Западный мир — страны НАТО и Евросоюза, и их союзники в Азии и других местах — начинают осознавать, что старая угроза вернулась в новом одеянии. Политическая война возвращается. Многие сказали бы, что она никуда и не уходила, пишет Эдвард Лукас (Edward Lucas). Так, страны Восточной Европы чувствовали холод от своего восточного соседа даже в 1990-е годы — казалось бы, солнечные. Но теперь Россия вместе с Китаем уточнили и улучшили свои подходы. Их цель, которая кратко сформулирована в новом отчете аналитического Центра стратегических и бюджетных оценок (Center for Strategic and Budgetary Assessments) в Вашингтоне, округ Колумбия, заключается в том, чтобы «победить без боя».
Россия и Китай с помощью внутреннего и международного давления пытаются подавлять, сдерживать, запугивать, подстрекать и ослаблять страны, учреждения, предприятия, отдельных лиц и группы, которые угрожают или мешают их режимам. Используется широкий круг методов, от сугубо политических мер, таких как напористая дипломатия, мощные кампании в СМИ, экономические санкции, подрывная деятельность, коррупция и кража интеллектуальной собственности, до более стратегических мер, таких как оказание принудительного давления путем развертывания мощных военизированных и военных сил.
Запад, со своей стороны, находится в двойне невыгодной позиции. В 1980-х годах он отказался как от наступательной, так и оборонительной политической войны, самодовольно полагая, что ничто не может бросить вызов господству либеральной демократии и капитализму «всеобщего благосостояния». После террористических атак 11 сентября 2001 года мы отчасти восстановили свой потенциал в борьбе с исламистским экстремизмом. Но этот фронт гораздо уже по сравнению с более широкой угрозой со стороны авторитарных кланово-олигархических капиталистических правительств в России и Китае.
Мы совершенно упустили из виду, что такие политические военные операции последние двадцать лет занимают главное место среди международных операций и стратегических достижений китайского и российского правительств. Оба государства хорошо оснащены, очень опытны и в совершенстве освоили навыки проведения таких политических военных кампаний.
Западу чрезвычайно важно сдерживать, противодействовать и отражать политические военные атаки авторитарных государств. Неспособность должным образом решить эту проблему может привести к дальнейшему изменению глобального баланса сил, потере дополнительного стратегического пространства, серьезному ослаблению союзников и международных партнеров, деморализации демократического мира и к поощрению авторитарных режимов запускать новые, все более грозные кампании. Если сферу политической войны игнорировать, может оказаться, что в будущем кризисе США и их союзникам ничего не останется, как только явиться с опозданием на поле битвы, которое с подготовлено противниками Запада.
Соединенные Штаты и их союзники сталкиваются с беспрецедентной проблемой: два авторитарных государства, обладающие значительными человеческими, экономическими, технологическими и другими ресурсами, вооруженные обычным и ядерным оружием, во многих отношениях конкурирующим с тем, что есть у союзников Запада, активно стремятся навредить ключевым интересам Запада. Их операции призваны подорвать сплоченность западных союзников и их партнеров, пошатнуть их экономическую, политическую и социальную устойчивость и поколебать стратегические позиции Запада в ключевых регионах. Путинский режим ясно дал понять, что его цель — вынудить Запад смириться с возрождением России в качестве великой державы. Как заявил Дмитрий Тренин из Центра Карнеги в Москве: «Из военной доктрины России явно следует, что даже если Запад официально не является ее противником, он является для нее мощным конкурентом, ожесточенным соперником и источником большинства военных рисков и угроз».
Руководство Пекина, со своей стороны, стремится сравняться с Соединенными Штатами по глобальной мощи и влиянию, если не превзойти их. Как заявил Конгрессу Аарон Фридберг (Aaron Friedberg), высокопоставленный чиновник администрации Джорджа Буша-младшего, одна из основных целей Пекина — «стать по-настоящему глобальным игроком, власть, присутствие и влияние которого будут равны, а в конце концов и превзойдут эти же показатели Соединенных Штатов». Директор ФБР Кристофер Рэй (Christopher Wray) подкрепил это суждение такими словами: «Проще говоря, цель Китая — cменить США в качестве ведущей мировой сверхдержавы, — и они нарушают закон, чтобы достичь ее».
