Авторитетное издание «Ланцет» недавно подтвердило, что российская вакцина от коронавируса «Спутник V» имеет высокую эффективность. При этом стоит она меньше западных аналогов. Результат исследований стал очередным аргументом, доказывающим верность позиции руководства Венгрии, которое уже решило закупить российский препарат. Немецкие лаборатории даже ведут речь о производстве вакцины на территории Германии в сотрудничестве с учеными, которые ее разработали. О приобретении «Спутника V» раздумывают Чехия, а также ряд неевропейских стран. В Бразилии, Индии, Казахстане и Южной Корее его уже используют.
В Польше успех россиян практически не обсуждают. Между тем им удалось в кратчайшие сроки (точнее, быстрее всех в мире) создать вакцину против вируса, который парализовал мир и оказал на него почти такое же воздействие, как Вторая мировая война. Что это, если не успех? Если даже сообщения о публикации журнала «Ланцет» появлялись где-то в центральных СМИ, то никакой дискуссии они не спровоцировали. Одним из немногих публицистов, попробовавших заикнуться о том, что, возможно, нам тоже стоит заказать партию российского препарата, был Витольд Юраш (Witold Jurasz). Однако обсуждения не получилось.
Такая ситуация не вызывает удивления. Российский успех — это болезненный удар по польскому чувству превосходства над россиянами. Этот комплекс присущ нашему обществу, он играет важную роль в формировании наших политических взглядов, влияет на наши потребительские решения и культурные интересы. Поляки лечат свой комплекс неполноценности по отношению к мифологизированному Западу, убеждая себя, что в России все (от технологий до искусства, популярной культуры и людей) хуже, чем в Польше. Разумеется, проистекает это из невежества.
Чувство превосходства склоняет поляков практически игнорировать россиян, считая, что тем нечего предложить миру. Если учесть также низкий уровень владения русским языком даже среди представителей старшего поколения, которые теоретически изучали его в школе, и полное его незнание представителями среднего и младшего, можно сказать, что два соседствующих народа живут практически в полной изоляции друг от друга. Несмотря на наступившую эру интернета, простой поляк, по большому счету, не знает, как и чем живет простой россиянин. Комплекс превосходства способствует углублению невежества, невежество ведет к изоляции, а она дополнительно углубляет невежество, позволяющее полякам укрепляться в мысли о собственном превосходстве. Круг замыкается.
Во времена моей молодости все, находящееся на восток от Польши, ассоциировалось с «русскими», а «русские», как тогда говорили, «с нищетой и соломой». Сейчас некоторые поляки услышали, что в России смогли создать эффективную вакцину против коронавируса, но далеко не все из них знают, что там также есть собственные аналоги Фейсбука и Твиттера: ВКонтакте и Телеграм, которые на всем постсоветском пространстве (за исключением стран Балтии) играют гораздо более важную роль в общественных дискуссиях, чем считающиеся у нас универсальными цифровые американские платформы.
У поляков нет не только собственной вакцины или социальной сети (ключевых в наше время инструментов), но и своего космического агентства, ракетной промышленности, системы спутников, позволяющих создать систему навигации (аналог американской «Джи Пи Эс»). Поляки не отправляют своих зондов на Луну, не исследуют при помощи ледоколов сырьевую сокровищницу Земли, какой выступает Арктика, наконец, не производят своих автомобилей, пусть даже несколько уступающих по качеству продукции иностранных конкурентов.
Наиболее образованная часть нашего общества ценит классиков русской литературы от Толстого и Достоевского до Булгакова. Однако не классики, которые жили сто лет тому назад и больше, формируют сознание и вкус масс. Поляки в большинстве своем не знают тех творцов, которые затрагивают струны души россиян разных возрастов. Они не слышали Виктора Цоя, Егора Летова или, например, рэпера Хаски, не видели фильмов Алексея Балабанова и Андрея Звягинцева, игры Сергея Бодрова или Виктора Сухорукова.
