Российский президент Владимир Путин всегда дает отпор, когда оказывается под давлением. Однако неожиданным для системы, в которой он является верховным правителем, оказалось то, что некоторые из его близких союзников смело и открыто говорят ему: подобный вариант не всегда является наилучшей тактикой, если речь идет о русском народе.
В последние дни влиятельные люди из различных групп путинской элиты выступили с публичной критикой жестких мер Кремля в отношении протестных акций, вызванных отказом властей допустить оппозиционных кандидатов к участию в намеченных на следующий месяц выборах в Московскую городскую думу. Это не означает, что Путин к ним прислушается, и это даже не значит, что представители элиты хотят, чтобы он прислушался. Скорее, это свидетельствует о том, что люди, формирующие политику президента, задумываются об особенностях процесса передачи власти, который станет возможным в том случае, если Путин в 2024 году откажется от президентства, как того требует российская Конституция.
Первая и наиболее неожиданная критика исходила от Сергея Чемезова, генерального директора «Ростеха», одной из гигантских государственных корпораций, поглотивших значительную часть российской экономики в период правления Путина. Чемезов, служивший вместе с Путиным в Восточной Германии в 1980-е годы, является частью ограниченного круга людей, которым Путин полностью доверяет. Однако 19 августа Чемезов осмелился не согласиться с официальной линией Кремля, которая состоит в том, что нынешние московские протесты провоцируют из заграницы, и что их нужно подавлять с помощью насилия. Вот что он сказал в интервью корреспонденту веб-сайта РБК:
«Очевидно, что люди сильно раздражены, и это не на пользу никому. В целом моя гражданская позиция такова: наличие здоровой оппозиции идет во благо любому органу, представительному собранию и в конечном счете государству. Какая-то должна быть альтернативная сила, которая что-то подсказывает и дает сигналы в ту или другую сторону. Если всегда все хорошо, так мы можем в застойный период уйти. Это мы уже проходили».
21 августа Алексей Кудрин, архитектор путинской жесткой финансовой политики и нынешний глава Счетной палаты, российского ведомства по контролю за бюджетными расходами, также осторожно осудил применение насилия полицейскими против протестующих, которое стало причиной рекордного количества задержаний и появления вызывающих озабоченность видеозаписей об избиении людей с использованием резиновых дубинок.
«На последних протестных акциях беспрецедентно применяли силу», — написал Кудрин на своей странице в Твиттере и дал ссылку на пресс-релиз по поводу применения насилия, составленный путинским, в основном либеральным, но в целом бесправным Советом по правам человека. — Важно публично разобраться в каждом случае. Все должны всегда оставаться в правовом поле«.
Кудрин принадлежит к так называемым «системным либералам», он продолжает оставаться верным Путину, но выступает за более мягкие методы, и поэтому его заявление является менее неожиданным, чем позиция Чемезова. Однако важно отметить, что Кудрин — экономист, предпочитающий держаться вне политики, и тем не менее он решил высказаться на этот раз.
Третье несогласное мнение также появилось 21 августа, а высказал его Сергей Караганов, ключевой советник Кремля, который помогает Путину в последние годы формировать антизападную внешнюю политику. Кроме того, он возглавляет факультет мировой экономики и мировой политики престижной Высшей школы экономики. В своей статье, опубликованной в правительственной «Российской газете», Караганов выступил с таким предупреждением:
«Пока это лишь рябь на поверхности воды. Она может стать штормом или цунами, если помимо подавления протестов элита и власть не займутся коренными проблемами, накапливающимися в стране. Это — экономическая стагнация, де-факто перекрытие, в том числе из-за нее, социальных лифтов для подавляющего большинства, отрыв власти от общества. К тому же элита и власть не предъявили стране набора идей, которые делали бы национальную жизнь осмысленной, устремленной в будущее. Налицо и сохранение крайне высокого неравенства, особенно неприличного в России с ее почти генетическим стремлением к справедливости».
Далее Караганов выступает в поддержку теории иностранного вмешательства, однако главная идея его статьи состоит в том, что эти протесты должны стать для элиты тревожным сигналом и поводом к тому, чтобы заняться глубинными причинами существующего недовольства. Работая в академической сфере и не имея никаких государственных должностей, Караганов обладает большей степенью свободы для выражения своих идей, чем Чемезов или Кудрин. Использую свое положение, Караганов говорит Путину о том, что настало время отказаться от ставки на патриотические импульсы россиян, а вместо этого следует подумать о процветании и о возможностях.
Путин, наверное, слышит также некоторые из этих аргументов в своих частных беседах; на самом деле, он слышал их еще до того, как было применено насилие в отношении протестующих на московских улицах, а иностранные послы были вызваны на ковер за то, что они якобы инспирируют беспорядки. С его точки зрения, правительство уже делает все необходимое — речь идет о 12 так называемых «национальных проектах», на реализацию которых в течение шести лет будет потрачено 400 миллиардов долларов. По мнению Путина, в настоящее время нужно поддерживать стабильность, а антикремлевских горлопанов, поддерживаемых американцами и европейцами, следует держать под контролем.
Но даже среди преданных Путину людей нет веры в успех правительственных проектов: эти люди лучше многих других знают, как работает система, и насколько неэффективно она распределяет доходы из-за коррупции и непотизма. Даже если осторожные инакомыслящие не убедят Путина в том, что нужно действовать более мягко, они, по крайней мере, могут подать такой сигнал: как только подобное смягчение станет возможным, — например, после передачи власти в 2024 году — они будут в числе его сторонников.
Нет никаких признаков назревающего дворцового переворота, однако среди представителей элиты происходит предварительная расстановка сил с прицелом на 2024 год. Эта расстановка показывает, что существует определенный потенциал для более либерального постпутинского режима.