В эти и на прошлые выходные в Швейцарии состоялись демонстрации против реализуемых правительством ограничительных мер, в соцсетях курсируют теории заговора («это все придумал Билл Гейтс»). Кто же прав? Один из швейцарских экспертов, специалистов в области кризисного менеджмента опасается, что «лекарство» в итоге оказалось хуже, чем сама «болезнь». Но на этот счет есть и другое мнение.
«Закрытие границ европейских стран привело к результату, который мы можем оценить количественно, а именно — к сокращению числа смертельных случаев до показателя в 50 человек на 1 миллион жителей». Введенный в стране 17 марта карантин, из которого Швейцария как раз постепенно выходит с конца апреля, избавил страну от 400 «лишних» летальных исходов. При «шведском варианте», который подразумевает фактически отсутствие ограничений социальной жизни, эти люди неизбежно ушли бы из жизни.
Таковы недавние подсчеты и выводы команды экспертов во главе с Дидье Сорнеттом (Didier Sornette), профессором Высшей технической школы в Цюрихе (Eidgenössische Technische Hochschule — ETHZ), специалиста в области изучения и оценки предпринимательских, эпидемиологических и ядерных рисков. На момент публикации выводы произвели в научном мире эффект небольшой разорвавшейся бомбы (уточним, что по состоянию на 19 мая в Швейцарии от причин, связанных с коронавирусом, умерли 1 886 человек). Однако теперь, несколько позже, оглядываясь назад, Д. Сорнетт оценивает метод социальных ограничений и карантин в целом более критически.
«Это — жестокий средневековый инструмент, последний довод тех, кто безоружен или находится в состоянии максимальной неопределенности. Более того: поскольку Covid-19, вероятно, присутствовал в Швейцарии уже в начале 2020 года, то относительно позднее введение ограничительных мер в области персональной мобильности людей привело лишь к весьма незначительному эффекту».
«Заснули за рулем»
«Легко рассуждать задним числом и представлять такие расчеты через два месяца (посла начала карантина)», — возражает Дидье Троно (Didier Trono), профессор Лаборатории вирусологии и генетики Швейцарского федерального политехнического института в Лозанне (EPFL) и член швейцарской национальной рабочей группы по противодействию пандемии «Task Force Covid-19», научного консультативного органа, созданного правительством.
«Когда были введены первые ограничительные меры, никто не знал, даже мы, ученые, не знали, насколько Швейцарию затронет коронавирус, не хлынет ли, что называется, „пандемия через край", и сможет ли швейцарская система здравоохранения вообще справиться с ситуацией», — указывает Д. Троно. Дидье Сорнетт, в свою очередь, убежден в том, что в Швейцарии еще до пандемии организация профилактики таких эпидемиологических кризисов была поставлена из рук вон плохо. «Мы как будто заснули за рулем», — говорит он в разговоре с порталом SWI swissinfo.ch.
«Сначала мы наблюдали, как степень опасности эпидемии, которая тогда как раз начиналась в Китае, повсюду преуменьшалась. Затем последовала критика в адрес Китая как якобы некомпетентной страны, чей подход к борьбе с коронавирусом является слишком ограничительным и строгим. А когда вирус, наконец, пришел и к нам, то мы оказались подготовлены к нему совершенно недостаточно. В некоторых европейских странах вообще царила просто паника, многие из них начали перенимать китайские меры, но делали они это не столь эффективно. А мы должны были бы не ограничивать свободу передвижения так жестко и всеобъемлюще, но концентрироваться на очагах и эпицентрах распространения вируса», — убежден Д. Сорнетт.
Дидье Троно не согласен. Он говорит, что «в некоторых регионах Швейцарии — в Тичино, Базеле и регионе Женевского озера — Covid-19 распространялся как чернила на промокательной бумаге, причем одновременно исходя сразу из нескольких пунктов, население которых не имело соответствующего специфического иммунитета. Мы столкнулись с неизвестным до этого момента вирусом, который еще и распространялся с чрезвычайно высокой скоростью. Действовать надо было срочно. В то время еще никто не задумывался о сопутствующем ущербе от карантина, потому что приоритетом для нас были здоровье людей и защита системы здравоохранения».