За последние два десятилетия российский и китайский режимы сумели добиться существенного прогресса в достижении этих целей без обычных военных операций. Вместо этого Москва и Пекин использовали сложные стратегии политической войны и широкий спектр по большей части невоенных инструментов. До недавнего времени западные лидеры часто считали эти операции разрозненными, имеющими ограниченные последствия, способными вызвать лишь раздражение и не переходящими черту, за которой начинается прямая конфронтация с авторитарными режимами или эскалация до крупного конфликта с применением обычных вооружений.
Основными инструментами, которые применяли Москва и Пекин, были интенсивные информационные кампании, разнообразные формы шпионажа и атак, кража огромных массивов интеллектуальной собственности, использование незаконных экономических методов воздействия и экономического давления, программы геостратегического маневрирования, захват и милитаризация оспариваемой территории, принуждение военными и военизированными силами и агрессивное использование правовых и судебных инструментов. Все они применяются с опорой на хорошо скоординированные пропагандистские программы, призванные оправдать международное вмешательство, переписывание истории и международного права с их стороны. Эти операции проводятся российскими и китайскими организациями, которые непосредственно подчинены правительственным лидерам, и осуществляются хорошо подготовленным персоналом, обладающим обширным опытом участия в таких операциях «серой зоны».
Но, пожалуй, главной причиной тому, что Москве и Пекину показалась столь привлекательной возможность развернуть политическую войну в версии XXI века оказалось то, что это позволило сыграть на серьезных слабостях Запада.
Для стратегической культуры Соединенных Штатов и их западных союзников характерно резкое противопоставление «мира» и «войны» и очень небольшое пространство для открытого конфликта в промежуточном состоянии между ними. В рамках этой западной концепции вполне могут существовать дебаты, споры, требования, напряженность и крупные геостратегические конфликты, и основания мира при этом не будут расшатаны. Война начнется только тогда, когда формальные или неформальные вооруженные силы будут взаимодействовать друг с другом с применением физической силы. Это заметно отличается от концепции, принятой правительствами Москвы и Пекина, которые рассматривают борьбу с Западом и его партнерами как сущностную, непрерывную и ведущуюся в настоящее время преимущественно политическими средствами. Они считают, что роль военных и военизированных сил в основном сводится к тому, чтобы формировать международную обстановку и время от времени усиливать давление. Одно из самых доступных объяснений этого мировоззрения можно найти в труде «Война без ограничений» (Unrestricted Warfare) 1999 года, написанном двумя действующими полковниками Народно-освободительной армии Китая Цяо Ляном (Qiao Liang) и Ванем Сянсуи (Wang Xiangsui):
«По мере того, как расширялся театр военных действий, охватывая политическую, экономическую, дипломатическую, культурную и психологическую сферы, помимо сфер суши, моря, воздуха, космоса и электроники, взаимодействие между всеми факторами привело к тому, что военной сфере стало сложнее автоматически занимать главную позицию в каждой войне. Война будет вестись в невоенных сферах <…>, так что мечта людей одерживать военные победы в невоенных сферах и выигрывать войны невоенными средствами теперь может осуществиться. В настоящее время война выходит за пределы кровавой бойни, и тенденция такова, что при высокой эффективности потери будут минимальными или же их не будет вообще. Это информационная война, финансовая война, торговая война и другие совершенно новые формы войны, новые области, открытые в сфере военных действий. В этом смысле в настоящее время нет сферы деятельности, которую война не может использовать, и почти нет такой сферы, в которую не проникла тактика наступательного боя. <…> Мы убеждены, что однажды утром люди проснутся и с удивлением обнаружат, что целый ряд милых и добрых вещей приобрел агрессивные и смертельные качества».
