Atlantico: В недавнем интервью газете Handelsblatt бывший канцлер ФРГ Герхардт Шредер заявил, что внешние связи Германии и ЕС не следует рассматривать под углом нравственности, и тем самым отошел от позиций Ангелы Меркель, в частности по инвестиционному соглашению с Китаем. Госпожа действующий канцлер уверяет, что договор с ЕС будет способствовать подвижкам в сфере прав человека в КНР с помощью опирающегося на нравственность диалога. Так чем же являются слова Шредера — личным мнением экс-канцлера или же честным описанием реальных отношений между ЕС, Германией и Китаем?
Сириль Бре: Для Шредера это речь в свою защиту и намеренная провокация в адрес политических традиций ФРГ. Лондон, Париж и Рим привыкли к языку интересов и силы. В то же время для Берлина и Вены это практически скандал. Здесь в полной мере дает о себе знать историческое наследие: с XIX века на международной арене Пруссия, империя Вильгельма и, наконец, Третий рейх стремились к политической мощи с опорой на продвижение немецких интересов. Территориальных, военных, расовых интересов… Но после 1945 года в основе всего в Германии лежит право. Со времен своего формирования в 1949 году ФРГ рассматривает международные отношения исключительно под углом правового государства, прав человека и международного законодательства. Страна, конечно, отстаивала свои интересы, но ее риторика всегда была основана на законе, а не на циничных интересах. Хотя бывший канцлер Шредер сегодня не занимает никакой официальной должности, он выступает за право своей страны и ЕС в целом говорить на языке своих интересов, то есть легитимных интересов 400 миллионов европейцев.
В политическом плане это заявление просто анекдотично, поскольку Шредер давно считается лоббистом энергетического сотрудничества России и Германии. Он, в частности, один из тех, кто пытается спасти судьбу газопровода, который может соединить российскую Ленинградскую область с севером Германии и грозит обеспечить немецкие предприятия более дешевыми поставками газа.
Как бы то ни было, вот это заявление Шредера (своей безнравственностью идущее вразрез с морализаторским посылом действующего канцлера Меркель) все же поднимает в чем-то оправданный вопрос европейских интересов. Если Евросоюз собирается выполнять свою геополитическую миссию, ему не стоит бояться продвижения своих интересов перед лицом Китая, США и других игроков. У Евросоюза есть интересы в сфере защиты патентов, инфраструктурного контроля и контроля над своей территорией, защиты своих рынков. А еще — в защите своих СМИ от чуждых влияний и т.д. ЕС больше не может ограничиваться языком основных прав человека, которые он хочет сделать едиными для всего мира. И это означает вполне конкретные последствия: подписание соглашений с недемократическими державами вроде Китая, если их содержание выгодно европейцам; готовность задвинуть на второй план международное продвижение демократии, если нужно не упустить европейские экономические интересы, например, в России. Возможно, придется решиться даже на в чем-то автономную от администрации Байдена позицию по вопросу прав человека и т.д. Те государства, что говорят только о ценностях и забывают об интересах, — такие государства обрекают себя на существование исключительно в качестве объектов, а не субъектов влияния. И в результате они проигрывают в борьбе как за принципы, так и за интересы.
Пьер Верлюиз: Нет ничего удивительного в том, что бывший канцлер Шредер призывает не рассматривать внешние связи Германии и ЕС под углом нравственности. Он сам уже не раз демонстрировал, что ему на нее наплевать. В 2002 году он победил на выборах в Германии, воспользовавшись неприятием большей частью немецкого общественного мнения войны в Ираке. А ведь именно в эту войну, как боялись люди, США могли вовлечь Германию, если бы США удалось заставить ФРГ следовать в кильватере политики президента Буша-младшего. (Меркель, как глава оппозиционной ХДС, была тогда как раз за следование политике США в отношении Ирака — прим. ред.). В январе 2003 года он участвовал вместе с Шираком в пышной церемонии по случаю 40-летия договора о дружбе двух стран, и на этой церемонии Шредер вновь и вновь позволял себе осуждать сползание Запада к войне в Ираке. Но, когда война в Ираке все же началась весной 2003-го года, Шредер быстро сблизился с Вашингтоном и забыл про Париж, а немецкие солдаты приняли участие в ряде операций в Ираке, в частности привлекались и ВВС ФРГ.
Второй пример: за несколько недель до ухода с должности канцлера Шредер по-быстрому подписал с Россией договор на строительство первой нитки «Северного потока». Этот газопровод должен был пройти в обход Украины и Прибалтики, чтобы расшатать их стратегическое положение. Шредер прекрасно понимал несогласие с проектом поляков, которые иногда называли «Северный поток» «вторым германо-советским пактом» (абсолютно не оправданная, глупая отсылка от сегодняшнего экономического проекта к политическому договору о ненападении между СССР и нацистской Германией, подписанному в 1939-м году, прим. ред.). И это многое о нем говорит.
— Учитывая, что Шредер также возглавляет консорциум, который стоит за строительством российско-немецкого газопровода «Северный поток — 2», что говорит нам такая концепция международных отношений о будущем проекта?
Сириль Бре: Роль Шредера в этом проекте не является ни чисто экономической, ни чисто технической. Он сыграл очевидную политическую роль как глава сформированного с Газпромом консорциума по строительству и эксплуатации трубопровода, а также как член руководства Роснефти. Занимаясь доставкой русского газа, Шредер отстаивал интересы немецкой промышленности, которая стремилась получить дешевые энергоносители. Энергия из России необходима немецкой промышленности, чтобы завалить весь мир своими экспортными станками, оборудованием, автомобилями, продукцией химической и фармацевтической отраслей. Его задачей также было сближение российских и немецких интересов.
