Генерал-майор Касем Сулеймани (Qasem Souleimani) родился в 1957 году, по его собственным словам, в «крестьянской семье», в выжженной солнцем провинции Керман на юго-востоке Ирана — она знаменита фисташками, розовой водой и гостеприимством местных жителей. У семьи Касема были большие долги, из-за чего в 13 лет ему пришлось бросить школу и пойти рабочим на стройку.
Едва достигнув совершеннолетия, Сулеймани оказался вовлеченным в водоворот событий, которые привели к одному из самых мощных политических потрясений второй половины ХХ века. Исламская революция 1979 года смела проамериканского шаха Мохаммеда Резу Пехлеви (Muhammed Reza Pahlavi) и установила в Иране антиамериканский теократический режим под руководством аятоллы Рухоллы Хомейни (Ruhollah Khomeini).
Как и для других выходцев из бедных семей, для Сулеймани служба в армии стала социальным лифтом. Новое формирование — Корпус стражей исламской революции (КСИР) должен был прийти на замену национальной армии, которой Хомейни не доверял. Сулеймани, оказавшийся в рядах КСИР, быстро продвигался по карьерной лестнице. Он принимал участие в жестоком подавлении восстания в северо-западном Иране, в результате которого погибло около 10 тысяч курдов, а в 1981 году был одним из сотен тысяч бойцов, брошенных против вторгшихся в Иран войск иракского диктатора Саддама Хусейна. Сулеймани почти все время находился на линии фронта и проявил себя талантливым командиром. После ирано-иракской войны он переключился на борьбу с наркоторговцами в Кермане, талибами в соседнем Афганистане и, по некоторым данным, с участниками антиправительственных выступлений в Иране.
Звездный час Сулеймани наступил после терактов 11 сентября и вторжения США в Афганистан и Ирак — Иран граничит с обоими. Перед Сулеймани была поставлена задача саботировать операцию американцев в Ираке. Первым делом он освободил членов «Аль-Каиды» (запрещена в РФ — прим. ред.), которые бежали из Афганистана и оказались за решеткой в Иране — среди них было немало родственников бен Ладена и иорданский радикал Абу Мусаб аз-Заркауи (Abu Musab az-Zarkawi).
Как такой человек вообще дожил до 62 лет? Бывший офицер американской разведки в Иране рассказывал мне, что, когда при предыдущих администрациях обсуждалось устранение Сулеймани, всегда вставали два вопроса — заслуживает ли он смерти, и с какими рисками она будет будет сопряжена. На первый вопрос ответ, как правило, был утвердительным, на второй — туманным.
И туман этот не развеялся до сих пор. Было ли убийство Сулеймани оправданно, неясно и сейчас. Те несколько дней, что последовали за ударом беспилотников по приказу Трампа, были самыми напряженными в сорокалетней истории вражды между США и Ираном. События начала января — пугающий пример того, как быстро можно оказаться на грани полномасштабной войны, даже если к ней не стремится ни одна из сторон.
«То, что у нас есть такое великолепное оружие, не означает, что мы должны его использовать. Мы не хотим его использовать», — заявил Трамп в телевизионном обращении к нации. Впечатление от его слов было похоже на ощущение, когда оказываешься на твердой земле после «американских горок».
Сулеймани был убит ранним утром 3 января. Четыре дня спустя Тегеран сделал то, чего никогда не делал ранее, — произвел ракетный залп со своей территории по американским войскам, размещенным в Ираке. Время, которое ушло на выяснение, есть ли убитые на базах в Эрбиле и на просторах провинции Анбар, заставило поволноваться не только семьи дислоцированных там военных.
Для Трампа пролитие американской крови — красная линия в отношениях с Ираном. Смерть хотя бы одного американца потребовала бы жесткого военного ответа. Трамп пошел на открытую конфронтацию, когда спираль конфликта закручивается все сильнее и события развиваются стремительно. На протяжении семи месяцев Трамп не реагировал на нападения со стороны Ирана. «В том беспилотнике никого не было, — заявил Трамп после того, как в июне Иран сбил крупный летательный аппарат. — Если бы кто-то был, мы бы реагировали совсем иначе».