Западные и партнерские им общества в значительной степени открыты для проникновения таких «невоенных» кампаний. Так, мало что мешает использовать сотрудников посольств и консульств в целевых странах для набора и обучения местных агентов, создания подставных организаций, финансирования политических кандидатов и партий и даже для проведения шпионских операций и кражи прав интеллектуальной собственности. Поэтому российские и китайские режимы сочли условия для применения тактики политической войны нового поколения на Западе благоприятными и соблазнительными. Есть несколько причин, по которым Соединенные Штаты и другие близкие союзники не спешат уделять всё внимание противодействию политическим военным операциям. Одна из причин заключается в том, что в самом начале XXI века внимание Соединенных Штатов и их союзников сильно отвлекли операции на Ближнем Востоке, требования борьбы с терроризмом и глубокое чувство усталости от войны.
Авторитарная политическая война отражает сильно отличающийся от западного взгляд на мир. Понять эти различия, — значит найти ключ к пониманию характера угрозы и выработке соответствующих ответных мер. Для западного мышления характерен бинарный взгляд на мир, в соответствии с которым мир и война — отдельные и четко различимые состояния. Мир рассматривается как естественное положение дел, которое периодически, к несчастью, прерывается войной.
Российский и китайский режимы, напротив, рассматривают стратегический ландшафт как непрерывную и бесконечную борьбу, охватывающую всё: от того, что Запад называет «миром», до ядерной войны. Когда они рассматривают конфликт по всему этому спектру, меняется лишь относительная значимость, которая присваивается различным невоенным и военным инструментам. Правительства Москвы и Пекина считают, что они уже вовлечены в интенсивную форму войны, но это политический конфликт, а не реальные боевые действия. В настоящее время они уделяют основное внимание использованию ряда в основном невоенных инструментов нетрадиционными способами ниже порога крупномасштабных обычных военных операций, чтобы получить стратегические выгоды. Российский и китайский режимы ведут политическую войну в очень широком диапазоне, используя более широкий спектр инструментов, чем те, которые использует или даже владеет Запад. Соединенные Штаты, их союзники и партнеры почти исключительно полагаются на традиционную дипломатию и обычные военные инструменты, периодически выборочно применяя мягкие экономические меры. Несмотря на былые успехи времен холодной войны, Западу не хватает свежего опыта ведения политической войны, у него нет последовательной стратегии или структур для ведения таких кампаний и до недавнего времени даже не хватало понимания характера, масштабов и размаха проблем, вызванных политической войной с Россией и Китаем. Существует очевидный стратегический и боевой дисбаланс между основными авторитарными государствами и Западом.
Авторитарные государства имеют глубокие традиции и культуру наступательных политических войн, четкие военно-политические стратегии, активно ведут такие операции на множестве театров военных действий, в основе их режимов лежат мощные бюрократические машины для управления такими операциями и обеспечения их ресурсами, у них есть множество специализированных инструментов, которые они используют в неожиданных сочетаниях, и за последние годы они одерживали победы в политической войне на различных театрах. Запад, напротив, слабо понимает особенности политической войны, владеет немногими надежными инструментами из ее арсенала, плохо организован для проведения таких операций и поэтому уязвим. С учетом этого дисбаланса оказывается, что Россия и Китай ведут свои кампании политической войны в благоприятной обстановке. Они атакуют Запад и его партнеров в самых уязвимых местах — там, где у них нет четкой стратегии, мало возможностей и в настоящее время они не готовы проводить эффективные скоординированные операции даже в режиме обороны. У стратегического подхода Москвы и Пекина к политической войне есть одна удивительная черта: он отлично согласуется с принципами, которые продвигали некоторые наиболее выдающиеся стратеги Запада.
Например, когда сэр Бэзил Лиддел Гарт (Sir Basil Liddell Hart) суммировал суть успешной стратегии, он перечислил шесть утверждений-принципов: выстраивайте свои цели в соответствии с вашими средствами; всегда помните о своей цкли; выбирайте линию (или курс) наименьшего ожидания; используйте линию наименьшего сопротивления; придерживайтесь линии действий, которая может иметь и другие цели, потому что так вы поставите своего оппонента в затруднительное положение выбора; и убедитесь, что ваши планы и меры подготовки к ним являются гибкими и могут подстраиваться к обстоятельствам.
