О Сталине быстро забыли, и толпа стала скандировать лозунги за выход Грузии из СССР, «Русские вон!» и уже привычное «Бей армян!».
65 лет назад, в марте 1956 года тысячи жителей Грузии устроили массовые беспорядки, нападали на советских солдат, строили баррикады и выкрикивали лозунги об отделении от СССР. Принято считать, что таким образом грузинское общество защищало Сталина от разоблачений Хрущева. Но дело было далеко не только в одном «развенчании культа личности».
Строго говоря, сами события начались еще 4 марта 1956 года с пьянки и поножовщины, хотя изначально планировалось 8 марта чинно возложить венки и цветы к памятнику Сталину в Тбилиси, как это происходило в предыдущем 1955 году. Но толпа стала собираться у монумента с вечера 4-го марта (официально Сталин умер 5 марта, но поминать начали заранее), многие были пьяны.
Сельский житель, член КПСС Парастишвили «взобрался на постамент монумента и выражался нецензурными словами» (так сказано в документах МВД и КГБ). При этом он отпил из бутылки вино, и разбив ее, сказал в виде тоста: «Пусть так же погибнут враги Сталина, как эта бутылка».
Студент-заочник одного из тбилисских вузов, 23-летний Зураб Девдариани (в документах МВД и КГБ на русском языке он фигурирует как Деврадиани, но это явно опечатка) в грубой форме потребовал от проходившего мимо майора Советской армии, русского, встать в почетный караул у памятника. Офицер отказался, тогда Девдариани попытался ударить его ножом, но был задержан милицией. По дороге в отделение толпа из 300 человек отбила Девдариани у милиционеров. Митинг с тостами продолжался у монумента Сталину до полуночи.
Колхозник Парастишвили вошел в историю до такой степени, что даже в Википедию попал в раздел «ключевые фигуры», хотя в реальности он лишь разбил бутылку вина об асфальт и сказал тост.
Впоследствии ни КГБ, ни МВД так и не смогли выявить реальных зачинщиков и подстрекателей бунта, а подавляющее большинство как пострадавших, так и арестованных — случайные люди, часто вообще не понимавшие, что происходит. Несмотря на всю кажущуюся стихийность дальнейших событий, уже через несколько дней стало очевидно, что существует как минимум один центр, который направляет и руководит событиями. Но, скорее всего, таких центров было два, и они даже конкурировали между собой за власть над толпой. Эту версию поддерживают как сотрудники центрального аппарата КГБ, так и непосредственные участники событий из числа митинговавших.
Очень характерно в этом плане «дело Кипиани».
Политические лозунги впервые появились на митинге у монумента Сталину 9 марта. Их с трибуны зачитал некий Рубен Кипиани, фронтовик, за что и получил восемь лет лагерей. Озвученная им петиция содержала семь очень странных пунктов — от проведения Василия Сталина в состав ЦК КПСС до всеобщей амнистии. И отдельным пунктом — освобождения недавно арестованного бывшего первого секретаря ЦК компартии Азербайджана Мир Джафар Багирова (его расстреляют в мае 1956 года). Сам листок, на котором эта петиция была написана, ни КГБ, ни следствие найти затем не смогли.
Показания Кипиани в разных документах разнятся. На суде он рассказывал так: «9 марта я выпил водки и встал в очередь желающих выступить. Когда подошла моя очередь, мне передали в президиуме написанную бумагу и попросили прочесть». Надо сказать, что он пришел на площадь в 6 часов вечера и ждал своей очереди выступить три часа. Все это время один оратор сменял другого, это был целый конвейер выступавших, которые провозглашали здравицы, клеймили врагов, читали стихи и говорили тосты. Кипиани был хорошо одет и благообразно выглядел со всеми орденами и медалями на груди. Возможно, именно из-за этого его и выбрали на роль «спикера» политических требований, чем и сломали ему жизнь.