Такое невежество и пренебрежительное отношение не только к жесткому научно-техническому потенциалу России, который имеет прямое отношение к потенциалу в военной сфере, но даже к культурной «мягкой силе» выглядит чрезвычайно удивительным, а одновременно очень опасным в случае нашего народа. Его элиты претендуют на то, чтобы составить конкуренцию россиянам, и даже пытаются проводить в отношении России конфронтационную политику, которая может обернуться для нас неприятными последствиями. Делается это как во имя продвижения «западных ценностей», так и под влиянием великодержавных мечтаний о своем месте на «Балтийско-черноморском помосте».
Невежество заставляет поляков удивляться, когда они узнают, что во многих домах в Литве телевизионные пакеты включают в себя российские, а не польские информационные и развлекательные каналы, а на дискотеке в Шальчининкае, где поляки составляют 72% от численности населения, а русские — 7%, звучит в основном российская музыка. Еще большее удивление может вызвать то, что такую музыку наравне с западными хитами можно услышать также в дорогих вильнюсских клубах. Я пишу о Литве, поскольку она представляет собой яркий пример государства, проводящего антироссийскую политику. Там официально запретили показывать некоторые российские телепередачи, а критицизм в отношении России преобладает не только в риторике политиков, но и в целом в дискуссиях лидеров общественного мнения.
Русский язык, культура занимают еще более сильные позиции в Латвии и Эстонии, которые придерживаются даже более жесткого антироссийского курса (в случае Латвии — дискриминационного в отношении многочисленного русского меньшинства). Что уж говорить о Белоруссии, где русский — основной язык, использующийся дома и на улице, а российские телеканалы — те, которые чаще всего смотрят граждане. В более широком смысле русская культура и язык остаются главным ориентиром для всего постсоветского пространства от Молдавии до Киргизии.
В развивающемся Казахстане, который укрепляет экономические связи с западным миром, русский до сих пор имеет статус языка столичной элиты, языка науки и бизнеса. Сходным образом выглядит ситуация в гораздо более бедной и менее влиятельной Киргизии, соседствующей с Китаем и становящейся зоной его экономической экспансии. В обеих странах большинство курсов в вузах читается на русском.
Поступают сообщения, что, в свою очередь, многих армян из Нагорного Карабаха крах их непризнанной республики, которую не смогли спасти соплеменники из Еревана, склоняет к мысли о получении российского гражданства. Всего этого невозможно объяснить наследием советской эпохи. Она закончилась три десятилетия назад, так что в этих странах живут и уже воспитывают собственных детей люди, не прожившие ни дня в качестве граждан СССР.
В политическом плане русский мир забуксовал в Донбассе, а его экономическую слабость отражает неработоспособность Евразийского экономического союза и кризис российской экономики. Рост ВВП на душу населения в Польше — это, пожалуй, единственное, что привлекает внимание жителей пространства, находящегося между нашей страной и Россией. Однако вопреки тому, что твердят приверженцы вульгарного материализма, это не делает нас автоматически цивилизационным образцом или примером для подражания.
В культурной плоскости продолжает жить и развиваться если не «русский мир», то, по меньшей мере, русскоязычная постсоветская ойкумена, где русские в значительной мере создавали и создают сейчас материальные и технологические блага, а также культурные составляющие жизни. В этом смысле они заметно отличаются от поляков, скорее, просто «догоняющих Запад», копирующих его или даже желающих в нем раствориться, не создавая ничего своего ни в одной сфере. Поляки в основном потребляют и воспроизводят, русские все еще (несмотря на бедность и разнообразные недостатки своего общества) творят и производят идеи и вещи.
Жизнь постсоветской ойкумены остается для поляков тайной. Наше чувство превосходства, перерождающееся во враждебность или высокомерие по отношению ко всему восточному, заставляет жителей этого пространства пожимать плечами, иногда снисходительно улыбаться или смеяться над «польскими панами». Тех немногих жителей, которые вообще интересуются поляками и их комплексами или с нами пересекаются.