Торпедирование нефтяных танкеров и весьма дерзкое нападение на ключевые нефтеперерабатывающие объекты Саудовской Аравии были восприняты как ответ на экономические санкции, которые Трамп наложил на Иран после одностороннего выхода США из ядерной сделки с Ираном. Раз мы не можем продавать нефть, никто не сможет ее продавать — давал понять Тегеран. На каждую такую атаку верховный главнокомандующий США отвечал призывами сесть за стол переговоров, как он делал с Ким Чен Ыном.
27 декабря один из отрядов ополченцев, контролируемых Сулеймани, произвел ракетный залп по американской базе в Ираке, в результате чего погиб один из нанятых США работников. Трамп наконец решил ответить симметрично и два дня спустя отдал приказ американской авиации нанести удар, от которого погибли 25 ополченцев. В ответ Иран отправил безоружных ополченцев к американскому посольству в Багдаде, где они сожгли помещение для приемов. У Ирана богатый опыт нападения на посольства, но Трампа вывела из себя параллель с нападением на консульство США в Бенгази в 2012 году. Гибель американского посла тогда стала красной тряпкой для некоторых республиканцев, в том числе для нынешнего госсекретаря Майка Помпео. «Анти-Бенгази!» — написал Трамп в твиттере. Когда после нападения на посольство в Багдаде военные советники предложили набор ответных мер, Трамп ошеломил всех, выбрав убийство Сулеймани. Позднее он заявил, что иранский генерал планировал «неминуемые» удары по американским интересам в регионе, но подробностей не уточнил.
Впрочем, хотя удар беспилотника поставил США и Иран на грань войны, обе стороны лихорадочно пытались выпутаться из этой ситуации. Иран первым ступил на путь деэскалации, нанеся по американцам декоративный удар.
Сами посудите: перед ракетным залпом министр иностранных дел Ирана Мохаммед Джавад Зариф (Mohammed Jawad Zarif) заявляет, что ответный удар нанесут вооруженные силы Ирана, а не кто-то из его союзников. Как наносится удар? У Ирана имеется достаточно точное вооружение, которое может обойти американский противоракетный комплекс «Патриот» и вывести из строя половину саудовских мощностей по переработке нефти, что было продемонстрировано 14 сентября прошлого года. Но Иран запустил ракеты по крупной авиабазе и нанес чисто символический удар по базе в Эрбиле. Оба объекта были готовы к нападению, а многие иранские ракеты даже не разорвались.
«Все в порядке!» — с облегчением написал Трамп в твиттере несколько часов спустя, когда выяснилось, что никто не погиб. На следующее утро в телеобращении президент, окруженный генералами, объявил о введении «дополнительных жестких экономических санкций против иранского режима».
В самой Исламской Республике на осознание последствий смерти Сулеймани уйдут годы. Однако один результат уже есть — режим получил шанс на спасение. Всего за неделю до авиаудара резкий рост цен на газ вывел на улицы не элиту и средний класс, которые обычно протестуют, а десятки тысяч иранских рабочих, которых Хомейни называл «подлинными владельцами революции». Иранские власти ответили на протесты отключением интернета и убийством полутора тысяч человек.
Гибель Сулеймани полностью сменила повестку. При жизни иранский генерал с изогнутыми бровями и мягкими манерами был одним из самых популярных политиков в стране, которым одинаково восхищались и голуби, и ястребы. Он превратил Иран — пусть и брутальными методами, особенно в Сирии — в самую последовательную державу на Ближнем Востоке, что стало бальзамом на душу даже для тех иранцев, которые презирают теократию, но ностальгируют по империи (на одном из плакатов его называли «персидским генералом»). После смерти он стал одним из святых мучеников, культ которых восходит к роковому поражению семьи пророка в VII веке и до сих пор играет огромную роль в шиитском исламе.
«Враги почувствовали себя униженными, узрев величие иранского народа, собравшегося на похороны Мученика Сулеймани», — написал в твиттере верховный лидера Ирана аятолла Али Хаменеи 8 января, имея в виду толпу, в которой были в том числе и те тегеранцы, кто принимал участие в кровавых антиправительственных протестах, получивших название Зеленого движения в 2009 году. Восьмидесятилетний Хаменеи не строит иллюзий относительно внезапного народного единения, которое не может заслонить неутешительные реалии. Иранская экономика лежит в руинах, а вмешательство Тегерана во внутренние дела Ливана и Ирака вызывает там народные протесты, в ходе которых ополченцы и снайперы, управляемые Сулеймани, убивают манифестантов. Однако враждебные действия Вашингтона — глоток свежего воздуха для режима, который зиждется на противостоянии Америке.
