Интервью с главой дочернего предприятия «Кузбасской топливной компании» в Польше Иваном Гептингом.
Biznes Alert: Если даже приближенное к российскому руководству информационное агентство REGNUM пишет об угольном кризисе, значит, все и правда плохо. Только в марте в Кузбассе объем добычи угля открытым способом снизился с 21,3 до 18,6 миллионов тонн. Дело не только в пандемии коронавируса, но и в том, что Европа отказывается от угля.
Иван Гептинг: Это так, мы тоже снижаем объем производства из-за падения спроса. Основной добывающий регион в России — это Западная Сибирь: Кузбасс, Красноярский край, Хакассия. Они находятся примерно на одинаковом расстоянии от портов на востоке и на западе страны. До сих пор на этих направлениях мы сохраняли баланс, но в 2019 году на западном направлении произошло снижение как объемов, так и цен. В связи с этим мы стараемся нарастить экспорт на восток, но здесь ключевую роль играет логистика, ограниченная пропускная способность железных дорог. Поезду нужно преодолеть 6 тысяч километров. Западная Сибирь не может продать все сырье, которая она добывает, на востоке, хотя в Азии нет такого падения спроса на уголь, как в Европе. Впрочем, цены там снизились тоже.
— 2020 год принесет убытки? Когда можно ожидать нормализации ситуации: в 2021 (это оптимистический вариант) или только в 2022 году?
— Как будет развиваться ситуация на угольном рынке, сейчас предсказать сложно. Этот год наверняка станет для производителей неудачным. Что будет происходить позже, зависит в значительной мере от возможностей компаний, запаса их прочности, размера финансовой подушки. Наша компания присутствует на всех рынках, где продается российский энергетический уголь, и я могу с полной уверенностью заявить, что сейчас нет ни одного такого, на каком можно добиться положительных финансовых результатов. Остается сводить к минимуму убытки.
Некоторые добывающие компании закрываются, некоторые полностью приостанавливают инвестиции. Мы занимаемся как торговлей, так и добычей, если мы на год остановим инвестирование, то будем ощущать последствия этого шага в течение следующих двух-трех лет. Без новых инвестиций невозможно будет наращивать добычу.
— Между тем, согласно государственной концепции развития энергетической отрасли, Россия планировала к 2024 году довести объем добычи каменного угля до 448 — 530 миллионов тонн, а к 2035 — до 485 — 668 миллионов тонн, а одновременно удвоить экспорт. Удастся ли это сделать?
— Сегодняшняя ситуация вынудит РФ, по всей видимости, отодвинуть эти планы на два, три, а, возможно, и четыре года. Возвращение к прежним объемам производства — процесс не такой долгий, основной проблемой остается транспортная инфраструктура. Если железные дороги повысят пропускную способность на восточном направлении, угольная отрасль может этим воспользоваться. Сейчас наше присутствие на азиатских рынках невелико, но мы видим на востоке потенциал для развития. Если бы инфраструктура позволяла, весь добывающийся в России уголь можно было бы поставлять на азиатские рынки.
— Значит, будет происходить наращивание экспорта на восточном, а не на западном направлении?
— Именно так. Мы не видим иных направлений, на которых можно увеличить экспорт. В Европе спрос на уголь снижается.
— Ваша компания продает в Польше в среднем 2,5 миллиона тонн угля в год. Как будет выглядеть ситуация в этом году? На нее оказала влияние не только пандемия коронавируса, но и теплая зима. На складах польских шахт лежит сейчас более семи тонн сырья.
— Сложно делать конкретные прогнозы, поскольку ни мы, ни даже наши клиенты из энергетической отрасли, не знают, каким будет спрос. «Кузбасская топливная компания» присутствует на польском рынке более десяти лет. В последние семь у нас работает здесь дочернее предприятие «КТК Польша». В течение всего этого периода мы наблюдали колебания: возникал как дефицит, так и переизбыток угля на рынке. Бывало, что мы продавали в год 3,5 миллионов тонн сырья, а бывало — около 0,9 миллиона тонн. В этом году, по нашим прогнозам, мы продадим 1,5-1,7 миллиона тонн.