Но эти действия Шредера вошли в явное напряжение и противоречие с политикой санкций в отношении России, которую ЕС и ФРГ вели с первых карательных мер в отношении Москвы с 2014 года. Смысл этой политики — давление на Россию. Во всех сферах — в сфере финансовой, в сфере военной, дипломатической и консульской. Напомню, что эта политика проводится с 2014 года, в связи с аннексией Россией Крыма, с ее вмешательством на востоке Украины и нарушением украинского суверенитета. Именно из-за этого Евросоюз ввел санкции во всех этих сферах. Тем не менее реализация энергетических проектов «Северного потока — 2» продолжилась, хоть и к немалому разочарованию Польши и Украины.
Сейчас ЕС выбрал такое решение, которое позволяет защитить свои энергетические интересы и при этом не поступиться демократическими принципами. Запуск и использование «Северного потока — 2» не означает предательства принципов в политической сфере, пока у политиков вроде Жозепа Борреля (Josep Borell) хватает смелости взамен требовать от Москвы освобождения поддерживаемых нами оппозиционеров.
Пьер Верлюиз: Не успел Шредер оставить кресло канцлера, как возглавил консорциум по строительству первого «Северного потока», в котором явно преобладали российские интересы. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это говорит нам о политической философии международных отношений. Все это указывает нам на истинные ценности Шредера и разоблачает его отношения с путинской Россией. Если у нас в голове осталась хоть капля мозга, нам нужно вытянуть «за ушко да на солнышко» любые его связи с Россией в предыдущие годы. А можно кое-что расследовать и насчет нынешних контактов.
В 2021 году у Шредера осталась одна работа: защищать российские интересы в Европе. Тут все ясно — и точка. Надеюсь, ему хорошо платят.
— С экономической точки зрения, не питает ли Европа иллюзии, когда подписывает договоры с Китаем?
Пьер Верлюиз: Сложившаяся после Второй мировой войны объединенная Европа стремится в первую очередь к миру, а затем — к общему рынку. В ее ДНК нет стремления к военной мощи. Хотя она и поучаствовала в последние годы во множестве войн, культура насилия Европе чужда. Она долгое время питала иллюзии насчет своей мощи в торговле, но Дональд Трамп пролил свет на ее пределы. Несколько лет назад (как мне кажется, слишком поздно) ЕС начал задумываться о наступательной военной силе. Поднятый Жозепом Боррелем вопрос о европейской стратегической автономии — это отклик на опасения французов. (Имеется в виду выступление французского президента Макрона в 2019-м году, в котором Макрон потребовал создания европейской армии для активной защиты от России, Китая и возможных «неожиданностей» со стороны президента США Трампа — прим. ред.). Председательство Франции в Совете Евросоюза в первом полугодии 2022 года может помочь расширить синергию в этой сфере. После давления со стороны Трампа ЕС захотел ввести свои отношения с Китаем в какие-то рамки. При этом Китай рассматривается как системный соперник. Подождем результатов.
— Вернемся к позиции бывшего канцлера Шредера. Что касается Китая и задач по борьбе с изменением климата, бывший канцлер считает абсурдным заставлять Пекин присоединяться к международным мерам по борьбе с этой опасностью параллельно с принятием западных ценностей. Шредер считает, что это может породить слишком жесткую конфронтацию. А вовлекать Китай, считает Шредер, надо опираясь на технологии. Что он имеет в виду? Это признание слабости Запада или же единственная прагматическая перспектива достижения цели?
Сириль Бре: Это проявление стокгольмского синдрома. Заявления канцлера повторяют то, что мы слышим от КНР: мол, у нее отдельная цивилизация, ценности, призвание и политическая судьба. И все они у Китая, оказывается, непременно особенны и как-то там несовместимы с демократией. Сегодня вопрос в том, чтобы решить проблемы, которые по-разному проявляются в культурах, но являются всеобщими по своему содержанию. Государственные власти должны принимать меры против потепления климата? А консультации с населением по этому поводу проводить нужно? Население просто должно просто выполнять распоряжения или же оно может участвовать в разработке политических проектов? Эти вопросы стоят по всему миру, в том числе в Китае. Как и везде, тема загрязнения и потепления поднимается в первую очередь бедным и трудовым населением, потому что именно оно сталкивается с этим в повседневной жизни. Бывший канцлер создает видимость того, что демократические устремления являются уделом европейского населения, поскольку демократические институты сформировались только в Европе. На самом деле это не так, возможности для распространения демократии велики. Если дипломатическая стратегия призвана продвигать не только наши интересы, но и наши политические послания всему миру, то политический посыл может быть такой: мы лучше местных властей знаем стремления местного населения и будем нести их в своих выступлениях.
Хотя Китай находится сегодня под властью авторитарного режима, это не означает, что китайцы не надеются, чтобы с ними проконсультировались, когда на кону стоят условия их жизни.
Сириль Бре (Cyrille Bret), государственный и научный деятель, преподаватель Парижского института политических исследований, автор блога Eurasia Prospective.
Пьер Верлюиз (Pierre Verluise), доктор геополитики в Университете Париж IV