«Он глубоко ненавидел Америку», — пишет о советском кроте Билле Хейдоне Джон ле Карре в своем романе «Шпион, выйди вон». Хейдона только что разоблачили как двойного агента, проникшего в самое сердце британской секретной службы. На предательство его толкнула ненависть, но не к Англии, а в большей степени к Америке. «Это эстетическое суждение, как и все остальное, — объясняет Хейдон, а потом поспешно добавляет. — И конечно, отчасти нравственное».
Я подумал об этом, когда смотрел сцены протестов и насилия, начавшихся в США после убийства Джорджа Флойда, а потом перешедших в Европу и в другие места. Поначалу все это казалось отвратительным: столько ненависти, жестокости, а также примитивных предубеждений против протестующих. Казалось, что красота Америки куда-то исчезла. Куда-то подевался оптимизм, шарм и простота общения, которые пленяли многих иностранцев.
С одной стороны, слова об отвратительности момента кажутся банальным наблюдением. Но они объясняют всю суть непростых взаимоотношений Америки с остальным миром. В романе Хейдон вначале пытается оправдать свое предательство политическими причинами. Но ему и герою ле Карре Джорджу Смайли хорошо известно, что политика это просто оболочка. Истинные мотивы лежат глубже. Это ощущения, инстинкты. Хейдон — образованный, культурный, европейский представитель высших классов, и он просто на дух не переносит Америку. Для Хейдона и многих ему подобных из реального мира эта инстинктивная ненависть оказалась настолько сильной, что они не хотели видеть ужасы Советского Союза, которые выходили далеко за грань эстетики.
Размышления ле Карре о мотивах антиамериканизма, связанные с его собственным весьма неоднозначным отношением к США, сегодня столь же актуальны, как и в 1974 году, когда вышел этот роман. Тогда был Ричард Никсон, а сейчас Дональд Трамп — настоящая карикатура на тех, кого презирает Хейдон и ему подобные: людей хамоватых, алчных, богатых и любящих командовать. В президенте и первой леди, в горящих городах и в межрасовом расколе, в жестокости полиции и в бедности ярко высвечивается имидж Америки, подтверждая те предрассудки, которые уже овладели миром. А еще это удобный способ заретушировать его собственную несправедливость, лицемерие, расизм и уродство.
Упорно возникает ощущение, что для Америки наступил момент уникального унижения. Будучи гражданами мира (это понятие было создано США), мы привыкли прислушиваться к тем, кто ненавидит Америку, восхищается Америкой и боится Америки (иногда все одновременно). Но испытывать к ней жалость? Это что-то новое, хотя злорадство является болезненной близорукостью. Если ощущения важны, то Соединенные Штаты сегодня просто не кажутся той страной, которой остальной мир должен завидовать, подражать, с которой должен брать пример.
Даже тогда, когда в прошлом Америка была уязвима, Вашингтон все равно неизменно главенствовал. С какими бы моральными или стратегическими вызовами он ни сталкивался, всегда складывалось ощущение, что политический динамизм Америки не уступает ее экономической и военной мощи, что ее система и демократическая культура укоренились очень глубоко, и всегда могут возродить себя. Казалось, важна сама идея Америки, тот двигатель, которые неизменно приводил ее в движение, какие бы неполадки ни случались под капотом. А сейчас что-то меняется. Похоже, Америка завязла в трясине, и ее способность к самовозрождению оказалась под вопросом. На мировой сцене появилась новая сила, которая бросает вызов американскому превосходству. Это Китай, обладающий оружием, какого никогда не было у Советского Союза, — взаимно гарантированным экономическим уничтожением.
В отличие от Советского Союза, Китай может предложить некую меру богатства, динамизма и технических достижений, хотя и не в той степени, как Соединенные Штаты. При этом он защищен от Запада шелковым занавесом культурного и языкового непонимания. Америка же разительно отличается от него. Будь она семьей, это был бы клан Кардашьян, живущий своей жизнью на виду у всего глазеющего мира, который видит все, что там происходит, все его недостатки и противоречия. Если сегодня посмотреть на Америку со стороны, то она похожа на странную, разобщенную, неблагополучную, но очень успешную семью с большими претензиями, которая страдает от мощного разлада. Того, что сделало эту семью великой, уже абсолютно недостаточно для предотвращения ее упадка.
