Отклики в Европе на визит в Москву представителя ЕС по внешней политике и политике безопасности (то есть главы дипломатии Евросоюза) Жозепа Борреля носили в основном негативный характер: визит посчитали пощечиной Баррелю лично и провалом европейской дипломатии в целом. Мол, о Евросоюз Москва якобы «вытерла ноги», а результат поездки оказался нулевым: с Россией не удалось договориться о каких-то ее уступках, а политика Кремля не была подвергнута публичной критике. Сам же Боррель стал мишенью резкой критики со стороны депутатов Европарламента и был вынужден признать, что старая формула взаимоотношений РФ-ЕС практически не работает, а новая ещё не найдена.
На самом деле детонатор проблем под отношениями Евросоюза с Россией был заложен еще очень давно, задолго до 2014 года. Многие оппоненты Москвы уже давно признают, что главной проблемой отношений России и Запада было нежелание последнего прислушаться к вполне естественным российским озабоченностям вроде того же расширения НАТО на восток. В итоге Запад не смог или не захотел предложить России ничего лучше, чем роль ведомого. Нашумевшая Мюнхенская речь Путина 2007 года, основные тезисы которой сводились к неприемлемости однополярного мира и к суверенному праву России «проводить независимую внешнюю политику», так и не была услышана западными партнерами. Собственно, «красная линия» в отношениях с Западом для России как раз и состояла в требовании уважения к российским интересам. Империи, даже бывшие, неизбежно надолго сохраняют имперскую идентичность на уровне общества и индивидов. Что, разумеется, не должно служить им индульгенцией, но следует учитывать в качестве исходных переменных. Стратегические просчеты при выстраивании «привилегированного партнерства» России и ЕС (так и не состоявшегося), только усугубили ситуацию.
Евросоюз всегда считал принятые им стандарты поведения во внешней политике и политике безопасности, основанные на современной версии «западной системы ценностей», обязательными и для стран-членов ЕС, и для внешних партнеров Европейского союза. ЕС при этом сам создавался и развивался на идее делегирования части национального суверенитета стран-участниц наднациональным брюссельским структурам, которые тем самым неизбежно влияли бы на внутриполитическое развитие и установки государств-членов Европейского союза. Пандемия внесла свои коррективы: она продемонстрировала недостатки интеграционной модели в острой фазе кризиса и частично вернула суверенитет национальным государствам-членам ЕС. Именно на национальные государства и легла основная нагрузка по выводу стран из кризиса. Но параллельно пандемия окончательно сформировала и «modus operandi» Брюсселя. Который звучит следующим образом: мы распределяем субсидии/кредиты и прочие плюшки только при условии безоговорочного соблюдения наших базовых принципов законодательства и этики.
Для России подобная «брюссельская» модель отношений неприемлема. Если в годы становления новой российской внешней политики после завершения «холодной войны» претензии Брюсселя в Москве готовы были если не принять, то хотя бы закрыть на них глаза в надежде на интеграцию в европейские институции (в той или иной форме), то сейчас любая попытка вмешательства в суверенные дела вызывает резкое отторжение. Россия не приемлет даже намёка на менторский тон вместо диалога равных. Приход в Белый дом демократа Байдена делает более чем вероятным восстановление «идеологического» коллективного Запада, который, опираясь на общую декларируемую систему ценностей, будет выступать отныне единым фронтом. Европейскому Союзу, в большинстве столиц которого буквально молились на уход Трампа, больше уже не удастся усидеть на всех стульях сразу, пытаясь сохранить приемлемые отношения и с США, и с Китаем, и (в наименьшей степени) с Россией. Так что, как ожидается, приход Байдена еще больше сблизит взгляды ЕС и США на Россию — разумеется, в сторону ужесточения европейской позиции.
Поэтому визит Борреля в Москву был не самым удачным по времени: претензии Брюсселя были восприняты в Москве как продолжение попыток Вашингтона оказывать давление на внутреннюю и внешнюю политику РФ. Тем более что декларируемая годами западная система ценностей порой уже откровенно заменяется соображениям политической целесообразности. Например, в Вашингтоне и в Брюсселе спокойно отреагировали на тот же указ президента Украины Владимира Зеленского, прекративший вещание на территории страны трёх украинских телеканалов, считающихся оппозиционными действующей администрации. На подобное решение Москвы вряд ли можно было бы ожидать такой же реакции.
В Евросоюзе сейчас наблюдается столкновение конкурирующих подходов к России. С одной стороны, есть, условно говоря, линия Меркель-Штайнмайера, которая, несмотря на понимание того факта, что никаких особых отношений Германии и России (когда сами немцы рассматривали себя как «адвоката» РФ в Европе) уже нет и не будет, настаивает на том, что нельзя прерывать диалог с Москвой. Канцлер Меркель и президент ФРГ Штайнмайер при всех трудностях настаивают на том, что нельзя исключать Россию из европейской повестки дня. Для этих политиков такие экономические мосты, как проект «Северный поток-2», представляются рабочим механизмом сохранения связки ЕС-РФ.
Конкурирующий подход, который представляют в том числе депутаты Европарламента, обрушившиеся на Борреля за «мягкотелость» в Москве, основан на том, что, если Москва не понимает по-хорошему, надо вести себя с ней «по-плохому». Такой подход особенно популярен среди значительно упрочивших за последний год своё положение в европейской политике «зелёных», в том числе и в немецкой партии «Зеленые/Союз-1990».
Сторонники подобного подхода полагают ставку Евросоюза на преимущества долгосрочного экономического сотрудничества с Россией ошибочной, и единственно верной в данном случае стратегией считают усиление давления на Москву. Предполагается, что такое поведение станет «сигналом о серьёзности требований европейцев». Под усилением давления в данном случае подразумеваются «новые санкции, военное сдерживание и устрашение» в отношении России.
Москва, в свою очередь, настроена решительно и категорически не приемлет стремление Евросоюза (а тем более Вашингтона) позиционировать себя в качестве глобального «морального камертона». В сложившихся условиях пространство для диалога неумолимо сокращается, это скорее два параллельно идущих монолога, пытающиеся перекричать друг друга. Всё говорит о том, что очередная глава взаимоотношений Евросоюза с Россией подходит к концу. Это полностью вписывается в общую картину формирования нового миропорядка, буквально «прорастающего» сквозь нынешнее состояние мирового хаоса. Он характеризуется ослаблением всех традиционных центров силы, включая Москву и Вашингтон, при этом в матрице этого проклевывающегося нового миропорядка появляются новые влиятельные несистемные игроки. Например, мировое джихадистское движение, большая пятерка «цифровых» компаний (Facebook, Amazon, Twitter, Google, Apple) — еще 20 лет никому бы и в голову не пришло воспринимать этих «негосударственных» действующих лиц мировой политики как мировых игроков.
Наверное, лучшим решением в этой ситуации было бы поставить отношения Россия-ЕС на паузу, не концентрируясь на спорных вопросах, чтобы не расширять базу для конфликта. Собственно, глава МИД РФ как раз уже поднял вопрос о возможной временной приостановке диалога ЕС-РФ. И хотя совершенно очевидно, что перезагрузка отношений России и Евросоюза через какое-то время станет возможной, крайне желательно, чтобы на этот раз она происходила не только с учетом взаимной выгоды и соприкосновения интересов, но и с сохранением взаимного уважения. Насколько скоро наступит этот благоприятный момент — вопрос, который во многом зависит от политиков. Они часто апеллируют к истории, но почему-то редко делают из неё соответствующие выводы.