Несмотря на то, что президент Владимир Путин превратил Россию в агрессивное, консервативное полицейское государство, грамотное экономическое руководство уберегло эту страну от экономического краха. Оно продолжает приносить плоды, и, согласно новой оценке Международного валютного фонда, некоторые недавно принятые правительством меры, которые не вызвали восторга у россиян, вероятнее всего, приведут к ускорению роста. Но за этими хорошими новостями скрыта проблема: для более существенных улучшений потребуется нарушить тот хрупкий политический баланс, который гарантирует власть Путина.
С 2014 по 2018 год российская экономика росла в среднем на 0,5% в год. Однако, согласно предположениям МВФ, скорость роста экономики России могла бы быть примерно на 1,1% больше, если бы не три фактора: западные санкции, введенные против России в связи с аннексией Крыма, падение мировых цен на нефть, а также финансовые и макроэкономические реакции на эти потрясения. В этой разнице 0,2 процентного пункта приходится на санкции, а еще 0,6 процентного пункта — на падение цен на нефть. Хотя неудачное сочетание факторов привело к тому, что Россия отстала от других крупных развивающихся рынков и посткоммунистических государств, вошедших в состав Евросоюза, воздействие этих потрясений оказалось относительно ограниченным.
Это во многом объясняется эффективными сдерживающими мерами, принятыми экономическим руководством страны, которое постаралось ограничить бюджет, сдержать инфляцию, нарастить золотовалютные резервы и уменьшить национальный долг страны. Теперь экономическое руководство столкнулось с более серьезным вызовом — необходимостью ускорить рост, — и то, как оно реагирует на этот вызов, кажется МВФ вполне разумным несмотря на то, что российская оппозиция протестует против шагов правительства или высмеивает их.
Между тем эти планы нельзя назвать чрезмерно амбициозными, и рост в 2% не поможет России начать догонять другие крупные развивающиеся экономики. Проблема заключается в том, что практически все, что МВФ предлагает для ускорения экономического роста, попросту является политически неосуществимым. Если реализовать предложения МВФ, это либо вызовет общественное недовольство, чего Путин хочет избежать любыми способами, либо существенно ослабить различные основы его режима.
К примеру, МВФ отмечает, что российским работодателям приходится отчислять около 30% зарплат их работников в различные социальные фонды. Фонд предлагает правительству уменьшить это бремя, чтобы стимулировать бизнес, скомпенсировав бюджетные потери за счет увеличения доходов от повышения НДС. Но россияне, которые зачастую даже не подозревают о тех отчислениях, которые делают их работодатели, немедленно заметят рост НДС, который непосредственным образом скажется на ценах. По тем же причинам российское правительство проигнорирует рекомендацию МВФ уменьшить расходы на 2% от ВВП за счет социальных программ. Если уменьшить расходы на эти программы, Путин столкнется с всплеском гнева в самых бедных регионах страны.
Учитывая политические ограничения, с которыми сталкивается режим, довольно трудно представить себе, как Россия может обезвредить такие экономические бомбы с часовым механизмом, как падение объемов частных инвестиций, хронический отток капитала и пугающая структура задолженности населения (семьи отдают около 50% своих доходов, чтобы гасить потребительские кредиты, которые составляют 37% общей суммы задолженности). Один из способов — тратить больше средств из золотовалютных резервов, чтобы заткнуть дыры, но Путин на это не пойдет — по крайней мере пока — из-за непредсказуемости международной обстановки.
В качестве экономической стратегии стремление избегать серьезных ошибок имеет свои ограничения. Сейчас России необходимо набраться мужества и нанести болезненный удар либо по простым россиянам, чье терпение уже подходит к концу, либо по ключевым заинтересованным группам внутри режима. Пока Путин предпочитает бездействовать и не рисковать.