Пекин в мае 1989 года, а в последние годы при Си Цзиньпине и Владимире Путине Китай с Россией сблизились намного больше. Последние пограничные вопросы были урегулированы в 2004 году. В 50-летнюю годовщину столкновения на Чжэньбао/Даманском сохраняются лишь слабые воспоминания о конфронтации, в результате которой Китай и Россия оказались на пороге ядерной войны.
Россия, конечно, больше не является коммунистическим государством, холодная война уже закончилась, а Китай стал экономическим локомотивом, но старый треугольник Пекин-Москва-Вашингтон до сих пор сохраняется. Китай и Россия не стали союзниками, в их отношениях сохраняется недоверие, которое подчеркивается опасениями Москвы в связи с растущим экономическим влиянием Пекина. Однако господин Путин и господин Си признают, что плохие российско-китайские отношения пойдут на руку только Соединенным Штатам, и они изо всех сил стараются не поставить себя в стратегически невыгодное положение. В этом смысле и та, и другая сторона извлекли уроки из 1969 года.
Но какие уроки, если таковые вообще есть, извлекли американские политики? В 1969 году Никсон и Киссинджер действовали в соответствии с древним китайским изречением: «Сидя на вершине горы, наблюдать за схваткой двух тигров». 50 лет спустя американские стратеги слезают с горы и вступают в схватку с каждым из тигров на его территории. Не существует китайского изречения, подходящего для описания этой ситуации. Возможно, потому что эта стратегия неэффективна. Если треугольник — это игра, то Америка разучилась в нее играть.
Профессор Сергей Радченко (@DrRadchenko) преподает международные отношения в Университете Кардиффа.