Читайте часть I здесь
Необходимо защищать силу и жизнеспособность прав человека, которые ослабли за последние годы. Мы пришли к тому, что Дэвид Милибэнд назвал на одной из недавних конференций эпохой безнаказанности. 20 лет назад мы бы сказали, что права человека это процесс неостановимый и что все автоматически должны прийти к демократии и тем же ценностям, что и мы. Взгляните, в какой ситуации мы сейчас оказались. В ряде стран, в том числе и в Европе, наблюдается регресс прав и независимости правосудия, угрозы для правозащитников. Взгляните, какая ситуация складывается повсюду в местах боевых действий. В таких условиях на нас лежит обязанность — я верю в наши силы — оживить дух Просвещения, то есть выдвигать новые требования в сфере прав человека для повсеместной защиты наших демократий и ценностей. Нужно бороться с безнаказанностью, защищать мирных жителей и гуманитарных работников в местах боевых действий, обеспечить повсюду безопасность правозащитников, внести вклад — как мы сделали несколько недель назад — в формирование интернета, который уважительно относится к демократии, свободам и равновесию. Как бы то ни было, защита европейской цивилизации и продвижение этой цели у нас и в мире предполагают в наших основополагающих дипломатических действиях образовательные, климатические и демократические устремления, переосмысление глубинного равновесия рыночной экономики — чем мы уже начали заниматься — и культурный проект, который является сердцевиной этой программы и этого духа. Для этого мне бы хотелось, чтобы в ближайшие месяцы и в продолжение того, что делается на протяжении вот уже двух лет, мы могли бы действовать по пяти приоритетным направлениям. Я не стану охватывать все геополитические поля и все темы. Не сердитесь на меня и не думайте, что молчание означает отсутствие интереса. Коллективное равновесие заслуживает пристального внимания, причем, боюсь, уже слишком давно. Таким образом, хочу еще раз подчеркнуть, что этот список не является исчерпывающим, однако существует пять важных вещей, которые мне хотелось бы вам сказать после краткого объяснения того, как я вижу этот мировой порядок и нашу задачу в этих условиях.
Я искренне верю, что для достижения данной цели в нынешнем беспорядке нам нужно играть нашу роль, роль державы равновесия. Быть державой равновесия, значит, действовать в соответствии с нашим статусом великой экономической и промышленной державы, пусть даже за последние десятилетия у нас были потери по многим аспектам. Нам нужно вернуть упущенное, и мы должны это сделать, чтобы остаться такой державой. В этом суть нашей национальной и европейской программы, и мы по-прежнему остаемся военной и дипломатической державой. Мы, безусловно, становимся первой европейской армией с точки зрения утвержденных инвестиций по военной программе, качества наших солдат и привлекательности нашей армии. Сегодня ни у кого в Европе нет таких сил, и никто не принял решение о таких стратегических и людских инвестициях. Это важнейший момент в плане влияния. Мы также остаемся великой дипломатической державой, постоянным членом Совета безопасности, занимаем центральное место в Европе и во многих коалициях. Но когда я говорю, что мы должны быть державой равновесия, это означает, что у нас должны быть определенная свобода игры, мобильность, гибкость. Мы как держава ни на кого не равняемся. Я хочу особо это подчеркнуть. У нас есть союзники, мы — европейцы и должны работать с нашими европейскими партнерами и уважать их. У нас есть союзники в каждом регионе мира и важный союзник в лице США в стратегическом и военном плане. Тем не менее, если говорить просто, мы не та держава, которая непременно считает врагов наших союзников нашими врагами и запрещает себе говорить с ними. Я считаю, что в этом сила Франции. У нас должна быть наша собственная стратегия, потому что эта стратегия стоит на службе наших интересов и нашей эффективности в мировом сообществе, как показали последние недели и последние дни.
Мы должны играть роль державы равновесия в крупнейших кризисах и конфликтах. Сейчас не буду перечислять их все. И поговорю только об одном: Иране. Мы видели это в последние дни в Биаррице, создав необходимые условия для снятия напряженности. Министр иностранных дел и министр экономики и финансов активно участвуют в этом процессе и провели за два дня прекрасную работу — после нескольких недель и даже месяцев инициатив — чтобы не просто повлиять на ситуацию, а создать условия для снятия напряженности и поиска решения. Что касается Ирана, как всем нам известно, Франция не была инициатором СВПД. Она даже оправданно ужесточила его условия в 2015 году. Но после подписания договора мы оказались в такой ситуации. Его инициатор решил выйти из него, а возникшие между нами разногласия могут привести к эскалации в регионе с ужасными результатами. Я считаю, что наша роль в конфликте подобного рода заключается в том, чтобы обеспечить последовательность великих держав. Именно это мы сделали в ходе саммита G7, выделив два четких посыла, которые были впервые приняты всеми.