Соединенные Штаты, являющиеся уникальной страной, должны пережить агонию борьбы за существование в компании остальных государств. Американская драма быстро становится нашей собственной драмой. Как-то раз, когда в Штатах начались протесты, я ехал по Лондону на встречу с другом, и увидел подростка в баскетбольной майке с надписью на спине «Джордан 23». Я заметил надпись, потому что мы с женой недавно смотрели документальный фильм об американской спортивной команде «Последний танец» (The Last Dance), причем смотрели его на американском канале. А друг рассказал мне, что когда он ехал на встречу, то увидел граффити «Я не могу дышать». Потом протесты в поддержку движения «Жизни чернокожих важны» начались в Лондоне, Берлине, Париже, Окленде и других местах, демонстрируя то колоссальное культурное влияние, которое Соединенные Штаты оказывают на остальной западный мир.
На одном митинге в Лондоне британский чемпион и тяжеловес Энтони Джошуа вместе с другими протестующими читал рэп Тупака «Перемены» («Changes»). Слова были такими потрясающими, сильными и американскими. Тем не менее, они были вполне понятны и казались универсальными, хотя британская полиция ходит в основном без оружия, а перестрелки с полицией случаются очень редко. Сначала участники протестов выражали поддержку Джорджу Флойду, но потом внимание в Европе переключилось вовнутрь. В Бристоле снесли старый памятник работорговцу, а в Лондоне словом «расист» осквернили памятник Уинстону Черчиллю. В Бельгии протестующие нацелились на памятники бельгийскому королю Леопольду II, который превратил Конго в свои личные владения, занимаясь там геноцидом. Может, искра и загорелась в Америке, но глобальному пожару не дает угаснуть недовольство в каждой отдельной стране.
Для США такое культурное влияние это одновременно огромное преимущество и едва различимый недостаток. Америка влечет к себе таланты из-за границы, которые едут туда учиться, заниматься бизнесом. За счет этого она обновляется, подтягивая за собой весь мир, влияя на него и ломая тех, кто не в состоянии противостоять ее притягательной силе. Однако за такое превосходство приходится платить. Мир может заглянуть внутрь Америки, а Америка не в состоянии бросить ответный взгляд. И сегодня американский президент не умеряет, а лишь усиливает безобразие такого положения вещей.
Чтобы понять, как остальной мир оценивает этот момент в американской истории, я побеседовал со многими высокопоставленными дипломатами, государственными чиновниками, политиками и учеными из пяти крупных европейских стран, в том числе, с советниками двух самых влиятельных глав государств, а также с бывшим премьер-министром Британии Тони Блэром. Из этих разговоров, которые в основном проходили на условии соблюдения анонимности, чтобы не было никаких сдерживающих моментов, сформировалась следующая картина. Ближайшие союзники Америки смотрят на нее с ошеломленным недоумением, не зная, что произойдет дальше, что это значит, и что делать им, объединенным общей тревогой и едиными представлениями. Как сказал мне один влиятельный советник, они ощущают, что Америка и Запад приближаются к некоему периоду упадка. «Это насыщенный момент, — сказал советник. — Но мы просто не знаем, чем он насыщен».
Сегодняшние конвульсии имеют прецеденты. Многие мои собеседники вспоминали прежние протесты и беспорядки, а также ослабление позиций Америки после иракской войны 2003 года (войны, которую поддержали Британия и прочие европейские страны). Однако стечение последних событий и современных сил делает сегодняшние вызовы особенно опасными. Уличные протесты, насилие, проявления расизма в последние недели возникли в тот самый момент, когда пандемия covid-19 раскрыла слабые стороны власти, которые усугубляет кажущийся непреодолимым межпартийный раскол, поразивший даже те элементы американской государственной машины, которые до сих пор казались нетронутыми. Это федеральные ведомства, дипломатическая служба, а также многолетние нормы, лежавшие в основе отношений между гражданскими и военными. И все это происходит в последний год первого срока самого хаотичного, ненавистного и презираемого президента в современной истории Америки.
