Интервью с Маттео Бассетти, профессором инфекционных болезней Генуэзского университета, директором клиники инфекционных болезней больницы Сан-Мартино в Генуе.
Hromadske: COVID-19 нанес серьезный ущерб Италии. Какова ситуация на сегодняшний день?
Маттео Бассетти: Мы достаточно хорошо справляемся с пандемией. В марте, апреле, даже в мае ситуация была довольно-таки серьезной, особенно если говорить о количестве заболевших, госпитализациях или количестве смертей. Теперь ситуация совершенно иная. До июля число госпитализаций неуклонно сокращалось. Мы достигли нижней точки кривой — плюс-минус 40 человек в отделении интенсивной терапии. Потом было небольшое увеличение количества случаев, подтверждающих положительные результаты на коронавирус, но ничто не сравнится с периодом март-апрель, когда у нас было более 4 тысяч случаев в отделениях интенсивной терапии. Даже если у нас немного увеличилось количество госпитализаций, ситуация — под контролем. У нас много положительных случаев COVID, но только часть из заразившихся попадает в больницу, и очень немногие из пациентов имеют серьезные заболевания.
— Как вирус изменился с марта и до сегодняшних дней?
— Сложно сказать, изменился ли вирус или это мы меняемся. Вероятно, действительно произошло изменение вирусной нагрузки, это случилось в мае-июне или даже в июле, когда было уменьшение количества инфекций. В то же время, наши возможности лечить пациентов с COVID-19 увеличились, а это означает, что сейчас мы делаем больше — мы знаем, как и когда, а также как долго лечить пациентов.
Очень важно лечить их как можно скорее, но при этом назначать правильные лекарства. Теперь уже не используются 10 препаратов, а всего два — Ремдесивир и Дексаметазон. Учитывая все это, в том числе и тот факт, что все больше людей имеют иммунитет, особенно в Северной Италии, у нас также по-разному проявляет себя заболевание.
Однако очень сложно сказать, что болезнь отличается из-за вируса или из-за нас. Важен, на мой взгляд, результат, а конечный результат таков: в марте-апреле смертность была около 50%, сейчас около 0,4-0,5%. У нас все еще есть сообщения о случаях заражения, но очень немногие пациенты с коронавирусом умирают.
— Дети начали ходить в школу, и в связи с этим возникли опасения по поводу роста числа инфекций. С другой стороны, существует предубеждение, что вирус поражает людей старше 60. У детей уровень иммунитета выше и они более устойчивы к вирусу?
— Из опыта Великобритании нам известно, что от вируса могут пострадать в разных пропорциях различные возрастные группы детей. Когда мы сравниваем детей с молодыми людьми, взрослыми или пожилыми людьми, доля инфекций ниже. Это важный момент, поскольку он показывает, что вирус, вероятно, имеет меньшую связь с детьми, чем со взрослыми.
Но в целом меры, принимаемые в школах, имеют большое значение. В Италии, например, у нас очень строгий протокол в отношении посещения школы — обязательное ношение масок, когда вы идете в школу или когда пользуетесь школьным транспортом, избегать людных мест, стараться не заниматься спортом в школах и так далее. Считаю, что эти жесткие меры позволяют нам держать под контролем ситуацию в школах. Есть случаи заражения, но их очень мало и они не вызывают проблем.
— И все-таки это правда, что вирус больше поражает пожилых людей?
— Неправда. COVID-19 распространен среди людей всех возрастов, а не только среди пожилых. Единственное отличие состоит в том, что среди молодых людей может быть больше бессимптомных пациентов. И в этом проблема — молодые люди могут быть носителями вируса и передавать его пожилым.
— Очень много распространяется дезинформации о ношении маски — некоторые люди думают, что им от масок только хуже. Приводит ли к негативным последствиям ношение маски людьми в помещении?
— Начнем с того, что ношение маски — лишь одна из мер, которые необходимо соблюдать. Очевидно, что носить маску, но при этом не мыть руки, пожимать руки встречным, обнимать друг друга, все равно неправильно, потому что в этом случае маска становится менее полезной. Маска важна, но не менее важно соблюдать дистанцию, мыть руки, и, в то же время, изолировать себя дома, если у вас есть симптомы гриппа.
— Поговаривают об эпидемии депрессии после пандемии COVID-19. Как часто у ваших пациентов с COVID проявлялись симптомы депрессии?
— К сожалению, депрессия — это общее явление для COVID-19. Представьте, что вас заперли в одиночестве в комнате на две недели, без каких-либо контактов с родственниками, друзьями, без каких-либо контактов даже с людьми, работающими в сфере здравоохранения, потому что они входят туда только один или два раза в день. Депрессия, вызванная коронавирусом, является важным моментом, и его следует учитывать не только сейчас, но и в будущем.
— Да, к сожалению, COVID-19 оставляет определенные последствия. Мы не знаем, как долго они сохранятся, но ясно, что они есть. Речь идет о последствиях для легких, центральной нервной системы, дерматологических проблемах, а также наблюдается усталость и хроническая утомляемость. Это тяжелое заболевание, которое может иметь серьезные последствия. Как я уже упоминал, на самом деле неизвестно, как долго последствия болезни остаются. Мы собираем информацию обо всем, что произошло за эти шесть месяцев, и у нас есть пациенты с пневмонией, которые все еще сталкиваются с проблемами.