В будущем, как я полагаю, основой в Польше станет польский уголь, а заграничный (в том числе российский) не будет занимать на рынке доминирующую позицию, его роль окажется вспомогательной. Данные показывают, что в первом квартале этого года объем экспорта угля из России в Польшу снизился по сравнению с тем же периодом прошлого года на 53%. Объем поставок нашей компании снизился на 66%, при этом продажи упали примерно на 30%. Мы не видим смысла поставлять сейчас сырье и делать запасы, так что привозим столько угля, сколько можем продать. Дороже всего обходится транспортировка, ее доля составляет 72-80% в окончательной цене для клиента. Мы не тратим деньги на перевозку угля, который не удастся продать.
— Как в Кузбассе удается достичь такой низкой стоимость производства?
— Это все природа. В Кузбассе уникальное расположение месторождений, кроме того, там есть давно созданная инфраструктура. Стоимость добычи угля в Западной Сибири одна из самых низких в мире. Мы добываем уголь открытым способом, и это отличает нашу ситуацию от польской. В Кузбассе нет таких глубоких шахт, как у вас. Содержать их было бы нерентабельно из-за высокой стоимости доставки сырья на отдаленные рынки. Как я уже говорил, дороже всего обходится транспортировка.
— В ЕС, в том числе в Польше, неоднократно поднималась тема дотирования российского угля: его добычи, перевозки при посредничестве государственной компании РЖД. Я сама неоднократно об этом писала. Вы можете дать свой комментарий?
— Я не сталкивался с ситуацией, когда федеральные или местные власти в России дотировали бы добычу угля, и не знаю ни одной угольной компании, в которой бы российское государство владело акциями. Эта отрасль уже давно полностью приватизирована. Мы, конечно, пользуемся российскими государственными железными дорогами, но дело в том, что вся железнодорожная инфраструктура в России принадлежит государству. РЖД — акционерное общество, оно обязано публиковать свои финансовые данные. Кроме того, если бы эта компания дотировала транспортировку угля, она бы несла огромные убытки. Уголь — не самый прибыльный товар в плане транспортировки. В Польше ситуация выглядит так же. Это объемные грузы, перевозка которых приносит небольшой доход.
О дотировании перевозки угля в России я не слышал. Конечно, существуют определенные стимулирующие инструменты, но они связаны с рынком. Например, сейчас, когда все решили отправлять свои товары на Дальний Восток, следовало бы ввести систему допуска к железнодорожной инфраструктуре, основанную на принципе «чем больше продаешь на Запад, тем больше сможешь везти в обратном направлении».
— В течение двух с половиной лет мы с Михалом Потоцким (Michał Potocki) писали об импорте антрацита из оккупированного Донбасса. Это сырье с российскими документами попадало, в частности, в Польшу, а вырученные средства шли на войну. Несколько лет назад министр внутренних дел Мариуш Блащак (Mariusz Błaszczak) обещал ввести эмбарго на российский уголь, говоря, что покупая его, мы финансируем путинские войны. Ваша компания принимает во внимание такую перспективу?
— Политика не входит в сферу наших интересов, поэтому мне сложно комментировать политические заявления. Наше внимание сосредоточено на рынке, спросе, предложении. Российский уголь будет присутствовать в Польше при условии, что для него найдется место, а сейчас оно есть и для нас, и для других поставщиков. Географическое положение позволяет вашей стране диверсифицировать источники поставок, мы можете привозить его и по суше, и по морю. Тезис, гласящий, что Польше угрожает зависимость от российского угля, не имеет под собой оснований. Ведущую роль играет экономика. Сейчас многим энергетическим компаниям было бы выгоднее получать уголь морским путем, поскольку индекс стоимости фрахта упал до рекордно низких значений. В 2019 году ситуация была совсем другой, тогда было выгоднее поставлять уголь по железной дороге.
Ни в одном другом государстве на угольном рынке не присутствует столько компаний, сколько в Польше, поэтому его не может подмять под себя одна фирма или даже одна страна-поставщик. Эмбарго, в свою очередь, приведет лишь к повышению цен на уголь.