В понедельник, спустя пять лет после начала конфликта на востоке Украины, Владимир Путин встретился со своим украинским коллегой Владимиром Зеленским. Вместе с Эммануэлем Макроном и Ангелой Меркель, которые также участвовали в саммите, у них были некоторые основания назвать свою встречу успешной.
Четверо лидеров, может, и не добились немедленного заключения мира в регионе, но они договорились о полном прекращении огня, дальнейшем разведении войск, разминировании, расширении мандата Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе и полном обмене пленными «всех для всех» к концу года. Все четверо подтвердили свою приверженность Минским соглашениям 2014-2015 годов, дорожной карте мира, реализация которых застопорилась из-за различного толкования Москвой и Киевом пунктов соглашений и последовательности их выполнения. В рамках работы по «размораживанию» Минских соглашений Украина обязалась включить «формулу Штайнмайера», в соответствии с которой в отдельных районах восточной Украины, контролируемых поддерживаемыми Россией силами, должны быть проведены выборы, в новый закон о статусе этих районов. Возможно, это не так уж много, но после нескольких лет, на протяжении которых стороны находились в тупиковой ситуации, первая из этих встреч за период с 2016 года означает прогресс.
Конечно, успех или провал встречи, состоявшейся в понедельник, не будет измеряться достигнутыми договоренностями. Важно то, есть ли у Украины и России потенциал и политическая воля для их реализации — и что будет дальше. Ввести режим прекращения огня стороны обещали и раньше. Закон «Об особом статусе» был принят при Петре Порошенко, предшественнике Зеленского. Чтобы на этот раз достичь прогресса, должна прекратиться стрельба, и Украина должна разработать четкий план реинтеграции сепаратистских территорий.
Сделать это будет нелегко. Украина, которая не начинала этот конфликт, стоит перед выбором между продолжением войны, во время которой гибнут военнослужащие и мирные жители, и выполнением сложной задачи по восстановлению региона и возвращению людей после пяти лет боевых действий, недоверия и существования того, что все больше напоминает границу, разделяющую страну на две части.
Зеленский вызывает раздражение у всех этих оппозиционных групп с тех пор, как он вступил в должность в мае и начал предпринимать шаги к обеспечению мира, который он обещал во время своей избирательной кампании. В октябре он пообещал провести разведение войск в районе трех населенных пунктов и публично согласился с предложенным вариантом формулы Штайнмайера. Изначально формула означала план действий, согласно которому на востоке должны быть проведены выборы, после чего Украина вернет себе территорию, которая будет реинтегрирована, но получит автономию. В варианте формулы, предложенной Зеленским, предполагается другая очередность выполнения этих шагов: он потребовал сначала провести реинтеграцию территории, а затем выборы. Но то, что он официально заявил, что поддерживает концепцию в целом, успокоило Москву и обеспечило условия для проведения переговоров, состоявшихся в понедельник.
Неопределенность в отношении того, каким образом Зеленский будет договариваться о мире, вероятно, является одной из причин падения его рейтингов. Там, где он когда-то пользовался поддержкой почти трех четвертей украинцев, сегодня таких людей, которые считают, что он справляется со своими задачами и делает все как надо, чуть более половины. Хотя снижение его популярности является тревожным знаком, более серьезную опасность — как для заключения мира, так и для общей политической стабильности на Украине — наверное, представляют беспорядки, которые устраивают его противники. Правда, в понедельник яростных протестов не было: протестующие в Киеве разошлись после пресс-конференции, успокоившись, что их лидер на самом деле не капитулировал перед Москвой.
Зеленский вполне в состоянии выполнить свои обещания. Он может укрепить свои позиции, найдя общий язык с жителями восточных областей Украины и заверив тех, кто там живет, и тех, кто был вынужден уехать из-за войны, что он однозначно считает их украинцами — о чем он еще раз заявил в понедельник.
Но он не может сделать это в одиночку. Ему нужен Путин, который должен выполнить свою часть соглашений. Москва все время утверждает, что не может вести переговоры от имени лидеров самопровозглашенных «республик» на востоке Украины, которых она поддерживает. Вместо этого она хочет, чтобы они сидели за столом переговоров вместе с Киевом. Это означает, что если обмен пленными не состоится, перемирие соблюдаться не будет, а наблюдатели ОБСЕ по-прежнему будут ограничены в передвижении, Москва может заявить, что это не ее вина, и за это она не отвечает.
Но если переговорная позиция России останется жесткой, Кремль сможет многое выиграть от прекращения войны. За последние пять лет государства-члены ЕС показали, что для ослабления или отмены санкций, которые они ввели в отношении России после начала конфликта, они должны видеть признаки прогресса. Чтобы поддерживать «на плаву» республики, существующие де-факто на востоке Украины, необходимы большие финансовые затраты, а мир означает для русскоязычных жителей восточных районов Украины представительство в Киеве. Прогресс в достижении мира облегчил бы заключение газового соглашения с Украиной, которое необходимо Москве для того, чтобы обеспечивать свой экспорт в остальные страны Европы. Что же касается заявлений о том, что она не может выступать от имени подконтрольных ей сил, то их экзистенциальная зависимость от российской военной и финансовой поддержки дает Москве существенные рычаги влияния, которые она использовала в прошлом. Если Москва решит, что ей нужен мир, она сможет его обеспечить.
Четыре лидера планируют встретиться снова через четыре месяца. Если предположить, что это произойдет, они должны будут начать обстоятельное обсуждение конкретных шагов, необходимых для того, чтобы выполнить минские соглашения и заключить соглашение о мире: выборы, контроль над границей и амнистия. Предстоящие месяцы станут испытанием: если стороны действительно выполнят то, о чем договорились на этой неделе, то будет гораздо больше оснований для оптимизма в отношении того, что этот конфликт может, наконец, закончиться.