Можно привести веские аргументы в пользу того, что авторитарные режимы в Москве и Пекине действуют, в точности полагаясь на эти основополагающие стратегические принцы, тогда как Запад действует в гораздо менее гибкой, более реактивной и менее стратегически выверенной парадигме. Насколько резко отличаются подходы обеих сторон, можно наглядно уяснить из концепции действий 2013 года, изложенной генералом Валерием Герасимовым, начальником Генерального штаба Вооруженных сил России. Хотя главной целью Герасимова было описать то, что он воспринимал как манипулирование Западом так называемыми цветными революциями на Ближнем Востоке и в Северной Африке, его идеи нашли глубокий отклик в российском стратегическом сообществе и, возможно, оказали серьезное влияние на более поздние российские операции. Особо следует отметить, что в его понимании конфликт начинается со скрытой фазы, характеризующейся интенсивными информационными и политическими операциями, которые продолжаются на всех последующих этапах, пока военные операции не будут прекращены и не будет установлен послевоенный порядок. Основополагающая роль в самом начале первого этапа отводится информационным и политическим операциям, которые на втором и последующих этапах подкрепляются экономическими и другими невоенными мерами, и это составляет яркий контраст с обычной западной практикой.
В большинстве ситуаций на первых двух этапах, описанных Герасимовым, западные страны предпримут мало серьезных действий — или вообще никаких — и примут решительные дипломатические, экономические и другие меры только к концу третьего этапа, — непосредственно перед кризисом или в момент его наступления. К тому времени, когда Запад вступит в схватку, русские и китайские режимы будут считать войну наполовину оконченной и, возможно, уже выигранной. Логика проведения интенсивных информационных и политических военных операций в течение длительного периода времени, чтобы подорвать силу воли оппозиции и подготовить поле битвы к обычным военным операциям, не нова, она играет ключевую роль в российской и китайской стратегической культуре. Сунь-Цзы уловил самую суть неравенства, с которым сейчас сталкивается Запад, когда около 500 года до н.э. писал: «Итак, победитель-стратег во время войны ищет битвы только после победы, тогда как тот, кому суждено быть побежденным, сначала бросается в бой, а потом стремится к победе».
Суть в том, что в восприятии российского и китайского режимов пространство битвы выглядит иначе, чем в доминирующей западной парадигме. С точки зрения этих авторитарных режимов, битва давным-давно началась, военные действия достигли территории Запада и вышли за ее пределы, значительные тактические победы уже одержаны, а глобальная обстановка движется к следующим этапам конфликта. Напротив, большинство лиц, принимающих решения на Западе, по-прежнему считают, что находятся в состоянии «мира» и не склонны предпринимать действия, которые, по их мнению, Москва или Пекин могут считать провокационными. Их арсенал для ведения политической войны в лучшем случае слаб, плохо организован и сильно ограничен в ресурсах. В случае будущего кризиса основными инструментами в распоряжении западного руководства будут стандартная дипломатия и обычные вооруженные силы.
Это верный путь опоздать на поле битвы, которое было выбрано противником, использовать неподходящий набор вооружений, оказаться окруженным и лишенным возможности для маневра по прибытии. Хотя Запад узнал больше о российских и китайских военных операциях, до глубокого понимания стратегий, доктрин и оперативных концепций этих режимов по-прежнему далеко. Слабый запас интеллектуального капитала и опыта работы в этой области у Запада является его главным слабым местом. Немногие из западных политиков, военных, дипломатов и других официальных лиц имеют развернутое представление о политической войне со стороны России и Китая, и еще меньше людей обучены и оснащены для противодействия таким операциям.
Отсюда вытекает множество последствий. В числе наиболее очевидных — риск того, что Запад ошибется и неправильно определит сущность стратегии и кампаний политической войны Китая и России. Примечательно, что многие западные лидеры и комментаторы привыкли называть угрозу политической войны «соревнованием». В сознании многих западных людей соревнование подразумевает аналогию со спортом, где есть две стороны, готовые взаимодействовать по установленным правилам, в похожей униформе команд, со стандартным комплектом снаряжения, согласованными границами, фиксированными сроками и рефери, которому обе стороны подчиняются без особых колебаний. На самом деле ни одна из этих характеристик не присуща китайской и российской политической войне.