Безусловно, не за все можно возложить ответственность на Трампа. Некоторые мои собеседники заявили, что он унаследовал многие из этих тенденций и даже получил от них выгоду. Трамп — это циничный и безнравственный янь, а Барак Обама — первый после «мира по-американски» инь, который стал результатом перенапряжения американских сил в Ираке после 11 сентября. Блэр и прочие поспешили указать на чрезвычайную глубину американской силы и влияния, которая сохраняется вне зависимости от того, кто руководит в Белом доме, а также на структурные проблемы, с которыми сталкиваются Китай, Европа и прочие геополитические соперники США.
Но большинство моих собеседников указали на то, что эти течения возникли при Трампе. Они сопровождаются относительным экономическим спадом, усилением Китая и возрождение великодержавной политики, а также упадком Запада как духовного союза. Все это проявляется с такой скоростью и в таком виде, которые раньше казались невообразимыми.
Президент Трамп находится у власти почти четыре года. Европейские дипломаты, официальные лица и политики в разной степени шокированы, напуганы и изумлены. Они, как сказал мне один собеседник, «впали в кому от Трампа», будучи не в состоянии смягчить инстинкты президента и предложить что-то в качестве стратегии. Единственное, что они могут, это демонстрировать отвращение к его руководству. Они также не в состоянии предложить альтернативу американской власти и лидерству, и хоть как-то отреагировать на важные жалобы Трампа и его демократического соперника на выборах Джо Байдена о том, что Европа любит жить за чужой счет, что усиливается стратегическая угроза со стороны Китая, и что нужно обуздать иранскую агрессию. Но всех их объединяет ощущение того, что место Америки в мире и ее престиж подвергаются прямым атакам со стороны так неожиданно сплотившихся внутренних, экономических, политических и эпидемиологических сил.
Бывший французский посол в Сирии Мишель Дюкло (Michel Duclos), во время иракской войны работавший в ООН, а сейчас занимающий должность специального советника в парижском аналитическом центре Институт Монтеня (Institut Montaigne), рассказал мне, что крайний упадок американского престижа пришелся на 2004 год, когда стало известно о пытках и издевательствах в тюрьме Абу-Грейб под Багдадом. «Сегодня все гораздо хуже», — заявил Дюкло. По его словам, отличие заключается в том, что в США возник мощный раскол, а Белый дом отказался от своей руководящей роли. «Мы живем с мыслью о том, что у США почти неограниченные возможности по восстановлению, — сказал дипломат. — Но сегодня у меня впервые появились некоторые сомнения».
В конце фильма «Шпион, выйди вон» Смайли терпеливо слушает длинные и путаные нападки Хейдона на западную безнравственность и алчность. «В иных обстоятельствах, — пишет ле Карре, — Смайли мог со многим из этого согласиться. Отчуждение у него вызывала не музыка, а тональность».
Что же сегодня вызывает столь яростную реакцию у мира, наблюдающего за Соединенными Штатами: музыка или тональность? Это из области эстетики, вкусов, ощущений — иными словами, это инстинктивная реакция на все то, что представляет Трамп? Или дело в содержании его внешней политики и в масштабах несправедливости? Если причина во втором, то почему в Европе нет протестов против массового заточения мусульман-уйгуров в Китае, против неуклонного удушения демократии в Гонконге, против российской аннексии Крыма и против кровожадных ближневосточных режимов в Иране, Сирии и Саудовской Аравии? А может, правы те мои собеседники, которые говорят, что убийство Джорджа Флойда и реакция Трампа на него стали образным олицетворением всего того, что есть в нашем мире неправильного и несправедливого, то есть, самой американской власти?
Если это так, то может быть, резкое изменение отношения к США является просто очередным приемом «политики как исполнительского искусства», если выражаться словами советника одного европейского лидера? Может, это символический акт демонстративного неповиновения? Если использовать метафоры, то не стали ли мы свидетелями того, как имперские владения Америки опускаются на одно колено и сигнализируют, что они против тех ценностей, которые представляет Империя?
