Встреча в пятницу 28 июня на саммите G20 в Осаке (Япония) Дональда Трампа и Владимира Путина традиционно привлекла наибольшее внимание прессы. Небольшая фотосессия и анонс повестки перед самой встречей породили кривотолки.
Журналисты Си-эн-эн возмутились тем, что Трамп попытался оправдать российского коллегу и якобы сказал: «Он не вмешивался в выборы». Российская пресса эти же слова расценила как шутку — дескать, Трамп в ответ на призывы журналистов не всерьез пожурил его: «Не вмешивайся в выборы, пожалуйста».
Леон Арон, директор российской программы в независимом исследовательском институте «Американ энтерпрайс инститьюшн» (American Enterprise Institute, AEI), наблюдал за этой встречей в Вильнюсе, в последний день своего турне по странам Балтии. Некогда эмигрант из СССР, а сегодня видный эксперт по российской внешней политике и автор ряда книг по политической истории России, Леон Арон объяснил в интервью «Делфи», почему Трамп с симпатией относится к Путину, и почему высшим лицам балтийских государств надо срочно планировать поездки в Вашингтон.
Delfi: Насколько была важна встреча Трампа и Путина в Осаке, и почему продемократические СМИ в США столь резко на нее отреагировали?
Леон Арон: В классическом русском театре, когда нужно было изобразить на сцене ропот или шепот, то, как рассказывала моя бабушка, актеры произносили вразнобой: «Что говорить, когда говорить не о чем». И получался гул. Вот ровно это и произошло в этот раз. Действительно, говорить не о чем. Трамп всегда важные события предвосхищал твитами. Но в этот раз он как раз давал всем понять: «Ничего вам не скажу». Из-за отсутствия информации его главные оппоненты — Си-эн-эн и «Нью-Йорк таймс» — вынужденно возвращаются к встрече Путина и Трампа год назад в Хельсинки и начинают опять обсасывать то, что было тогда.
Я думаю, что это — типичный всплеск так называемой «трамповской» проблемы. Когда его избрали, многие признавались в том, что у них была истерика, рвота, они лежали на диване, и их откачивали, потому что, мол, фашистская диктатура пришла в Америку. Но как выясняется, она все-таки не пришла. Почему я об этом вспомнил? Главная черта развитых демократий в том, что первое лицо в государстве моментально обволакивает и сдерживает паутина институтов. То же самое произошло с Трампом. Интересно, что Трампа эта институциональная паутина сдерживает именно в той области, где президентам традиционно дают свободу действий, а именно во внешней политике и обороне.
Поэтому его изначальную симпатию к Путину трудно выразить в политике, а меж тем санкции в отношении России гораздо более жесткие, чем при Бараке Обаме. Почему? Потому что давит Сенат. Потому что через его помощников, включая моего бывшего коллегу по институту American Enterprise Джона Болтона, Трамп связан по рукам и ногам. У меня получится!
— На ваш взгляд, насколько хорошо в Белом доме понимают, как решения принимаются в Москве?
— Во-первых, у администрации Трампа с самого начала было поведение «осажденной крепости», что часто говорят про Кремль. Во всяком случае, до появления там Болтона. Как писал Ленин, «страшно далеки они от народа». Решения принимались в узком кругу людей. Но половина из них сейчас под следствием или уже осуждена. Вследствие этого они понемногу начинают раскрываться. Теперь в администрации президента работает моя коллега по Брукингскому институту (один из важнейших аналитических центров США — прим. авт.) Фиона Хилл. У нее та же позиция, что была и у Майкла Макфола до того, как он стал послом в России (в 2012-2014 гг. — прим. авт.): советник по России. Я ее знаю много лет, она очень глубокий аналитик.
— Вы сказали о симпатии Трампа к Путину. Вообще, когда два президента встречаются лично, то создается впечатление, что Трамп оказывается переигранным. Чем вы объясняете его привязанность к российскому лидеру?
— Это видно по Трампу, и мы знаем это из истории. Он рассуждает так: у Обамы с Хиллари Клинтон это не получилось, а у меня получится. Потому что я самый умный, самый блестящий, и вообще вам до меня еще тянуться и тянуться. Думаю, что никаких более глубоких объяснений этой симпатии нет.
— Похожая мотивация им руководила и в истории с Северной Кореей? Уже было две встречи с Ким Чен Ыном, во время последней — 30 июня — Трамп даже ступил ногой на территорию КНДР.
— Совершенно верно! У всех людей из отрасли недвижимости особая психология: они очень агрессивные, напористые и любят друг перед другом выпендриваться.
