Неделю за неделей друг друга сменяют громкие или малозаметные новости о задержаниях в высших эшелонах российской власти. Вне зависимости от того, где они возникают, на первой полосе московских ежедневных газет или в невзрачных заметках местной прессы, они формируют фоновый шум четвертого президентского срока правления Владимира Путина, новую данность, которую ни один представитель правящей элиты не может игнорировать.
Даже за две первые недели июля цифры впечатляют. 1 июля в Дагестане были задержаны три высокопоставленных чиновника. Два дня спустя были проведены обыски в администрации Воронежской области. На следующий день под арестом оказались шесть сотрудников ФСБ и представитель президента в Уральском федеральном округе. К ним присоединились замглавы Пенсионного фонда, а также бывшие премьер-министр и министр финансов Астраханской области… Затем прошла череда обысков в правительстве Якутии, в администрации Санкт-Петербурга, в Центробанке… Каждый раз речь шла о коррупции или экономических преступлениях.
Несколько месяцев назад на сайте одной местной газеты из Ростовской области появилась рубрика, посвященная задержаниям высокопоставленных чиновников. С мая там вышли публикации о злоключениях двух вице-губернаторов, министра, главы налоговой службы… Картина говорит сама за себя. Не менее семи генералов влиятельного Следственного комитета оказались за решеткой за последние три года.
Постоянная угроза
Борьбу с преступностью не стоит путать с давней и до сих пор распространенной практикой: политическими арестами (с ними на протяжении всего июля сталкивались лидеры оппозиции в Москве) и коммерческой борьбой, которая ведется в судах. «Рост числа обвинений в адрес высокопоставленных чиновников призван поддерживать напряженность среди элиты, создавать чувство легкого ужаса, — считает политолог и экономист Кирилл Рогов. Цель состоит в том, чтобы гарантировать лояльность элиты и стабильность системы с помощью постоянной угрозы. Раньше обещания богатства было достаточно для поддержания единства, но теперь к нему нужно добавить страх».
Кирилл Рогов является одним из авторов вышедшего весной исследования о развитии судебного преследования политической элиты (оно охватило группу в 1 500 человек). С 2001 по 2005 год обвинения были выдвинуты в адрес всего трех членов правительства и Госдумы, однако их число достигло 35 за один только 2008 год. В среднем, с 2014 года речь идет о 2% политической элиты. К этому следует добавить подчиненных и родственников тех, кого это касается, которые тоже могут оказаться под следствием, как и в советскую эпоху.
Значительная часть этих событий представляется общественному мнению как борьба с коррупцией, но социологи не принимают такое объяснение. «Эта борьба слишком избирательная, чтобы быть настоящей, — считает эксперт Валерий Соловей. — Она не направлена на основы коррупции и не касается самых высокопоставленных представителей окружения Владимира Путина». «Рассматриваемые дела зачастую оказываются странными, — добавляет Кирилл Рогов. — Они не соответствуют тому, как на самом деле действует коррупция в России. Можно подумать, что эту практику слишком сложно установить или что ее описание слишком опасно для системы».
Ужесточение наказаний
На самом деле даже честная работа не является гарантией. «За одни и те же действия один чиновник может получить медаль, а второй оказаться за решеткой», — полагает политолог Николай Петров. «Законы очень сложны и даже могут противоречить друг другу, — говорит эксперт Андрей Максимов. — У местных чиновников нет никакой возможности соблюдать все правила, как впрочем, и работать исключительно с официальным бюджетом».
Андрей Максимов является экспертом по региональной элите и автором доклада для Комитета гражданских инициатив Алексей Кудрина, представителя либерального движения. Из его работы следует, что каждому седьмому мэру большого города приходится сталкиваться с судебным разбирательством.
Задержания и использование правоохранительных органов часто являются не инструментами борьбы с коррупцией, а средствами подпольной войны за доступ к ресурсам. Множество дел формируется для оказания давления на соперника и группу конкурентов, а также чтобы попросту заполучить их активы. Именно в этом ключе было воспринято задержание министра экономики Владимира Улюкаева в конце 2016 года (первый арест действующего министра с советских времен): считается, что тот стал жертвой Игоря Сечина, президента «Роснефти» и одного из самых влиятельных представителей элиты. «Раз пирог уменьшается вместе с ухудшением ситуации в экономике, борьба становится все более жесткой», — говорит один бизнесмен.
Разбирательства по делам представителей элиты завершаются все более жесткими тюремными сроками (например, 13 лет для бывшего губернатора Сахалина), хотя всего несколько лет назад суды обычно давали условные сроки. Профиль задержанных тоже меняется. Улюкаева приговорили к восьми годам, а задержание бывшего министра Михаила Абызова в марте 2019 года стало очередным признаком усиления тенденции.
Новые основы легитимности
Все эти самые показательные случаи каждый раз погружают наблюдателей в размышления, которые достойны лучших времен советской кремленологии. Раз правосудие до сих пор остается податливым, а правовое государство — призрачным, внимание привлекает к себе в первую очередь не содержание обвинений, а личность тех, кто отдал распоряжение. Противостояние в верхах отражает внутреннюю борьбу, которой способствует перспектива теоретического ухода Владимира Путина с поста президента в 2024 году. «Пока что это еще не борьба за место преемника, а подготовка, — объясняет знакомый с хитросплетениями российской власти бизнесмен. — Каждая группа метит территорию».
Задержание Абызова несмотря на его репутацию верного и не слишком говорливого человека было воспринято как удар по его либеральному клану и демонстрация слабости премьера Дмитрия Медведева (тот не смог защитить своего протеже).
По мнению Кирилла Рогова, новые «чистки» эффективны в том плане, что они «гарантируют минимальный уровень верности и эффективности», который власть потеряла после 2014 года по окончанию эйфории от аннексии Крыма. «Во время экономического роста авторитарные режимы "лайт" могут опереться на реальную поддержку населения, но в тяжелое время им требуются новые основы легитимности, полагающиеся на идеологию или репрессии», — пишет он в докладе, подчеркивая, что усиление политических репрессий проявляется в том числе в появлении все большего числа обвинений в терроризме (порядка 1 800 дел в 2018 году) и новых законодательных инструментов, карающих в том числе за «оскорбление представителей власти».
Политолог Валерий Соловей выражает сомнения насчет эффективности этой практики и говорит о полупарализованном состоянии системы, в которой распоряжения не выполняются, а инициатива наталкивается на препятствия. «Если хочешь продержаться, то лучше всего не высовываться. Не делать ничего, ни в лучшую, ни в худшую сторону», — считает пожелавший остаться неизвестным высокопоставленный региональный чиновник.