Сейчас, когда Франция проводит постепенное и размеренное сближение с Российской Федерацией, следует определить возможные точки сближения и образы (положительные и отрицательные), которые окружают отношения двух стран. Сможет ли «дух Брегансона», который направляет эту тенденцию после того, как президент Макрон принял Владимира Путина незадолго до саммита «семерки» в Биаррице в августе, устоять под напором бурного 2020 года?
Россия открыла 2020 год целым рядом значимых стратегических и политических посланий. Организовав новый обмен пленными с Украиной 30 декабря, она дала позитивный сигнал насчет перспектив переговоров «нормандской четверки» по установлению настоящего перемирия в Донбассе. Проведение совместных с Ираном и Китаем масштабных учений у побережья Омана стало напоминанием о ее стратегическом партнерстве с Исламской республикой в условиях усиления напряженности с США. Кроме того, объявив о создании гиперзвуковой крылатой ракеты «Авангард», Россия вырвалась вперед в гонке вооружений с НАТО.
Сейчас, когда Франция проводит постепенное и размеренное сближение с Российской Федерацией, следует определить возможные точки сближения и образы (положительные и отрицательные), которые окружают отношения двух стран. Сможет ли «дух Брегансона», который направляет эту тенденцию после того, как президент Макрон принял Владимира Путина незадолго до саммита «семерки» в Биаррице в августе, устоять под напором бурного 2020 года?
Вопрос внутренней политики
Отношение Франции к России как вчера, так и сегодня пронизано страстями. Французы обожают Россию. Но они точно также обожают ее ненавидеть. Так обстоят дела как минимум со времен наполеоновских войн и франко-российского альянса 1892 года. В первом случае оставшуюся горечь уже ничем не сгладить. Во втором случае, ностальгия носит совершенно иррациональный характер. Эти неоднозначные политические страсти подпитывались и генералом де Голлем: он установил с СССР двусторонние отношения с опорой на национальные интересы, а не идеологию, как это демонстрирует в своей недавней работе Элен Каррер д'Анкосс.
Сегодня страсти отнюдь не утихли: во французских политических дебатах значение России выходит далеко за границы внешней политики. С 2015 года Россия стала для Франции внутриполитическим вопросом. Аннексия Крыма, деятельность российских телеканалов за границей, кибератаки, санкции, природа путинского режима и т.д. — все эти вопросы вызывают раскол среди французской политической элиты. «Российский вопрос» стал частью внутренней политики.
Несколько французских политических течений считают улучшение двусторонних отношений с Россией дипломатическим, военным и политическим приоритетом. По их мнению, с ней связаны и экономические интересы Франции на континенте. Они говорят о необходимости скорейшего снятия санкций в сфере розничной торговли, фармацевтики, предметов роскоши, энергетики и банкинга. Санкции против России лишают французскую экономику роста, утверждают они. В этом заключаются аргументы французских парламентариев, которые регулярно предлагают соответствующие резолюции в Национальном собрании и Сенате.
Политические взгляды этих «адвокатов России во Франции» весьма разнородны. Ультраправые Марин Ле Пен утверждают, что разделяют с современной Россией культ авторитета, вертикальную концепцию власти, недоверие к исламу и восхищение личностью российского лидера. Сторонники авторитарных и националистических традиций французской политики считают, что нашли во Владимире Путине международного лидера по своему вкусу. Тем не менее отстаивающие суверенитет левые Жана-Люка Меланшона тоже испытывают тягу к современной России: разве она — не единственная европейская держава, которая дает отпор США и НАТО? Разве она не поддерживает защитников суверенитета, критикуя зародившиеся в 1990-х годах многосторонние тенденции? Здесь долгая французская политическая традиция находит в России источник вдохновения. Даже классические консервативные движения выступают за примирение Франции и России. Разве РФ не встала в Сирии на защиту восточных христиан, покровительницей которых считает себя Франция со времен Франциска I и восточной политики Наполеона III? Разве Россия не ведет повсеместную борьбу с вооруженным исламизмом?
Все эти политические лидеры считают восстановление отношений с Россией способом пойти против воцарившейся во Франции «политкорректности». Все эти предельно разнородные течения уверены, что Франция должна позволить России быть Россией. Более того, Франции следовало бы вдохновиться Россией… Настоящий парадокс для националистов, которые хотят подражать стране, чьи политические традиции совершенно не похожи на наши. И полное непонимание того, что усиление российской державы нередко идет в ущерб европейским интересам.
Противоположное течение пользуется большим влиянием среди французской элиты. Эта решительно правозащитническая, атлантистская и западническая группа требует все более жесткой политики по отношению к путинской России. Этот антироссийский фронт давно активен в МИДе, центристской прессе и либеральных кругах. По их мнению, путинская Россия — угроза для безопасности и стабильности Европы, как это показали Грузия и Украина, аннексия Крыма, вмешательство в Сирии и тесные отношения Владимира Путина с Виктором Орбаном.
В такой перспективе, позволить России быть Россией — наивный и самоубийственный план для Европы. Принятие интересов России означало бы гибель Европы, ее ценностей и демократии. Страсти бушуют еще сильнее на фоне русофобских тенденций, которые отдают приоритет внутриполитическому расколу, а не вопросам внешней политики. Как отстоять интересы Франции в изменчивом мире, если тактическое сближение с Россией в принципе запрещено?
Макрон между голлизмом и прагматизмом
Две эти позиции пустили глубокие корни во французских общественных спорах. Русофилия авторитарных правых, выступающих за суверенитет левых и правых консерваторов, занимает видное место в общественном пространстве. Во время предвыборной кампании поддержка России позволяет представить себя настоящим государственным деятелем и бросить вызов доминирующей модели. Иначе говоря, чтобы показаться ответственным и харизматичным лидером, Франсуа и Марин Ле Пен достаточно просто выразить уважение к Владимиру Путину. Но русофобия тоже позволяет выделиться французским политикам. Она при небольших затратах дарит им диплом демократизма. Другими словами, французским социалистам достаточно заявить о враждебности к России, чтобы воздействовать на правозащитническую жилку своего электората и заставить его забыть о дырах в их экономической программе.
Как бы то ни было, намечается и третий путь, который отказывается рассматривать Россию как внутриполитический вопрос. Позиция президента Макрона черпает вдохновение в подходе генерала де Голля и подчеркивает необходимость прагматического и осторожного сближения с Россией. Оба этих французских лидера увидели очевидные сходства России и Франции. Державы средней руки, бывшие колониальные державы с ядерным оружием и креслом постоянного члена Совбеза ООН… Внешняя политика двух стран выходит далеко за пределы национальных границ. Сближение возможно по многим вопросам. У Франции и России один подход к иранской ядерной программе с опорой на договоренность 15 июля 2015 года. Они выступают за умеренность в отношениях с Исламской Республикой. Как мы видели на примере недавней гибели командующего «Аль-Кудс», здесь сближение двух стран просто необходимо…
В то же время в отношениях Парижа и Москвы хватает камней преткновения. Они не могут договориться по аннексии Крыма, присутствию российских частных военных компаний в Ливии и Центральной Африке, вмешательствах в киберпространстве, уважению к общественно-политическому плюрализму.
В отношениях двух стран давно пора умерить страсти и больше думать головой. Двусторонние отношения с Москвой не являются частью внутренней политики. Они затрагивают национальные интересы двух стран, которые иногда сходятся, но чаще расходятся. Ни альянса, ни принципиальной враждебности — именно такая позиция может сделать Францию источником «российской политики», которой так не хватает Европе.