— Считаете ли вы, что в случае страны, уже находящейся в критической ситуации, является правильным решением проверить как можно больше людей? Какие другие решения могут применяться для выхода из кризиса?
— Имеет значение, какими ресурсами и инвестициями обладает страна для преодоления этой болезни. Я считаю, что если ресурсы ограничены, то, возможно, лучше инвестировать в больницы, в лекарства, в койки для интенсивной терапии, а тесты должны быть зарезервированы для пациентов с симптомами. Очевидно, что даже при ограниченных ресурсах важно иметь необходимое количество тестов, но если нужно выбирать, лучше отдать предпочтение инвестициям в больницы.
— Что важнее иметь в первую очередь: лекарство или вакцину против этого вируса?
— Оба пункта. В любом случае, думаю, у нас будет много случаев, даже когда появится вакцина. Важно инвестировать в оба направления, чтобы преобладало количество активных агентов против COVID-19 и чтобы знать, как его лечить. Нам нужно инвестировать в вакцину, особенно для того, чтобы было большее количество людей с хорошим иммунитетом. В конце концов, чем больше вакцинации, тем меньше распространяется вирус, но мы не можем выбрать, какой пункт является более приоритетным, оба — важны.
— Как вы думаете, когда можно ожидать вакцину?
— В мире уже существует несколько программ, и это своего рода соревнование, но я надеюсь, что это будет правильное соревнование, и мы сможем получить вакцину в кратчайшие сроки. Может быть, в начале года мы получим какие-то дозы, а летом следующего года, вероятно, станет возможна более обширная вакцинация.
— В какой степени у пациентов, которые лечились от COVID-19, вырабатывается иммунитет?
— Мы не знаем, сколько остается этого иммунитета. Мы надеемся, что он сохраняется 6-12 месяцев, но нам нужно подождать, пока мы не узнаем наверняка, чтобы увидеть, сколько антител осталось после вакцинации или после болезни.
— Один из чиновников Республики Молдова однажды заявил, что коронавирус унес жизни тех, кто и так был обузой для себя и окружающих…
— Я думаю, это неправильный образ мышления. Каждый человек важен. Я врач, и когда я начал свою карьеру, я сделал выбор заботиться обо всех, а не решать: заботиться об одном, а о другом — нет. Каждый человек одинаково важен для врачей. Вирус убивает больше людей с сопутствующими заболеваниями или пожилых людей, но, в конце концов, мы не можем выбирать, мы делаем все возможное для всех.
— Что было для вас самым тяжелым с начала пандемии?
— Несколько месяцев с утра до вечера я работал в этой большой больнице бок о бок с сотнями людьми. Я приходил на работу каждое утро, и люди смотрели мне в глаза, ища улыбки или источника спокойствия, и это было трудно для меня, потому что я не знал, как лечить эту инфекцию… Мы изо всех сил старались помочь людям, и это было поистине сложно, потому что появилась совершенно неизвестная болезнь. Мне было трудно даже разговаривать с людьми — хотя я часто выступал на телевидении, давал интервью, но в моей стране было много точек зрения и часто неправильно истолковывали слова. Это было непросто, но я полагаю, что если бы все началось сначала, я бы поступил точно так же.
— Были ли времена, когда вы теряли надежду или же становились более оптимистичным в отношении борьбы с вирусом?
— В марте, ближе к концу, мне было очень страшно, из-за всеобщего давления, большого количества пациентов, было сложно найти койки для них, и это был тяжелый период. Затем, в мае и июне, я даже обрадовался, когда увидел, что уменьшается количество инфицированных. Теперь же я не то чтобы счастлив, потому что у нас все еще есть случаи госпитализации, но я спокоен, ведь ситуация стала управляемой. И я чувствую себя увереннее, когда дело касается лечения этих пациентов.
Каковы уроки этой пандемии для правительств и систем здравоохранения мира?
— Прежде всего, нам нужно больше поддерживать друг друга. Во время пандемии каждая страна или регион избрали свой путь. Мы не приложили никаких совместных усилий, по крайней мере, вначале.
— На мой взгляд, очень важно поделиться знаниями о вирусе друг с другом и попытаться выстроить общую стратегию. Иногда возникало ощущение, что страны настроены друг против друга: «У меня нет случаев заражения, у вас есть. Я хочу закрыть с вами границу, я хочу вас изолировать» и т. д.
— В случае пандемии в 21 веке важно выстроить общую стратегию. Я думаю, это был бы урок.
— И еще один урок заключается в том, что усилия по разработке и созданию лекарства или вакцины должны осуществляться скорее совместными усилиями, а не так, как это делалось в прошлом.
— С 18 сентября в Израиле снова ввели карантинные меры по всей территории страны. Считаете ли вы, что с наступлением осени можно ожидать еще большего числа случаев заражения и возвращения локдауна?
— Не думаю, что мы можем себе позволить еще один тотальный карантин, это будет слишком тяжело для нашей экономики. Возможно, у нас могут быть более мелкие меры — закрыть школу или небольшой район, где есть вспышки, но я не считаю, что мы можем позволить себе такой же режим карантина, как в марте.
— Как вы думаете, когда можно будет сказать, что мы преодолели кризис, связанный с вирусом?
— В ближайшие годы нам придется жить с вирусом, потому что нам еще предстоит преодолевать и другие трудности. Когда вакцина будет выпущена, некоторые, например, откажутся делать прививку. Поэтому важно продолжать инвестировать в лечение и больницы.