Ценность жизни или ее стоимость?
По мнению Дидье Сорнетта, накануне пандемии эксперты оценивали опасность SARS-Cov-2, исходя из показателей смертности, сопоставимых с азиатским гриппом 1957-го года и с гонконгским гриппом 1968-го года — двумя эпидемиями, уровень смертности при которых достигал 0,2% от общего числа инфицированных. «В то время это привело к смерти одного миллиона человек во всем мире, жертвы были в основном среди самых уязвимых слоев населения. Конечно, эти цифры трагичны, но и это был еще вовсе не конец света», — говорит он.
«За последнее время, как кажется, всеобщее подтверждение получил тезис о том, что смертность среди инфицированных (такого рода вирусами) в среднем составляет от 0,8% до 1%», — продолжает Д. Сорнетт. «Но даже и эта цифра вводит нас в заблуждение, потому что она скрывает огромные, буквально порядковые, различия между здоровыми людьми и слабыми, пожилыми людьми с тяжелыми патологиями или с уже имевшимися у них в наличии заболеваниями. Нам нужно было бы выбрать стратегию выборочной защиты именно таких граждан, что, кстати, необходимо продолжать делать и сейчас».
Дидье Троно возражает. «Виды гриппа, о которых упоминает мой коллега, распространялись не так быстро, как Covid-19, хотя и тут можно говорить о своего рода мини-пандемиях. Но факт остаётся фактом: оценка того, сколько стоит человеческая жизнь, является весьма деликатным делом, и не каждый решится этим заниматься». При этом он не отрицает, что такие вопросы регулярно возникают в больницах, например, когда в отделение интенсивной терапии привозят пожилого человека. «Тогда врачам приходится принимать трудные решения, зная, что у некоторых таких людей шанс на выживание не превышает 10%».
Сбалансированные решения
С точки зрения цюрихского эксперта Дидье Сорнетта речь идет о куда более масштабных вопросах. «В каком количественном и моральном соотношении находится количество жизней, спасенных принятыми ограничительными или полу-ограничительными мерами, с количеством жизней, как раз попавших вследствие тотального „локдауна" под угрозу?» Дидье Троно считает, что «задаться таким вопросом вполне имеет смысл. Но не для того, чтобы сразу ответить на него, а для того, чтобы начать создавать, уже в период ослабления ограничительных мер, основу для предотвращения возникновения долгосрочных побочных эффектов, а главное, для мер, которые не дадут эпидемии вспыхнуть снова».
Вот уже в течение некоторого времени Дидье Сорнетт и его команда анализируют новые поведенческие формы, которые возникают в обществе в форме цепной реакции на опыт, связанный с новым образом жизни, который люди вынуждены вести в результате введения карантинных ограничений, в том числе в области персональной мобильности. Исследователи хотят выяснить, что серьёзней: последствия этих реакций или последствия воздействия на людей самого вируса. Особенно ученых интересуют карантинные последствия, напрямую влияющие на здоровье и психологическое равновесие людей, например, возникающие из-за пандемии разрывы в производственных цепочках и цепочках поставок продуктов питания. В этом смысле Д. Сорнетт ратует за «сбалансированные решения», которые должны быть разбиты на пакеты мер кратко-, средне- и долгосрочного характера.
И он сожалеет, что в составе упомянутой научной рабочей группы «Task Force Covid-19», которая начиная с марта 2020 года консультирует правительство Швейцарии и региональные органы власти по всем вопросам, связанным с коронавирусом, «нет ни педиатров, ни кардиологов. Нет также в ее составе ни экономистов, ни специалистов в области менеджмента логистики и поставок». Но если Д. Сорнетт и критикует власти, то прежде всего за то, что — в данном случае — они «прислушиваются только к ученым с одной единственной узкой эпидемиологической специализацией». И пока жители Швейцарии — с недавнего времени — снова начинают учиться жить более или менее нормальной жизнью, в обществе необходимо было бы поддерживать то, что Дидье Сорнетт называет на своем жаргоне «индивидуальной выносливостью», то есть «нам следует быть более внимательными к отдельному человеку, в то время как мы сейчас концентрируемся на поиске глобальных общественных ответов».
