Народ католических захватчиков, истребляющих жителей православной Руси. Источник анархии, на протяжении веков угрожавшей Европе. Прогнившие элиты, служащие иностранным державам. Такими в тезисах кремлевской пропаганды от эпохи Ивана Грозного до наших дней представали наша страна и ее жители.
Истерический припадок. Так можно охарактеризовать реакцию кремлевских СМИ на то, что Путина не пригласили в Варшаву по случаю мероприятий, приуроченных к 80-й годовщине начала Второй мировой войны. Возмущающаяся Москва утверждает, что без Красной армии не удалось бы добиться победы над Третьим рейхом, забывая при этом о роли СССР в развязывании того конфликта. Чем был пакт Молотова — Риббентропа, который позволил Гитлеру нанести удар по Польше? Могли ли нацистские танки без поставок советского топлива и металлов в 1940 году раздавить Западную Европу? Факты Кремль называет ложью, Путин говорит о попытках «переписать историю», указывая на Польшу, осмеливающуюся напоминать миру о том, что она стала первой жертвой двух тоталитарных режимов.
Кто был агрессором
Министр культуры РФ в интервью правительственной «Российской газете» обвинил нас в развязывании Второй мировой войны, заявив, что в 1939 году поляки не хотели вместе с Красной армией выступить против Гитлера. Владимир Мединский, историк по образованию, утверждает, что Варшава сама во всем виновата: отказав советской армии в праве вступить на ее территорию, она вынудила Сталина заключить советско-нацистское соглашение. Будто красные орды когда-нибудь добровольно покидали занятые ими земли…
Россияне раздувают шумиху вокруг якобы имевшего места сотрудничества Польши с Гитлером при разделе Чехословакии. Фальшивки из архивов НКВД призваны показать, что Варшава предлагала Берлину свои услуги в нанесении совместного удара по СССР.
Кремлевские фабрики троллей, в свою очередь, продвигают образ агрессивной Польши, которая нападала на своих безобидных соседей. Жестокий, анархистский народ, на протяжении веков угрожавший европейской безопасности — такими изображают они нас в интернете. Любимая тема российской блогосферы — это «полокост», то есть рассказы об участии поляков в истреблении евреев. «Поляки хотят, чтобы их история была белой и пушистой, как пудель, между тем они убили больше евреев, чем гитлеровцы». Это не жестокая шутка, а фраза, прозвучавшая в программе фальсификатора истории Владимира Соловьева. В передаче «Воскресный вечер» он по приказу Кремля изображает из себя журналиста, превращая мозги россиян в желе и получая за это солидные гонорары, свидетельством чего служат две его виллы в солнечной Италии.
Откуда взялась ненависть российских властей к Польше и полякам? Можно ли назвать антипатию абсолютной и обоюдной? Здесь я процитирую Чеслава Милоша (Czesław Miłosz), который писал: «Поляки и русские друг друга не любят, точнее, испытывают друг к другу самые разные неприязненные чувства от презрения до ненависти, что, впрочем, нее исключает какой-то непонятной взаимной тяги, всегда тем не менее окрашенной недоверием».
Уничтожить Русь
Научное издание «Вестник Европы» пишет, что в эпоху Средневековья польско-русские конфликты можно было назвать внутрисемейными. Русь забрала у нас Червенские города, а Болеслав Храбрый помог своему зятю вернуть Киев. Так гласят научные источники, а в медийной риторике наш правитель предстает первым захватчиком, который придумал крестовые походы, этаким коллегой Наполеона и Гитлера.
XV век, в свою очередь, как рассказывает российская пропаганда, принес в двухсторонние отношения мотив религиозной вражды. После заключения польско-литовской унии Ягеллонская династия приняла западное христианство, а большинство жителей Литвы были православными. На самом деле это не стало причиной для взаимной ненависти. Официальным языком Литвы долго оставался западнорусский, а многонациональное государство провозгласило принцип религиозной толерантности, ведь иначе ему было не выжить. Между тем россиян учат, что «начался период папского прозелитизма, преследований восточных христиан, их судьба была страшной». Такие тезисы звучат в «образовательном» фильме «Польский след».
К счастью, против польских крестоносцев выступил правитель Московского княжества Иван Грозный и начал «освободительный поход, объединив захваченные польско-литовскими оккупантами земли». Разразились войны за Ливонию. Была ли это реакция на экзистенциальную угрозу? Если да, касалась она лишь московских элит. Друг с другом столкнулись две политические системы: шляхетская демократия и московская деспотия, перенявшая монголо-татарские, азиатские образцы.
«Что же это за правитель, у которого нет рабов?» — удивлялся Грозный, принимая наших послов. При этом царь закрыл границы княжества, боясь польской цивилизации. Из московской деспотии бежали бояре, купцы, чиновники и крестьяне. Примером может служить первый политический эмигрант в истории России Андрей Курбский. Друг царя, опасаясь его мести, был вынужден спасаться бегством. Грозный признавал: если мы не выставим стражу, через несколько лет государство опустеет, и никто не захочет нам служить.
К сожалению, как пишут россияне, усилия по объединению православных перечеркнула смерть царя. Коварные поляки воспользовались династическим хаосом, чтобы предпринять жестокое нападение, последствия которого можно сравнить только с монголо-татарским нашествием или гитлеровской агрессией. «Пьяные, алчные, безжалостные убийцы» — такими, ориентируясь на церковные летописи, представляют нас современные россияне. Мы заморили голодом московского патриарха, три года осаждали Троице-Сергиев монастырь, попирали священные законы и традиции, одним словом, пытались навязать чужеземное господство и превратить Россию в колонию. Именно поэтому российский День народного единства празднуется в день «изгнания из Кремля польских интервентов».