Украину под ковер не заметешь
— Трамп перед встречей с Путиным в Осаке перечислил, что входит в повестку дискуссии…
— Ее повторяют как мантру: ограничение вооружений, энергия, Северная Корея…
— Но в начале Трамп Украину не назвал, а впоследствии обе стороны подтвердили, что Украина обсуждалась…
Сейчас вспоминают, Трамп отказался встретиться с Путиным в ноябре 2018 года в Париже во время торжеств в честь столетия окончания Первой мировой войны — пока не выпустят украинских моряков, захваченных в Керченском проливе. Получается, моряков не отпустили, а он все-таки с российским президентом встретился. Но не стоит забывать, что через несколько месяцев после вторжения России в Грузию Обама предложил перезапуск отношений. А сегодня никто об этом не вспоминает!
Я это говорю не для того, чтобы прикрыть Трампа. Просто надо понимать, что есть глобальная политика, которая живет в своем темпе и со своим лейтмотивом. Да, жаль, конечно, но некоторые проблемы, как говорится, «заметаются под ковер». Но Украину под ковер не заметешь — слишком большая!
Предвыборный месседж
— Даже если Трампу удастся смягчить отношения между Москвой и Вашингтоном, не скажется ли это на союзнических отношениях со странами Балтии? Кремль бы этому очень обрадовался.
— Не думаю. Считается, что Джимми Картер проиграл Рональду Рейгану (я это помню — я уже жил в США, но еще не мог голосовать, потому что в 1980-м году еще не был гражданином) из-за картинки с подписания 18 июня 1979 года в Вене Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений ОСВ-2. Знаменитый снимок, на котором Леонид Брежнев целует Джимми Картера, видели и в польских, и в литовских общинах. Считается, что Картер тогда проиграл штат Иллинойс, где в Чикаго проживают эти нацменьшинства.
Трамп же идет на выборы уже в следующем году. И национальные меньшинства — это отчасти его аудитория, в которой также много «синих воротничков» и людей с консервативными взглядами. Кроме того, я регулярно делаю брифинги для конгрессменов и знаю, что там все настроены серьезно, причем с обеих сторон. В этом плане показательна недавняя (12 июня 2019 года — прим. авт.) встреча Трампа с президентом Польши Анджеем Дудой (был подписана совместная декларация о военном сотрудничестве, Трамп не исключил возможность перемещения из ФРГ в Польшу двух тысяч американских солдат — прим. авт.).
Поэтому я говорю своим собеседникам в странах Балтии: срочно отправляйте в Вашингтон своего премьер-министра или президента (в зависимости от полномочий), и он, может быть, вернется с тысячей солдат. Надо быть активнее. И надо действовать прямо сейчас, ведь скоро начнется избирательная кампания, и тогда будет не до этого. А при всей динамичности американской политической системы, внешнеполитические обязательства предыдущего президента, как правило, выполняются.
— Вы считаете, что Трамп не переизберется на второй срок?
Из всей демократической команды Трампа может победить только Джо Байден, вице-президент при Обаме. Я делал для него несколько брифингов. Обама несколько раз посылал Байдена секретно разговаривать с Путиным, а перед этим в его резиденции проходили обеды с экспертами. В 2007-2009 годах он был председателем комиссии Сената по иностранным делам. Он вполне вменяемый, разумный человек. Если победит он, это тоже будет хороший вариант для стран Балтии. Но ему уже 76 лет. У общенациональной аудитории Байден может вполне соревноваться с Трампом, но ведь еще надо пройти праймериз. А в демократической партии много молодежи, которые мечтают о социалистической Америке.
— Как объяснить недавнюю историю с Ираном, когда был сбит американский беспилотник, США приготовились к удару, но в последний момент Дональд Трамп, как он сам рассказал, отменил операцию, потому что могли погибнуть 150 человек?
— Первое объяснение мыслей Трампа — циничное, но оно всегда приходит в голову: я их отозвал, но смотрите, что мы можем с вами сделать. Правда, думаю, на Иран это особого впечатления не произвело. Может быть, это был предвыборный месседж: смотрите, Си-эн-эн меня обвиняет в том, что я морю голодом и холодом мигрантов на границе, а на самом деле я очень гуманный. Но, как верно заметил один из моих коллег в Таллине, переживание Трампа по поводу судьбы 150 человек было, несомненно, замечено в Кремле. Если американский президент не готов идти на такие жертвы, то о чем тогда говорить в случае потенциального нападения на Балтию?!
Многонациональный батальон под управлением США в Польше — тысяча человек, а воссозданный Путиным Западный военный округ — 300 тысяч человек. Поэтому, если президент беспокоится о 150, то бросит ли он в случае чего тысячу своих военных? Это большой вопрос!
Либо на троне, либо тебя убили
— К вопросу об угрозе странам Восточной Европы, в том числе странам Балтии. Политологи называют несколько возможных вариантов решения так называемой «проблемы 2024», то есть какое законное основание найдет Владимир Путин, чтобы остаться у власти. Что об этом думают в Вашингтоне и лично вы?