Более того, сами китайцы и русские редко описывают свои военно-политические действия как соревнование. Они используют формулировки, которые скорее подходят для описания интенсивной борьбы, активных мер и войны. Победа в этой битве останется за той стороной, которая заблаговременно начнет военные действия, будет использовать много нетрадиционных инструментов новыми и неожиданными способами, застанет врага врасплох, атакует противоборствующие силы вне обычных полей сражений рассредоточенными способами в обход обычной обороны, навяжет собственные правила борьбы, и будет готова продолжать такие операции в течение неопределенного срока. Для политики безопасности важны формулировки. Безусловно, между основными авторитарными государствами и Западом существует противоборство, и это противоборство усиливается. Обе стороны также демонстрируют некоторые аспекты поведения, которые сами по себе можно охарактеризовать как проявление конкуренции.
В заключительном отчете Комиссии по стратегии национальной обороны США (United States National Defence Strategy Commission) проблемы безопасности, с которыми сталкиваются США и их союзники в настоящее время, описываются как «конкуренция и конфликт», и это большой прогресс. Однако использовать эти термины для описания всего спектра российских и китайских операций и ответных мер Запада — заблуждение. Кампании, которые ведут правительства Москвы и Пекина против западных союзников и их партнеров — это политическая война. Они проводятся для того, чтобы подорвать независимость целевых государств, разрушить систему западных и партнерских альянсов и добиться стратегических успехов. Можно привести веские аргументы в пользу того, что эти весьма обширные операции являются соревнованием не в большей степени, чем им была холодная война. Руководителям государств-партнеров и союзников необходимо тщательно и точно описать эти операции.
Хорошо продуманная стратегия Западных союзников и их партнеров для сдерживания, противостояния и, наконец, победы в политической войне, которую ведут Китай и Россия, не должна противопоставлять потенциалу этих авторитарных государств аналогичные организации, работающие аналогичным образом. Такой симметричный подход не соответствовал бы западным этическим и моральным нормам, растрачивал скудные ресурсы, вероятно, его было бы трудно поддерживать длительное время, и он вряд ли помог бы Западу достичь главных целей. Основной принцип успешной стратегии — использовать слабости противника, обходить его сильные сторон и одновременно препятствовать его атакам по собственным уязвимым местам.
Примечательно, что большинство сильных сторон Запада имеют под собой прочное основание, а большинство слабых сторон Запада вызваны недостатком концентрации и структурирования в политическом и бюрократическом отношении. Эти недостатки, вероятно, можно исправить с помощью должных мер, если лидеры государств и их общества посчитают это своим приоритетом.
Данная статья — сокращенная версия отчета «Победа без боя — российские и китайские кампании политической войны и как Западу их выиграть» (Winning Without Fighting-Chinese and Russian Political Warfare Campaigns and how the West can Prevail), полную версию которого можно почитать на сайте csbaonline.org
Чего хочет Китай?
Похоже, с помощью военно-политических операций Коммунистическая партия Китая преследует четыре основные цели. Первой и наиболее важной целью Си Цзиньпина является поддержание неоспоримого господства Коммунистической партии. С этой целью режим использует сложные политические военные операции для подавления инакомыслия внутри страны и укрепления лояльности партии, а также для подрыва международных конкурентов Китая.
Во-вторых, правительство стремится вернуть Китаю положение доминирующей державы, которое считает законным. Чтобы осуществить эту «китайскую мечту», Коммунистическая партия Китая применяет модернизированную версию политической войны, которую Мао Цзэдун использовал в своих революционных военных кампаниях. Он использует проверенные методы, чтобы проникнуть глубоко в лагеря противника, собрать разведданные, посеять дезинформацию, завербовать сочувствующих и шпионов, пошатнуть стабильность, подорвать моральный дух и установить действенный контроль над стратегически важной инфраструктурой.
