У сербской внешней политики нет четкого ответа на вопрос, какими будут отношения с Россией, когда Сербии потребуется согласовать свою внешнюю политику с Европейским Союзом. На подобные вопросы сербские официальные лица, как правило, отвечают так: пока это не главное, так как еще не пришло время, чтобы копировать внешнюю политику Европейского Союза. Якобы к моменту, когда нам пришлось бы ввести санкции против России, их, вероятно, уже отменят, так что это не проблема.
Подобные рассуждения подтверждают, что Сербия во внешней политике вынуждена умалчивать о связях с Россией в долгосрочной перспективе. Как будто расчет делается на то, что в будущем произойдет нечто, что само собой облегчит выбор для страны. Или выбирать не придется вообще. К примеру, сербский электорат дойдет до того, что будет голосовать за политиков, выступающих за отказ от сотрудничества с Россией. Подобное уже произошло в Черногории.
Может ли сербское общество охладеть к России? Может, но вряд ли тогда горячо полюбит кого-либо другого. Сербское общество просто может охладеть к собственной духовно-исторической идентичности, частью которой является симпатия к России. Если сербы станут пренебрегать собственным алфавитом, историей, верой и мифами, которые нас формируют, то не останется и русофильства, которое питается из того же корня. Когда все это уйдет на задний план, это будет ясным знаком о том, что уже погас свет, под которым мы когда-то читали. Тогда большинство сербов уже будут не русофилами, не европейцами, а основными единицами учета, не утруждающими себя архаичной заботой о кириллице и эпических песнях.
Сербские руководители все время повторяют, что Сербия хочет поддерживать «хорошие отношения с Европейским Союзом, с Соединенными Штатами, с Россией, Китаем и всем миром». Конечно, «хорошие отношения со всеми» не означают, что в нашем сердце все равны. Место России в сердцах сербов не описать просто «хорошими отношениями», и большая часть сербов убеждена, что подобная уравнительная риторика вызвана рациональными потребностями и нужна для стабилизации страны. Ведь понятие «хорошие отношения» применяется к странам, которые в 1999 году бомбардировали Сербию и заставили сотни тысяч сербов покинуть свои дома. Так что подобная формулировка не может описать узы, которые связывают Россию и Сербию. Большинству сербов безразлично, когда сербского президента упрекают, припоминая ему, как из молодого радикального генсека, ориентирующегося на Россию, он превратился в зрелого политика типа Де Голля. Люди верят, что его риторика о неприсоединении — исключительно дипломатический ход, а о его подлинных чувствах говорит прекрасное владение русским языком (без которого он, вероятно, иначе воспринимал бы происходящее в Европе). Большинство сербов даже не помышляют о том, что Сербия не сможет привнести в ЕС свое своеобразие, связанное с Россией, и всецело поддерживают президента, который, как им кажется, способен привести страну в европейское сообщество, незаметно «захватив» с собой и это своеобразие.
Сегодня сербское большинство настроено именно так, но это не означает, что завтра не будет иначе. Почему? Сегодня всякий «соровец» (что бы ни означал этот термин) преподносит своим работодателям сербские мифы, частью которых являются и особые чувства к России, как опасную материю на границе между Сербией и счастливым Западом. Точнее, кампания против сербских мифов началась в 90-х годах прошлого века, но весной 1999 года, когда начались бомбардировки мостов с пешеходами, вышек связи, телецентров вместе с работающими там людьми и автомобилей с пассажирами, эта кампания была дезавуирована, так как самая основа сербских мифов о сербской жертвенности и упрямстве подтвердилась. Прошло время, и кампания против сербских мифов вернулась. Теперь уже даже часть сербской псевдоэлиты убеждает сербское большинство, что оценить историю и прошлое России и Сербии мешает география.
В лице Вучича сербы обрели и самого надежного европейца, и самого эффективного русофила. Это парадокс только на первый взгляд, который объясняется сербской коммунистической привычкой не различать политику и идеологию. Наш человек, когда бежит от идеологии, говорит: «Нет, политика не мое». Вучичу это известно, и поэтому он часто говорит, что политика его не интересует, хотя на самом деле он со всем рвением занимается именно политикой и делами граждан. Сейчас в списке его первоочередных вопросов не значатся кириллица, эпические циклы, косовский миф. Главное — рабочие места, процент ВВП и стабильность в регионе. Вучича занимает экономическое выживание, и без ЕС у него нет перспектив в будущем, а без России оно невозможно в настоящем. Вучич не симпатизирует всем тем, кто ратует за пацификацию и «натофикацию» сербов, но и борцы за кириллицу, лингвисты, историки, художники, писатели и их малочисленные читатели тоже находятся вне поля зрения Вучича. Его предшественники не сближались ни с ЕС, ни с Россией. А он тянется и к одному, и к другому.
С таким президентом Сербия не может быть уверенной в том, какими завтра будут ее отношения с Россией. Особенно в ситуации, когда сербские русофилы очень различаются. Большинство из них (Запад ожидает, что когда-нибудь именно они охладеют к России) — в восторге от российских Су-35, С-400 и огромных запасов газа — всех тех символов мощи, которые необходимы для дружбы. Другие являются русофилами из-за «Святой Троицы» Андрея Рублева и кириллицы, которую русские получили от сербов. Именно это своеобразие давно хотят стереть в рамках культурного перерождения сербов, тем самым ограничив их знания о том, кто они такие. Ведь если они не будут этого знать, если они запутаются, то также не будут понимать, куда они идут. Завтра сербы не смогут занять место немцев, потому что оно предназначено только для немцев. У сербов есть свое место, и прийти к нему можно только при условии, что они знают, кем являются на самом деле.