— Я занимался Россией в избирательной кампании Митта Ромни (кандидат в президенты США от Республиканской партии в 2012 году — прим. авт.). Я тогда понял, что политикам нужно в первую очередь то, что они будут завтра говорить избирателям и печати. Наверное, в отделе стратегического планирования в госдепартаменте, где сидят все интеллектуалы, это обсуждается. В независимых аналитических центрах об этом задумываются.
Понятно, что «проблема-2024», как называют ее российские аналитики, действительно существует. Даже в России с ее привычкой к долговременным правителям через пять лет Путин будет не настолько уж привлекателен как руководитель. Ему будет 72 года. Я думаю, что сегодня россиянам невозможно просто так заявить: я решил остаться. Что-то надо будет сделать для релегитимизации власти.
А что можно сделать? Варинтов без риска нет. Значит, будут выбирать наименее опасный. Наиболее безобидный — назарбаевский вариант: выкрутас по Конституции, дочь становится премьер-министром (у Путина их две), а сам, как бывший китайский лидер Ден Сяопин в 1979 году, уйдет в тень и будет дергать за ниточки. Но я всегда говорю, что в России другая политическая культура: ты либо на троне, либо тебя убили. А конфуцианские штучки в России не пройдут.
— Похоже, самый «популярный» среди экспертов вариант развития событий — поглощение Белоруссии…
— Я же считаю, что это не очень подходящий вариант для Кремля. Во-первых, что делать с Батькой? Есть ли у Лукашенко цена? Если ему дать полмиллиарда долларов, он уйдет или нет? Но я думаю, что в этом случае, как и с Путиным, все зашло слишком далеко: Батьку интересуют не деньги, а власть, может быть, даже мессианство. То есть этот вариант может оказаться сложнее, чем кажется. А после Украины поссориться с еще одним братским народом, ввязаться с ним войну, пусть даже победоносную? Думаю, что внутриполитического «навара» здесь не получится. Остается маленькая победоносная война.
Готовясь к написанию своей книги «Дорога к храму» (Road to the Temple), я изучил архивы и понял, что у правителей, которые десятилетиями сидят у власти, идея мессианства проникает глубоко в душу. У Сталина, у Путина все срослось: я и Советский Союз, я и Россия. Все смеялись над «долгим государством Путина», о котором писал Вячеслав Сурков. Но я не уверен, что глава государства это воспринимает с юмором.
Тогда у правителя возникает вопрос: а в чем его миссия? Я вижу, что Путин себя больше ощущает советским патриотом, чем патриотом России. Для него падение СССР было не только личной трагедией, но и ударом по национальному самосознанию. В своей речи в День Победы в этом году он сказал, что «Гитлер напал на историческую Россию — Советский Союз». То есть эту квадратуру круга он для себя соединил.
Кроме того, им движет желание отомстить НАТО и, в первую очередь Америке, за крах СССР. Он же уверен, что в этом виноваты предатели изнутри и заговорщики извне. И эта месть и есть его миссия. Также важно, какую информацию получает руководитель государства. Как правило, на двадцатом году правления вождь получает ту информацию, которую он хочет услышать. Ничего другого быть не может — иначе увольнение.
Что это нам дает в итоге? Когда сплетаются внутреннее осознание миссии, месть за Советский Союз и отсутствие объективной информации, я считаю вполне возможным очень быстрый захват какой-то части территории балтийских государств. Не завоевание полностью, не оккупация. Не будет танков в Вильнюсе, Риге или Таллине. Но захват небольшого куска территории, вроде Нарвы или Даугавпилса, затем проведение референдума о вступлении в состав России. А дальше пойдут разговоры: хотите воевать с нами? Путин, конечно, понимает, что он не может ввязываться в конвенциальную войну с НАТО, ведь у альянса все преимущества. Но НАТО надо несколько месяцев, чтобы принять решение…
— Но военные из батальонов, которые размещены в странах Балтии и в Польше, говорят, что будут реагировать немедленно.
— Правильно. Но когда начинаешь разбираться (а у меня были длинные разговоры в трех странах), в итоге все понимают, что один на один тут, конечно, ничего не получится. Надежда вся на концепцию «растяжки» (англ. tripware), по ассоциации с натянутой проволокой, соединенной с детонатором мины. Но тут надо вновь вернуться к психологии Путина. Эта проволочка эффективна только в том случае, если тот, кто ее задевает, считает, что она ведет к пороховой бочке. Отчасти мы видим это в его речах: какая НАТО? Какая Европа? Они все там геи, без хребта, оскопленные. И это беспрецедентное — даже в советские годы такого не было — хвастовство ядерным оружием! Но я очень надеюсь, что ошибаюсь в своих прогнозах.