«Разрушить модель»
По сути, он по-своему, но бросает миру науки настоящий вызов. «С моей точки зрения выводы, сделанные эпидемиологами на основе созданных ими расчетных рабочих моделей, слишком уязвимы и неустойчивы перед лицом полноценной научной критики. Эпидемиологи — это ведь не люди, склонные к решительным действиям. Они обладают, кто бы спорил, широкими знаниями, но в очень узких областях, будучи ревностными хранителями своих собственных „выстраданных" методов анализа данных и расширения сферы познания, но лишь в своей отдельно взятой области».
Будучи консультантом кабинета министров и членом рабочей группы «Task Force Covid-19», где он возглавляет подгруппу по диагностике и тестированию, Дидье Троно вовсе не считает себя интеллектуалом не от мира сего, который, работая за закрытыми дверями на службе у правительства, увлечен чем-то узкоспециальным и непонятным большинству общества. «В эту рабочую группу, несомненно, входят эпидемиологи, но в основном она все-таки, слава богу, состоит из людей практического склада, то есть из медиков, экономистов, биологов и других специалистов из соответствующих областей», — говорит он.
«Кроме того, и я, и мои коллеги поддерживаем регулярные контакты со всеми секторами общества и экономики, включая частный бизнес, причем как на национальном, так и на международном уровне. Уязвимость и неточность расчетных моделей и гипотез не является чем-то новым в этом подлунном мире», — продолжает этот специалист по инфекционным заболеваниям. «Модель, рабочая гипотеза, всегда полезна, она служит информацией к размышлению и поводом для углублённого анализа. И я часто говорю своим коллегам, что создавать модели нужно только для того, чтобы потом пытаться их разрушать, выясняя их слабые стороны, ибо только так мы и сможем добиться дальнейшего прогресса…».
Шведская модель
Дидье Сорнетт считает, что в Швейцарии, с учетом стратегии социального дистанцирования, разного рода физических и ментальных барьеров и налаженной защиты конкретных групп риска, было бы достаточно ввести куда менее строгие меры карантина и изоляции. С его точки зрения, а ее разделяют очень многие, в качестве возможной альтернативы вполне сошла бы модель, реализованная в Швеции. Там граждане в намного меньшей степени были ограничены в своей личной мобильности. Но «даже и там все равно придется потом оценить эффективность и степень адекватности данной модели в среднесрочной и долгосрочной перспективах, исходя из того, будет ли вторая волна эпидемии или нет, а также с учетом медицинских и экономических последствий».
Дидье Троно не склонен считать шведскую модель такой уж абсолютно успешной. «Не так уж она хорошо работает — следует только взглянуть на количество смертей от Covid-19 и ежедневное количество новых случаев заражения в этой стране, тем более что на поверку шведская модель обнаруживает значительное сходство как раз именно со швейцарским методом, когда большая часть людей работает из дома, многие кафе и рестораны закрыты, а население в целом соблюдает правила социального дистанцирования. Один шведский приятель, правда, напомнил мне, что в этой стране куда легче рекомендовать гражданам соблюдать социальную дистанцию, потому что большую часть года они и так остаются дома, где тепло и уютно. Для людей же из Южной Европы, которым очень важен физический контакт, социальная дистанция — это весьма серьезное ограничение», — уточняет Д. Троно.
А до тех пор, пока не появится вакцина, единственным методом сдерживания пандемии остается создание коллективного (или «стадного») иммунитета. Переболеть должны около 60% популяции, тогда волна пойдет на спад сама. Дидье Сорнетт тоже хотел бы верить в такой метод, который нужен прежде всего для того, чтобы «избежать непредвиденных последствий возможного в теории решения о повторном введении карантина. Ведь на самом деле ни один эксперт сейчас не уверен, что пресловутой второй волны вируса не будет — и может быть уже этим летом».