Высокопоставленный советник одного европейского руководителя, пожелавший остаться неназванным, потому что высказывался в частном порядке, рассказал мне, что Трамп со свойственным ему цинизмом неожиданно разоблачил европейский снобизм в отношении американского лидерства в свободном мире, «американской мечты» и прочих штампов, которые считались безнадежно наивными. И лишь когда наивность исчезла, сказал этот советник, стало понятно, «какая это была мощная организующая сила». По его мнению, гниение началось с Обамы, этого ученого западного циника. А кульминацией этого гниения стал Трамп, чей отказ от американской идеи ознаменовал собой разрыв в мировой истории. Но если Америка больше не верит в свое моральное превосходство, то что осталось, кроме нравственного равенства, в котором нет ни хороших, ни плохих?
Трамп как будто подтверждает часть обвинений, с которыми против Америки выступают самые яростные ее критики — даже если их утверждения являются неправдой. Британский историк Эндрю Робертс (Andrew Roberts) и другие эксперты отмечают, например, что антиамериканизм красной нитью проходит через романы ле Карре и находит свое отражение в нравственном равенстве, которое не выдерживает критики. В «Шпионе, выйди вон» ле Карре возвращает читателя в прошлое к тому моменту, когда Смайли пытается завербовать будущего руководителя российской секретной службы. «Смотри, — говорит Смайли, — мы стареем, и всю свою жизнь мы искали слабости в системах друг друга. Я насквозь вижу восточные ценности, а ты западные… Не пора ли признать, что на твоей стороне так же мало ценного, как и на моей?»
Как показала моя коллега Энн Эплбаум (Anne Applebaum), Советский Союз пережил голод, террор и массовое убийство миллионов. Каковы бы ни были американские изъяны последнего времени, они в практическом и нравственном плане несопоставимы с этими ужасами. Сегодня, когда Пекин ведет массовую слежку за своими гражданами и едва ли не повально бросает за решетку одно этническое меньшинство, то же самое можно сказать о Китае. Тем не менее, это утверждение нравственного равенства больше не является клеветой зарубежного циника. Теперь это точка зрения самого президента США. Во время интервью с Трампом на «Фокс Ньюс» в 2017 году Билл О'Рейли (Bill O'Reilly) попросил его объяснить, почему он так уважает Путина. Трамп ответил свойственными ему общими фразами о том, как российский президент руководит своей страной, как он борется с исламским терроризмом. О'Рейли был вынужден прервать его и сказать: «Путин убийца». А Трамп на это ответил: «В мире много убийц. У нас много убийц. Вы что, думаете, наша страна такая безвинная?» (Прежде, чем стать президентом, Трамп также хвалил Китай за силу и жестокость, с которыми он подавил демократические протесты на площади Тяньаньмэнь.)
Раньше Соединенные Штаты Америки целиком и полностью отвергали такой цинизм и заявления о том, что все общества безнравственны и своекорыстны. Сегодня международные отношения для США — это не более чем договорная сделка. И валютой в этой сделке является власть, но не идеалы, не история и не альянсы.
Парадокс заключается в том, что глобализованный мировой порядок, где властвует нравственное равенство, лишив демократические государства наивных представлений о «свободном мире», находит свое зеркальное отражение в интернациональных и пост-национальных уличных протестах против расизма, свидетелями которых мы стали в последние недели. Демонстранты выходят на улицы в Австралии и Новой Зеландии, где есть собственные расовые противоречия и история дурного обращения, а также в Британии и Франции, у каждой из которых своя история колониализма и сохраняющиеся расовые и классовые различия. Как отметил на страницах «Вашингтон Пост» Ишан Тарур (Ishaan Tharoor), примечательно то, что только после смерти чернокожего в Миннеаполисе бельгийские власти снесли памятник человеку, совершившему ужаснейшие колониальные преступления.