Третья важнейшая цель — укрепить влияние и престиж Китая таким образом, чтобы его уважали на равных с Соединенными Штатами, а может, и больше. Как сказал Майкл Коллинз (Michael Collins), заместитель помощника директора ЦРУ по Восточноазиатскому центру операций (East Asia Mission Center): «В конце концов, китайцы стремятся сменить Соединенные Штаты в качестве ведущей мировой державы». Для достижения этой цели Пекин ведет многочисленные политические и другие военные операции, чтобы сместить Соединенные Штаты и их демократических союзников с доминирующих позиций в Западной части Тихого океана и восточной части Индийского океана, а также для наращивания стратегической мощи в пока еще нейтральных частях Центральной Азии, Ближнего Востока, Африки и Южной Америки. Особенно важно для Пекина господствовать над географическими подходами к Китаю, список которых за последние два десятилетия был пересмотрен и теперь включает большую часть западной части Тихого океана, Австралию и Новую Зеландию, большую часть Индийского океана и большую часть Центральной Азии. Операции режима в этих регионах обычно беспрецедентны как с точки зрения истории, так и международного морского и воздушного права.
Четвертая стратегическая цель КПК — экспортировать свою модель жесткого авторитарного политического контроля в сочетании с управляемой, но относительно открытой экономикой. В своем выступлении на XIX съезде партии в октябре 2017 года Си Цзиньпин утверждал, что подход китайского режима к управлению и развитию — гораздо более привлекателен, чем тот, который предлагают либеральные демократии Запада. Он заявил, что Китай «проложил новый путь к модернизации для других развивающихся стран. <…> Он дает новый вариант другим странам и народам, которые хотят ускорить свое развитие, сохраняя при этом независимость». В концепцию Си Цзиньпина входит еще и формирование растущей группы ревизионистских стран-единомышленников, которые со временем могут составить международное партнерство, альянс или даже империю с центром в Китае.
Кто рискует больше всех?
Страны со следующими характеристиками могут быть особенно уязвимы для авторитарных военно-политических операций, а именно:
- Расположены на периферии авторитарных государств, которые считают, что соседи имеют большое политическое, геостратегическое или военное значение.
- Имеют большие диаспоры и глубокие культурные и иные связей с авторитарным государством.
- Отсутствует сильная сплоченная культуры, основанная на религии, национальной идентичности или общей истории.
- Рассеянное, провинциальное и плохо информированное население, которое обслуживают слабые или сомнительные СМИ.
- Слабое политическое, экономическое и социальное руководство, которое уязвимо перед лестью иностранцев, взятками и коррупцией.
- Небольшие, относительно бедные страны с ограниченными возможностями, которые либо сильно зависят от торговли и инвестиций со стороны авторитарного государства, либо готовы смириться с таким положением.
- Слабые системы пограничного контроля, позволяющие значительному количеству иностранцев неопределенного происхождения проживать в стране на законных или незаконных основаниях.
- Слабая правовая защита и система уголовного правосудия, независимость которой вызывает сомнения.
- Слабые или серьезно запущенные политические, экономические связи и связи в сфере безопасности с сильными демократическими государствами.
Опираясь на эти наблюдения, можно провести комплексную оценку текущей и потенциальной уязвимости стран и регионов к военно-политическим операциям авторитарного государства. Определение ключевых переменных также выдвигает на первый план множество задач, которые должны решить лидеры стран, если они хотят усилить потенциал противостояния политическим кампаниям авторитарных государств и укрепить стабильность своей страны.
«Наивысшее воплощение войны состоит в том, чтобы атаковать планы противников; следующее за этим — атаковать их союзы; затем — атаковать их армию; и самое низшее — атаковать их крепости. Итак, тот, кто превосходно владеет военным искусством, подчиняет чужие армии, не вступая в битву, захватывает чужие города-крепости, не нападая на них, и уничтожает чужие государства без длительных боевых действий. <…> По этой причине сто раз победить в сотне битв — не значит достичь верха совершенства. Подчинить армию противника без боевых действий — вот верх совершенства». Сунь-Цзы, ок. 500 г. до н.э.