Последние дни я провел за чтением писем писателя Василия Семеновича Гроссмана, изданных его приемным сыном Федором Губером. Эти письма представляют особенный интерес, так как повествуют о всех тяготах, которые пришлось пережить Гроссману при тоталитарном режиме Советского Союза 60-ых годов.
На написание своего шедевра, романа «Жизнь и судьба», у писателя ушло десять лет. Роман рассказывает о страданиях семьи Шапошниковых во время битвы за Сталинград, на которой Гроссман был военным корреспондентом. По словам критиков, насчитывающий более 1000 страниц роман был пропитан духом прозы Толстого и вдохновлен произведениями Пастернака.
В 1960 году, спустя много месяцев после того, как писатель завершил работу над своим монументальным трудом, КГБ провел обыск в его квартире и изъял рукопись книги и все ее существующие копии. К счастью, ранее Гроссман отдал одну из копий рукописи своему другу, благодаря чему с помощью А.Н. Сахарова, сфотографировавшего ту рукопись, книга была издана в 1980 году в Швейцарии.
Василий Гроссман умер в печали в 1964 в Москве — он был объявлен персоной нон грата в СССР и потерял возможность публиковаться. Но он никогда не сдавался и не ронял свое достоинство. За три года до своей смерти он отправил Хрущеву письмо, в котором пытался реабилитировать свою книгу, доказывая, что все, о чем в ней говорится, он видел своими глазами.
Ввиду этого, член Политбюро М.А. Суслов принял Гроссмана в своем кабинете и сказал, что роман может быть напечатан в СССР не ранее, чем через 250 лет, потому как для читателей текст романа может стать губительным. Однако прогнозы политика не сбылись: Горбачев позволил напечатать книгу в 80-ых. И хотя Гроссман этого уже не застал, то, как он защищал свою книгу, как отказывался от любой цензуры и не соглашался унижаться перед советской властью ради прощения, не может не восхищать. Украинский писатель еврейского происхождения был уверен в том, что его творение обладает достаточной важностью, чтобы не отрекаться от него. А потому он предпочел умереть в гонениях, чем изменить своей книге.
Пока я читал эти письма во время рождественских праздников, мне стало дурно от того, как скоротечна жизнь. Она невероятно коротка, и сейчас, в Рождество, воспоминания об умерших родственниках и друзьях особенно живы. За свою жизнь Гроссман пережил немало потрясений: гибель его матери на войне и смерть старшего сына. Он был склонен к депрессивным настроениям, в последние годы жизни испытывал экономические трудности и был изгнан из литературных кругов.
Незадолго до смерти он вероятно думал, что прожил жизнь впустую, а все его попытки реабилитироваться были тщетными. Но, к счастью, он ошибался: сегодня его книга «Жизнь и судьба» стала вдохновляющей классикой, рассказывающей нам о горестях, которые пережил угнетенный нацизмом и сталинизмом народ.
Нет в этом романе ни плохих, ни хороших — есть в нем лишь жертвы бесчеловечности режима. Новым поколениям было бы полезно прочесть книгу Гроссмана, чтобы понять это.