Для Европы сохранение культурного, экономического и военного господства США остается основополагающей реальностью. Некоторые мои собеседники рассказывали, что в избирательной слепоте виновны не только протестующие, но и сами европейские лидеры, которые обращаются к Америке за защитой, но отказываются выполнять изложенные демократическим путем требования, инициатором которых является не только Трамп. «Сейчас слишком много попыток справиться [с Трампом], и слишком мало движения вперед», — сказал советник одного европейского руководителя. В настоящее время вся европейская стратегия сводится к тому, чтобы просто переждать Трампа в надежде на то, что после его ухода жизнь вернется в привычное русло с прежним, «основанным на правилах» международным порядком. Но в Лондоне и Париже усиливается понимание того, что этого уже не будет никогда, что произошли фундаментальные и перманентные сдвиги.
Мои собеседники прямо или косвенно разделили свои озабоченности на две категории. В первую вошли те, причиной которых является Трамп. Это конкретные проблемы его президентства, которые, по их мнению, можно устранить. Вторая категория проблем это те, которые Трамп усугубил. Это структурные проблемы, решить которые намного труднее. Почти все, с кем я беседовал, согласились, что президентство Трампа стало переломным моментом как для США, так и для всего мира. Это нечто такое, что нельзя исправить и ликвидировать. Сказанные однажды слова уже не могут остаться непроизнесенными; увиденные однажды образы не могут быть невидимыми.
Многие мои собеседники выразили обеспокоенность очевидным ослаблением американских возможностей. Профессор Королевского колледжа Лондона Лоуренс Фридман (Lawrence Freedman) сказал мне, что ослаблены сами институты американской власти. «Система здравоохранения не справляется, муниципалитеты стали банкротами, и если не считать полицию и армию, состоянию самого государства уделяется мало внимания. Хуже всего то, что мы не знаем, как исправить ситуацию».
Внутренние разногласия настолько сильны, что многие зарубежные обозреватели сегодня очень сильно сомневаются в способности Вашингтона защищать других и демонстрировать свою мощь за границей. «Наступит ли когда-нибудь такой день, когда эти проблемы в обществе начнут влиять на способность страны восстанавливаться и отвечать на международные вызовы, с которыми она сталкивается?— спросил Дюкло. — Сейчас самое время задать этот вопрос».
Возьмем в качестве примера ту неразбериху, которая возникла из-за предстоящего в сентябре саммита «Большой семерки». Трамп попытался расширить состав группы, включив туда, среди прочих стран, Россию и Индию. Как мне было сказано, цель такой попытки состоит в создании антикитайского межгосударственного альянса. Но Канада и Британия эту идею отвергли, а Меркель отказалась приехать на встречу из-за пандемии. (Франция за кулисами пытается уладить спорные вопросы — мол, нельзя так обходиться со сверхдержавой.) «Это будет шоу Трампа, и люди просто не хотят, чтобы их с ним ассоциировали», — сказал мне Фридман.
Однако с США такое случается не в первый раз, и они уже демонстрировали свою способность восстановить силы. Свидетельством тому и Великая депрессия, и Вьетнам, и Уотергейт. Но в те моменты в Белом доме находились люди крупного калибра — со своими изъянами, иногда безнравственные, иногда даже преступные. Однако все они были уверены, что Америке принадлежит уникальная роль в мире.
Один европейский посол сказал мне, что сам Трамп является олицетворением упадка Америки. «Избрание Трампа — это не очень успешный способ приспособиться к глобализованному миру», — сказал мой собеседник-дипломат, попросивший не называть его имя. Это признак того, что Соединенные Штаты идут к упадку вслед за другими великими державами. 77-летний Байден, которого надо скрывать от толпы, потому что он в силу своего возраста очень слабо защищен от коронавируса, это еще одна иллюстрация такого упадка. «Это показывает, что в США появился постоянный новый элемент, и это не очень здоровый элемент», — заявил дипломат.
С ним согласен Дюкло: «Нидерланды в 18 веке были господствующей мировой державой. Сегодня это успешная страна, но она просто утратила свою власть и силу. Британия и Франция в какой-то мере встали на этот путь, готовясь стать Нидерландами, а США могут последовать по пути Британии и Франции». Бывший министр Португалии по европейским делам Бруно Масаеш (Bruno Maceas), написавший книгу об усилении китайской мощи «Рассвет Евразии» (The Dawn of Eurasia), сказал мне: «Крах американской империи это уже данность. Мы сейчас просто пытаемся понять, что придет ей на смену».