Язык пропаганды имел и до сих пор имеет огромное значение. В дипломатических документах и фольклоре XVII века поляки называются бусурманами, то есть такими же опасными и культурно чуждыми захватчиками, как мусульмане. В русский язык вошло слово «панибратство», происходящее от польского выражения «пан и брат», которое использовалось представителями шляхетского сословия друг в отношении друга. Сейчас у россиян оно означает отсутствие культуры, свойственную невежам фамильярность. В свою очередь столь дорогая сердцу каждого патриота гордость, «honor», стала в русском «гонором» — высокомерием и заносчивостью.
В советские времена воинов Сигизмунда III не случайно называли интервентами. Поляки должны были ассоциироваться с вооруженными вторжениями США, Великобритании, Германии и Франции после большевистского переворота 1917 года. Победа над ними стала элементом фундамента СССР, советской тоталитарной власти, но россиянам надлежало помнить, что первыми агрессорами были поляки.
С другой стороны, как подчеркивает издание «Международная жизнь», XVI и XVII века — это время увлечения московских элит культурой Речи Посполитой, которая олицетворяла Европу. Польский язык, польские костюмы и шляхетские обычаи присутствовали на царском дворе. Воспитателем сыновей первого правителя из династии Романовых был Симеон Полоцкий — священник, учившийся в Киево-Могилянской академии. Огромным успехом пользовалась польская барочная литература. Простые люди полюбили польские псалмы, которые звучали в домах и на православных службах.
«Возникший в XVI веке негативный стереотип русских представлений о поляках и польскости уже в следующем, XVII, столетии утрачивает свою монолитность: параллельно политическому отчуждению появляется увлечение польской культурой», — констатирует «Вестник Европы». Научное издание верно подмечает, что вновь феномен увлечения польской культуры появился в тоталитарную эпоху. Оппозиционеры и представители творческих кругов в СССР воздавали должное достижениям польских культурных деятелей, а также «Солидарности». К счастью, такая «шизофрения» сохранилась до сих пор. Как показывает история, несмотря на все усилия пропаганды, навязываемые властью стереотипы не смогли разрушить существующего в обществе положительного отношения к полякам.
Разделы Польши
Никаких разделов Польши не было, ведь Екатерина II, величайшая русская правительница, лишь довела до конца дело, начатое Иваном Грозным. «Я не получила ни одного вершка польской земли», — писала она Вольтеру после третьего раздела. Уничтожение нашего государства преподносится как акт возвращения России ее исторических земель и объединения православных. Кремлевские историки не хотят помнить о том, что остальную часть страны поделили между собой соучастники преступления: Австрия и Пруссия. Россия охотно заключила сделку, проводя свои захватнические имперские интересы. Однако вместе с разделами Польши в российской внешней политике появилась так называемая польская проблема, с которой так и не удалось справиться ни царям, ни большевикам.
50 годами позднее не изменилось ничего, кроме подбора слов. Консервативный публицист Михаил Катков, анализируя польское восстание 1863 года, писал, что с момента утраты независимости все мысли и усилия поляков были направлены на ее восстановление. Он назвал эти события попыткой возродить польский империализм, то есть восстановить Польшу от моря до моря, разумеется, ценой уничтожения России. «Поляку недостаточно быть поляком; он хочет, чтобы и русский стал поляком или убрался за Уральский хребет», — пишет Катков и заходит в своих обвинениях еще дальше. Когда царский режим столкнулся с революционными попытками свержения, он констатировал, что за убийством Александра II и высокопоставленных чиновников стоят польские агитаторы, которые используют наивность русских, сочувствующих Польше из-за утраты ей независимости, а потому стремящихся разрушить российское государство.
Интересно выглядит интерпретация убийств поляков и других преступлений российской армии. Пражская резня во время восстания Костюшко называется реакцией на истребление 4 тысяч русских во время вспыхнувшего в Варшаве бунта. Катынское преступление оправдывают тем, что после польско-советской войны 1920 года в лагерях для военнопленных погибли тысячи красноармейцев. Так что речь идет уже не о геноциде, а о справедливом возмездии…
Спор между Польшей и Россией касается также обвинений в том, что советские силы целенаправленно медлили с помощью участникам Варшавского восстания в августе 1944 года. Историк Алексей Исаев утверждает, что Красная армия не могла помочь полякам, поскольку потеряла много сил в боях за плацдармы на Висле. Со стратегической точки зрения, пишет он, это было необходимо для быстрейшей победы над Третьим рейхом, пусть даже заплатить пришлось в итоге Варшавой.
Почему же тогда с тех пор, как Путин вернул имперскую историческую политику, Кремль отвел роль мальчика для битья Армии Крайовой? Из российских телесериалов о бравых сотрудниках НКВД следует, что она купалась в поступавших из Лондона долларах и сотрудничала с гестапо, отказываясь воевать с нацистами. После войны, в свою очередь, польские подразделения, занялись истреблением украинцев и белорусов, нарушая счастливую жизнь в советском раю.
Примеров отсутствия объективности или откровенной лжи гораздо больше. Москва обвиняет нас во всех бедах России и Европы. Одновременно существует явление, которое можно назвать польским комплексом или тоской по упущенным шансам империи. Иван Грозный мечтал занять польский трон и объединить силы двух государств, чтобы покорить Европу. Романовы не смогли использовать Польшу против Германии, что аукнулось во время Первой мировой войны. СССР не удалось полностью подчинить ПНР, чтобы обеспечить себе спокойствие в соцлагере.
Объективные российские историки призывают Кремль обратиться к концепции примирения и партнерства, которая гарантирует, что Москва больше никогда не посягнет на польский суверенитет. Достаточно будет малого: российским элитам нужно только отказаться от имперских амбиций.