20 лет назад Владимир Путин стал главой российского правительства. Это не была обычная ротация кадров. В предыдущие три года Борис Ельцин пять раз назначал новых премьер-министров, но на этот раз сам спустя пять месяцев ушел в отставку, а Путин занял его пост в качестве исполняющего обязанности президента. С тех пор власть он уже не отдавал, хотя из-за требований конституции ему пришлось на четыре года вновь пересесть в премьерское кресло. Ситуация, когда он получил его в первый раз, была для России беспрецедентной: впервые за всю ее историю произошла мирная передача властных полномочий без кровопролития или даже каких-либо заговоров. Мало того: граждане могли быстро легитимизировать этот процесс на реальных выборах.
Однако реальных выборов в России давно уже нет даже на локальном уровне, что показали, в частности, недавние протестные выступления в Москве. Нет также механизма демократической или хотя бы согласованной передачи власти. Последний разрешенный конституцией президентский срок Путина закончится в 2024 году, и уже сейчас вопрос «кто будет после него» или, точнее, «как будет после него», вышел в российской политике на первый план.
Все могло сложиться иначе. Некоторым другим постсоветским государствам с большим или меньшим успехом, но все же удалось перейти к демократии. Речь идет не только о странах Балтии, имеющих традицию (впрочем, недемократической) собственной государственности, но и о двух из трех кавказских республиках, постреволюционное самостоятельное существование которых не продлилось слишком долго, а также об Украине, которая выстраивала свой суверенитет уже на руинах СССР.
России во внедрении демократии должна была помочь не только многовековая история функционирования государства, но и двухсотлетняя гражданская традиция, начинающаяся по меньшей мере с декабристов. На то, что единовластие Путина получило поддержку, работало внедрение им элементарного порядка в стране, экономическое развитие, ставшее возможным благодаря дорогой нефти, а также национализм, вернувший народу чувство собственного достоинства.
Молодому поколению россиян этого (совершенно естественно) кажется недостаточно, как мы видим по разнообразным социологическим исследованиям и тому, что сейчас происходит на российских улицах. Однако для его надежд не найдется места ни в России Путина, ни в той стране, которую он когда-то после себя оставит. Это гораздо более серьезное бедствие, чем хаотическая демократия на Украине, где люди отдают власть то тирану, то коррумпированному олигарху, то случайному актеру. Такой механизм, по крайней мере, теоретически может отрегулировать себя сам, а единовластие — нет.
Если Россия не пойдет по украинскому или хотя бы по кавказскому пути, ей останется только разворачиваться в сторону Средней Азии. В самом демократическом государстве этого региона, Киргизии, недавно арестовали бывшего президента Алмазбека Атамбаева, которого его демократический преемник Сооронбай Жээнбеков обвиняет во взяточничестве и попытке устроить государственный переворот. С оружием в руках сопротивлявшийся задержанию Атамбаев утверждает, что это политический заговор. Оба в одинаковой мере не вызывают доверия, так что правдивой может оказаться любая из версий.
В Казахстане вечный президент Нурсултан Назарбаев отдал пост (но не власть) своему человеку. В награду именем бывшего главы государства назвали столицу, при этом репрессии лишь усилились. Несколько месяцев назад там посадили под арест демонстранта, который, стоя в общественном месте, держал в руках пустой кусок картона. «Что писать, если все и так ясно?» — шутили мы в Польше во время военного положения, но тогда это была только шутка.
В обоих случаях ключевое значение при передаче власти имели гарантии отказа от преследования предшественника: в Казахстане они работают, в Киргизии — нет. Путин сдержал слово, данное Ельцину, но окажется ли столь же лояльным его преемник?
В конце этого среднеазиатского пути находится Туркмения. Когда обладавший абсолютной властью пожизненный правитель Сапармурат Ниязов в 2006 году скончался, в кругах властной элиты вспыхнули конфликты, а в итоге его место занял Гурбангулы Бердымухамедов. Он отказался от титула «туркменбаши», то есть главы туркмен, и стал называть себя «аркадагом» — покровителем, но во всех других отношениях оказался верным продолжателем дела своего безумного предшественника (в том числе в византийской придворной политике).
Когда в середине июня Бердымухамедов исчез, появились слухи, что он умер, а, значит, начался торг на тему того, кто придет ему на смену. Телевидение показывало старые или перемонтированные записи его выступлений, однако, спустя два месяца туркменский президент появился живым и здоровым на саммите «Каспийской пятерки». Мы не знаем и не узнаем, что с ним происходило. Точно так же, как отмечает правозащитная организация «Хьюман райтс уотч», нам не известно, что случилось с сотней политзаключенных в этой стране. Аркадаг жив, а они?
Мы не знаем, удастся ли России избежать превращения в Путиностан, а если нет, на какую из среднеазиатских республик она будет похожа? Или, может быть, она станет, скорее, походить не на «-станы», а на Штаты в их трамповской версии? Так или иначе, состояние и шансы демократии (не только в России) не внушают большого оптимизма.