Но не все в этом уверены. Блэр, например, заявил, что с сомнением относится к любому анализу, где говорится, что время Америки как сильнейшей мировой державы подходит к концу. «В международных отношениях всегда надо проводить различия между тем, что люди думают о манере поведения президента Трампа, и что они думают о сути политики», — сказал он. Иными словами, опять ощущения, эстетика и фундаментальная реальность.
Блэр предложил «три очень серьезных оговорки» по поводу идеи об американском упадке. Во-первых, сказал он, сущность и содержание внешней политики Трампа пользуется большей поддержкой, чем может показаться. Он сослался на то, что Европе необходимо «поднять ставки», увеличив расходы на оборону, что Америка готова обсуждать торговую практику Китая, и что Трамп оказывает противодействие Ирану на Ближнем Востоке. Во-вторых, Блэр заявил, что Соединенные Штаты остаются исключительно жизнеспособной и выносливой страной, с какими бы вызовами она ни сталкивалась. Это объясняется силой ее экономики и прочностью политической системы. И последняя оговорка, по словам бывшего британского лидера, это сам Китай, чье глобальное могущество и авторитет не следует преувеличивать.
Убежденный американофил Блэр вместе с тем подчеркнул, что долговременные структурные преимущества США не могут умалить те проблемы, с которыми они сталкиваются. «Я думаю, будет справедливо сказать, что многих политических лидеров в Европе пугает то, что они считают усилением американского изоляционизма и безразличия к альянсам, — сказал он. — Однако мне кажется, наступит время, когда Америка решит, что в ее интересах снова начать взаимодействие с внешним миром. Я испытываю оптимизм, думая о том, что в итоге Америка поймет: дело не в том, что собственные интересы уступают место общим интересам; дело в осознании того, что действуя коллективно, в союзе с другими, можно продвигать и отстаивать свои интересы».
«Я не умаляю ситуацию в данный момент, — продолжил он. — Но надо проявлять большую осторожность, когда игнорируешь те глубокие структурные элементы, которые обеспечивают сохранение американской силы и власти».
В конечном счете, даже в данный момент, когда Америка занялась самокопанием, когда ее раздирают противоречия, когда она отказывается от своей роли единственной в мире сверхдержавы, у большинства стран, находящихся на ее орбите, просто нет реальной альтернативы ее лидерству. Когда Трамп вывел Соединенные Штаты из иранской ядерной сделки, три крупных государства Европы Британия, Франция и Германия попытались самостоятельно сохранить ее, но особых успехов не добились. Финансовая и военная мощь Америки показывает, что даже их объединенные усилия и могущество не имеют никакого значения. В Ливии при Обаме Британия и Франция смогли осуществить интервенцию только с американской помощью. Подобно подросткам, которые громко требуют, чтобы родители оставили их в покое, и в то же время, довезли до клуба, западные союзники Америки хотят получить и то, и другое.
Правда заключается в том, что мы живем в американском мире, и будем жить в нем дальше, даже если мощь Америки будет медленно угасать. С одной стороны, Европа направила десятки тысяч людей слушать речь Обамы у Бранденбургских ворот, когда он еще не был президентом. С другой, та же самая Европа в разгар пандемии вывела десятки тысяч людей на улицы европейских столиц, чтобы те потребовали справедливости для Джорджа Флойда. Международное сообщество одержимо Америкой и находится под ее влиянием. Оно чувствует свою заинтересованность в ней, потому что она ему действительно нужна, хотя по конституции не является его составной частью.
Если это исключительно унизительный момент для США, то это также по определению исключительно унизительный момент для Европы. Любая крупная страна континента вправе вырваться из-под американской власти, если ей хватит на то политической воли. Но она предпочитает демонстрировать символическую оппозицию, надеясь на смену руководства. В определенном смысле реакция Европы после 2016 года почти столь же прискорбна и плачевна, как и политика Трампа для престижа Америки.