Никто за столом G7 не хочет, чтобы у Ирана когда-либо было ядерное оружие, и все выступают за стабильность и мир в регионе. Это означает, что все воздержатся от действий, которые могли бы угрожать этому миру и безопасности. С другой стороны, мы приняли меры для того, чтобы активнее вовлечь Иран в переговоры и избежать эскалации в связи с отсутствием диалога двух главных сторон. Мы добились первых результатов. Они хрупки, и на их счет следует проявить предельную осторожность, но они позволяют наметить путь в двусторонних переговорах с Ираном с возможностью экономических и финансовых компенсаций, а также дополнительных требований. Они позволяют — по крайней мере, в краткосрочной перспективе — добиться снижения напряженности и создать условия для полезных встреч. Мы сделали это при поддержке наших европейских партнеров, и в полной мере играем роль державы равновесия. Для того чтобы эффективно играть эту роль в ключевых конфликтах или так, как мы это сделали за столом «семерки», нам нужно, если так можно сказать, очертить такую форму необходимой независимости нашей дипломатии и стратегической автономии, которая предполагает глубокое переосмысление отношений с рядом держав. Я знаю, что, как сказали бы некоторые иностранные теоретики, у нас тоже есть глубинное государство. Поэтому бывает, что президент Республики делает некие заявления, отправляется в поездки и что-то говорит, но тут возникает коллективная тенденция: «Он это говорит, но мы-то знаем правду и продолжим делать то, что делали всегда». Рекомендую вам не идти по такому пути. Прежде всего, он неэффективен с коллективной точки зрения, поскольку дискредитирует слово президента Республики и, следовательно, слово всех тех, кто его представляют. Но самое главное в том, что он лишает нас возможности действовать.
Кроме того, я считаю, что вытеснять Россию из Европы — это большая стратегическая ошибка. Дело в том, что мы подталкиваем Россию к изоляции, которая усиливает напряженность, или альянсу с другими крупными державами, такими как Китай, что совершенно не в наших интересах. В то же время нужно отметить, что наши отношения выстраивались на недоверии и задокументировали его. Кибератаки, дестабилизация демократий, современный российский проект, который носит глубоко консервативный характер и противостоит проекту Евросоюза… Корни всего этого уходят в 1990-е и 2000-е годы, когда произошла череда недопонимания, а Европа, безусловно, не сумела сыграть должную стратегическую роль и создалось ощущение, что она является троянским конем Запада, чья конечная цель заключается в разрушении России. В России в свою очередь сформировались представления с прицелом на разрушение Запада и ослабление Европейского союза. Мы пришли именно к этому. Об этом можно сожалеть, можно остаться в состоянии позиционной войны, но это не отвечает нашим интересам. Мы заинтересованы не в том, чтобы покаянно проявлять слабость по отношению к России, заявлять о необходимости забыть все прошлые разногласия и конфликты, во что бы то ни стало стремиться к потеплению. Нет. Но я считаю, что нам нужно кардинально пересмотреть грамматику этих отношений.
Я думаю, что нам следует построить новую архитектуру доверия и безопасности в Европе, потому что европейский континент никогда не будет стабильным и безопасным, если мы не добьемся мира и ясности в отношениях с Россией. Скажем прямо: некоторые из наших союзников не заинтересованы в этом. Кто-то подталкивает нас к введению все новых санкций, потому что это в его интересах. Хотя это наши друзья. Но это не в наших интересах. Я считаю, что для достижения только что заявленной мной цели — восстановление настоящего европейского проекта в движущемся к биполярной системе мире — совершенно необходимо сформировать общий фронт между Европейским союзом и Россией, задуматься о структурирующих сейчас Европу концентрических кругах и прийти к новым отношениям с Россией. Для этого нам нужно продвигаться вперед шаг за шагом, что я уже сказал на прошлой неделе президенту Путину в Брегансоне. Каждый день у вас будут аргументы в пользу того, чтобы не идти в этом направлении. Они будут появляться каждый день, потому что этому проекту будут постоянно угрожать силы с одной и другой стороны, в том числе с российской, потому что в спецслужбах и экономических кругах найдется немало тех, кто попытается устраивать нападки и провокации, постараются расшатать этот путь.
Мы должны быть непреклонными, когда под угрозой находится наш суверенитет и суверенитет наших партнеров. Тем не менее нам нужно стратегически рассмотреть пути сближения и создать для него необходимые условия. Речь идет об урегулировании замороженных конфликтов на европейском континенте, переосмыслении всей системы контроля над обычным, ядерным, биологическим и химическим оружием. Взгляните на ситуацию, в которой мы оказались. В современной Европе тема вооружения была отдана на откуп договорам, которые были подписаны еще до окончания холодной войны между США и Россией. Разве так выстраивается Европа, которая осмысливает свою судьбу? Лично я так не думаю. Поэтому нам нужен диалог с Россией. Конец ДРСМД подталкивает нас к такому диалогу, потому что ракеты могут вернуться на нашу территорию.
(Продолжение следует)