Со времен 444-дневного кризиса с заложниками в американском посольстве в Тегеране, который положил конец президентству Джимми Картера, Иран, к собственному удовольствию, играет непропорционально большую роль во внутренней политике США. Президентство Рональда Рейгана было омрачено скандалом Иран-контрас, администрацию Буша деморализовали иранские происки в Ираке, а на переговоры по иранской ядерной программе ушла значительная часть второго срока президента Обамы.
Трамп построил предвыборную кампанию на обещаниях сократить американское присутствие на Ближнем Востоке и покончить с «дурацкими войнами». Однако его бессистемный подход, который, с одной стороны, провоцирует эскалацию, а с другой — показывает его нежелание вступать в конфликт, только добавил Тегерану желания играть рискованней. Для противостояния осмелевшему Ирану в регион были отправлены тысячи американских солдат. «Военным практически ежедневно приходилось реагировать на решения президента, а не планировать их», — говорит республиканец Чак Хэйгел, бывший министр обороны и сенатор от штата Небраска.
Пока длилось томительное ожидание ответных мер со стороны Тегерана, Трамп пригрозил разбомбить 52 цели в Иране, включая памятники культуры — это явное нарушение международного права. Хотя госсекретарь и министр обороны затем опровергли эту угрозу, Трамп, отвечая на вопросы журналистов, сначала повторил ее, а два дня спустя сдал назад. В этом состоит парадокс Трампа: все, что говорит президент Соединенных Штатов, нужно воспринимать всерьез; ничего из того, что говорит Дональд Трамп, всерьез воспринимать нельзя.
Из-за этого парадокса становится непонятно, зачем США вообще держат военных на Ближнем Востоке. Главная причина — борьба с ИГ (запрещено в РФ — прим. ред.), которое лишилось своего халифата, но продолжает вести подпольную борьбу, особенно в сельской местности Ирака. Сулеймани одновременно подначивал суннитских экстремистов, которые охотятся на шиитов, и боролся с ними. Однако ожидание мести за его смерть вынудило американских командиров удерживать личный состав на базах, а операции против ИГ были свернуты.
Еще хуже то, что возмущенные иракские политики стали требовать вывести американские войска из страны, хотя в Ираке США потратили более триллиона долларов и потеряли тысячи жизней. С военной точки зрения смысла в выводе войск нет: без американской авиации и сил специального назначения ИГ снова захватит большую часть страны. Но после того как иракский парламент принял необязательную к исполнению резолюцию с требованием вывести войска США, американское командование в Ираке опубликовало письмо, в котором говорилось, что американцы уже пакуют чемоданы.
Хотя письмо и оказалось ошибкой, оно стало подарком для иранского руководства. В конце концов, Хаменеи поставил перед Сулеймани именно эту задачу — добиться вывода американских сил из Ирака. Его полномочия соответствовали полномочиям четырехзвездного генерала, главы ЦРУ и госсекретаря. Созданный Сулеймани шиитский иностранный легион из 50 тысяч штыков стал проводником иранского влияния на Ближнем Востоке. И хотя в силу рода занятий Сулеймани вряд ли мог умереть своей смертью — Хаменеи ранее называл его «живым мучеником», — его убийство, вполне вероятно, сделает его стратегию еще более успешной. Чувствуя, что идея ухода США из Ирака теперь не кажется фантастической, иранские лидеры повышают ставки и требуют выдворения американских сил со всего Ближнего Востока.
Перенесемся в август 2020 года и представим себе новость, что дюжина американских моряков задержана кораблем Корпуса стражей исламской революции. Вместо того чтобы отпустить их через какое-то время, как это случалось раньше, Иран требует, чтобы США сначала вывели все свои войска с Ближнего Востока — неприемлемое требование. До президентских выборов остается всего три месяца. Как отреагирует Трамп?