Я не знаю и, вероятно, никогда не узнаю, по каким психологическим причинам чешская пресса уделяет так мало внимания анализу небывалой гражданской активности последних дней в России и Белоруссии. При этом о явно выдуманных успехах типа ударной разработки вакцины против коронавируса они пишут, буквально захлебываясь от счастья.
Подобная повестка не может вызвать у неподготовленного читателя иных впечатлений, как только тех, которые знакомы ему по эпохе позднего тоталитаризма. Может показаться, что страна близкая к полюсу продолжает опережать весь остальной мир, а провидец Путин, как мифический царь Мидас, до чего ни дотронется — все превращается в золото. О том, что российский правитель уже давно — самозванец, который теряет поддержку населения, у нас пишут с налетом сомнения, если пишут вообще. А ведь согласно единственному независимому социологическому агентству «Левада Центр», Путина поддерживают всего 23% россиян, но при этом у проправительственных социологов уже нет подходящих цифр, чтобы отразить стремящуюся к звездам популярность президента среди россиян.
Все социологи, за исключением кремлевских батраков, сходились во мнении, что в этом году России не избежать пика протестных настроений. Все данные свидетельствовали о растущем числе тех, кто готовы выйти на улицы или по крайней мере поддерживают протесты других. В начале лета первая категория решительных граждан расширилась до трети опрошенных. Но в психологический образ российского общества вкралась ошибка: ожидалось, что народные протесты будут носить, прежде всего, социальный характер и будут вызваны неуклонным падением уровня жизни населения, плохой экологией и растущей безработицей. В отличие от ситуации в Чехии у значительной части россиян нет вообще никаких накоплений, и уже сегодня почти 30% граждан — банкроты, а перспектив на какие-то улучшения у них нет.
Кремль тоже готовился именно к такому сценарию. Всю свою тактику он основывал на том, чтобы сохранить симпатии «бюджетников», но при этом продолжал последовательно урезать оставшиеся политические права. В этом заключается глубинный смысл «обнуления» и сопутствующих законов, прежде всего самого последнего — о «продленном голосовании». День выборов в этом законе заменили «избирательной неделей», конечно же, по просьбам трудящихся и только для того, чтобы они могли реализовать свое избирательное право. Единственная же реальная причина этого законодательного новшества заключается в неограниченной возможности фальсифицировать результаты, поскольку избирательная комиссия получает право оценивать промежуточные результаты и корректировать их каждый день вплоть до завершения голосования так, чтобы они соответствовали пожеланиям сверху.
Лояльность избирателей бюджетной сферы (их доля в российском обществе достигает почти 50%) легко купить, и стоит она совсем недорого. При этом власть исходит из расчета, что на современном рынке труда бюджетникам все равно деваться некуда и угроза понизить свой уровень жизни пугает их больше, чем что-либо еще. Вот уже почти месяц на Дальнем Востоке продолжаются массовые протесты недовольных граждан. Причем слово «массовые» означает десятки тысяч участников, которые каждый день приходят к зданиям местных муниципалитетов. Эти невероятные события говорят о том, что протесты вызваны не только социальными обстоятельствами. И те из нас, кто считает события в Хабаровске, Комсомольске-на-Амуре, Владивостоке и других городах выражением несогласия с арестом краевого губернатора, а значит, чисто локальным явлением, намеренно дают неверное объяснение. Совершенно ненасильственные протесты невероятно смелых людей уже давно обрели общероссийскую политическую мотивацию. Самые распространенные лозунги на транспарантах в руках протестующих не требования об освобождении арестованного губернатора Сергея Фургала и не жалобы на бедность. Нет, они звучат так: «Долой Путина!», «Путин — вор», «Россия будет свободной» и так далее.
Это принципиальное отличие от так называемых «голодных бунтов»: люди рискуют быть арестованными и стать социальными изгоями не ради благосостояния, а во имя своего попранного достоинства. Они требуют, чтобы их интересы учитывались при принятии политических решений. Другими словами, они думают о политическом руководстве, а не о повышении зарплат.
Протестуют уже и рабочие
Обратите внимание, как радикально изменилась демография волнений. Путинская пропаганда с удовольствием твердила, что критика и протесты — удел «зажравшихся» москвичей, представителей богемы, которые маются от безделья и не подозревают, как живут простые люди на периферии. Поэтому при тоталитаризме делали так: привозили тысячи рабочих откуда-нибудь из глубинки, лучше всего с машиностроительных заводов типа прославленного Уралвагонзавода, чтобы те показали избалованным дармоедам из столицы почем фунт лиха. Но сейчас свои политические права, в том числе право на справедливый суд для губернатора края, которого выбрало население вопреки воле Москвы, отстаивают как раз рабочие и служащие глубоко провинциального Хабаровска. Это они выступают в роли первопроходцев новой революции, сжимая в руках транспаранты «Москва, проснись!», «Самара, будь с нами!» и «Петербург, выходи на улицы!».
Кремлю нечего предложить россиянам и нечем ответить им на растущее число политических требований. Долгое молчание Путина, его бесконечное пребывание в бункере и страх применить силу, который он демонстрировал на протяжении всех 20 лет своего правления, сеют в гражданах подозрения о том, что он не так всесилен, как когда-то представлялся. Когда же он предпринимает какой-то несмелый шаг, то делает одну ошибку за другой. Пример — попытка навязать псевдогубернатора Михаила Дегтярева. Его просто освистали, поэтому он предпочел скрыться с глаз общественности.
Если отбросить множество различий местного характера, можно сказать, что у белорусских протестов мотивация та же. Главное там не социальные требования, не повышение зарплат или жилищных условий. И дело даже не в личности батьки Лукашенко. И в России, и в Белоруссии протестующие добиваются своего неотъемлемого права участвовать в политике. Они хотят сломить традицию единовластия и восстановить демократическую процедуру для регулярной и нормальной смены правительств. Опустим все частности и скажем, что по сути они хотят восстановления демократии.
Похоже, баланс сил безвозвратно изменился. Раньше участвовать в оппозиции к правящей системе было опасно и требовало большой личной смелости. Сегодня же среди москвичей днем с огнем не сыщешь сторонника Путина. Выражение оппозиционных взглядов стало новой нормой поведения. Все, что Путин может противопоставить народному гневу, попахивает суррогатом и нафталином. Он может сделать голосование еще более непрозрачным, раздуть бессмысленные сфабрикованные процессы против оппозиционеров (стоит отметить, что уголовных дел становится все больше, но приговоры смягчаются), создать еще парочку карманных партий. Все это не имеет ни единого шанса на успех и перспектив на будущее.
В таких обстоятельствах применение насилия чревато неясными последствиями и может привести к кровопролитию, развалу страны и окончательному фиаско олигархического режима. Это грозит не чем иным, как резким обострением политического кризиса, спровоцированного подавлением прошлогодних протестов в Москве и обнулением президентских сроков Путина в этом году. Чисто теоретически он может править страной до 2036 года, но чисто практически в политическом смысле он, скорее всего, не переживет весну следующего года.