К 1946 году, когда Уинстон Черчилль приехал в Фултон, чтобы произнести свою знаменитую речь о железном занавесе, мощь США была неоспоримой. У них было оружие, способное уничтожить весь мир, была военная сила, чтобы этот мир контролировать, и была экономика, непрерывно приносившая стране большие богатства. Черчилль начал свое выступление с предупреждения: «Соединенные Штаты находятся в настоящее время на вершине всемирной мощи. Сегодня торжественный момент для американской демократии, ибо вместе со своим превосходством в силе она приняла на себя и неимоверную ответственность перед будущим. Оглядываясь вокруг, вы должны ощущать не только чувство исполненного долга, но и беспокойство о том, что можете оказаться не на уровне того, что от вас ожидается».
Проблема Америки в том, что она оказалась не на уровне того, чего от нее ждал остальной мир. В такие моменты как сегодняшний, трудно что-то возразить самым громким зарубежным критикам нашей страны, которые говорят, что Америка безнадежно расистская страна, что она с чрезмерным лицемерием относится к бедности и насилию, к жестокости полиции и к оружию. Добро и зло в этой дилемме не кажется особо сложным, хотя сама страна чрезвычайно сложна.
Но это не Россия и не Китай, как бы ни хотелось ее лидеру убедить нас в обратном. Во-первых, в Москве и Пекине было бы невозможно организовать такие многочисленные и яростные протесты. С точки зрения Европы, это поразительно — вновь увидеть, как в Америке наружу вырывается энергия масс, их красноречие и нравственный авторитет. В этом заключается прелесть Америки, а не ее уродливость. Когда слушаешь рэпера из Атланты во время пресс-конференции, или руководителя полиции Хьюстона, выступающего перед толпой протестующих, то понимаешь, что это более искусные, сильные и красноречивые ораторы, чем практически любой европейский политик из числа приходящих на ум. То же самое можно сказать и о президенте, и о демократическом кандидате, который хочет сменить его.
Далее, хотя в Америке расизм очевиден, в Европе сохраняется тонкое, глубокое и стойкое предубеждение, что ее недостатки менее заметны, хотя и столь же широко распространены. Можно задать вопрос: где у чернокожих и этнических меньшинств больше возможностей добиться успеха и продвинуться по карьерной лестнице — в Европе или в Америке? Мимолетный взгляд на состав Европарламента или почти любого европейского СМИ, юридической фирмы или совета директоров быстро отрезвит тех, кто думает, что Европа в этом отношении впереди. Как сказал мне один живущий в Штатах знакомый, осталось еще чертовски много клея, удерживающего США вместе, как с Трампом, так и без него.
За свою историю Америка пережила бесчисленное множество кризисов — и бесчисленное множество обличителей. Ле Карре — лишь один из многих, кто окунался в бездонный колодец эмоций, которые Соединенные Штаты пробуждают у тех, кто смотрит на них со стороны — отчасти с ужасом, отчасти с одержимостью. Чарльз Диккенс в книге «Американские заметки» вспоминает свое отвращение ко многому из того, что он увидел во время своих путешествий по этой стране. «Чем дольше Диккенс общался с американцами, тем больше он понимал, что американцы просто не совсем англичане, — рассказал в 2012 году Би-Би-Си автор книги «Диккенс. Простофиля за границей» (Dickens: An Innocent Abroad) профессор Джером Мекьер (Jerome Meckier). — Он обнаружил, что американцы заносчивы, хвастливы, вульгарны, невоспитанны, бездушны, но прежде всего большие стяжатели». Иными словами, дело снова в ощущениях. Диккенс подвел итог своим впечатлениям в письме: «Я разочарован. Это не та республика, которая существовала в моем воображении».
Подобно ле Карре, Диккенс отмечал уникальное воздействие Америки на мир и ту важную особенность, что она никогда не сможет соответствовать представлениям людей о ней, и о том, хорошая она или плохая. Глядя на Америку сегодня, мир испытывает отвращение, но не смотреть на нее не может. В США мир видит себя, но в Америке все принимает крайние формы: она более жестокая и более свободная, более богатая и более подавленная, более прекрасная и более отвратительная. Подобно Диккенсу, мир ждет от Америки большего. Но как отмечал ле Карре, здесь все дело главным образом в ощущениях. Нам не нравится то, что мы видим, когда смотрим пристально, потому что видим самих себя.