В жалобе на приговор от 4 февраля 1957 года Кипиани уже несколько по-другому описывает происшедшее: «По сигналу председателя я подошел к микрофону и, вздохнув полной грудью, приготовился к чтению стихотворения (очень многие читали стихотворения, посвященные Сталину — прим. ВЗГЛЯД). Но в этот момент на трибуну влетели три отважных витязя (именно так и написал — прим. ВЗГЛЯД). Они походили на гонцов, доставивших очень важное и срочное сообщение. <…> Я опомнился только тогда, когда один из них, вручив мне доставленную им бумагу, ясно, членораздельно произнес: "Это от секретаря ЦК товарища Мжаванадзе, немедленно огласите ее". Я поспешно стал читать, не понимая смысла прочитанного».
Тем не менее суд над Кипиани достаточно точно показал, что некий организационный центр, закулисный «штаб» беспорядков существовал. Первый замминистра МВД Грузии генерал Алексей Асмолов, в недавнем прошлом один из руководителей партизанского движения во время войны, а затем борец с бандеровцами, докладывая о событиях ночи с 9 на 10 марта однозначно делает вывод о существовании в Тбилиси «какого-то подпольного центра, который и руководит всеми этими беспорядками». В другом документе существование подпольного центра оценивается как «твердое предположение».
При этом все-таки представляется, что этих «центров» или «штабов» было несколько. Например, другой крупный митинг в то же время шел на Колхозной площади (теперь площадь Орбелиани). Там точно так же шел конвейер ораторов, в основном молодых людей, слов которых было невозможно разобрать из-за всеобщего грузинского гвалта. Но вдруг в какой-то момент кто-то запел запрещенный грузинский гимн. Тут же какие-то люди попытались напасть на поющих, завязались локальные стычки. По показаниям очевидцев, неожиданно на месте стычек появились какие-то «молодые люди с повязками» и пение гимна продолжилось. О Сталине быстро забыли, и толпа стала скандировать лозунги за выход Грузии из СССР, «Русские вон!» и уже привычное «Бей армян!». Причем переключение со стихотворений в честь Сталина на националистические и шовинистские лозунги произошло практически мгновенно. При этом продолжались стычки между «людьми в штатском» (но это были не сотрудники МВД или КГБ) и «людьми с повязками».
До ночи с 9 на 10 марта события развивались хоть и бурно, но относительно мирно. Еще 6 марта в четыре часа дня в ЦК КП Грузии состоялось собрание, на котором присутствовали все руководящие работники партии и правительства и сотрудники газет и журналов. Всего человек 70-80. Первый секретарь Василий Мжаванадзе открыл заседание, но тут же сказал, что у него срочные дела и куда-то ушел. В его отсутствие в гробовой тишине секретарь зачитал закрытое письмо ЦК КПСС «О культе личности». Уже через полчаса его содержание знал весь Тбилиси.
Существует мнение, что беспорядки спровоцировало не само «развенчание культа личности», а та форма, в которой это было сделано. По Тбилиси уже неделю ходили самые разнообразные слухи о том, что Хрущев нападал на Сталина именно как на грузина, а не как на политического деятеля, а за всем этим стоит армянин Микоян. Именно эти слухи и спровоцировали первые стихийные митинги у монумента Сталину, а затем и шествие студентов по проспекту Руставели с огромным портретом Сталина в первых рядах. Толком не понятые и какие-то слишком уж сложные решения ХХ Съезда в массовом сознании воспринимались как оскорбление национальных чувств. Кроме того, Сталин уже три года как умер, а по местным обычаям нехорошо оскорблять покойника. Зачитывание полного текста письма «О культе» в присутствии всех уважаемых людей Тбилиси расценивалось как вторичное оскорбление умершего вместо того, чтобы его оплакивать. Сейчас некоторые историки считают, что вообще требование Москвы быстро довести до всех республик решения ХХ Съезда КПСС было ошибочным, но такова была логика Хрущева.
Еще одна психологическая деталь. Если бы Сталина сверг и развенчал какой-то былинный богатырь, «отважный витязь» или хотя бы известный и уважаемый человек, это как-то можно было бы стерпеть и простить. Но толстый, лысый Хрущев, с его косноязычием и деревенскими манерами сам по себе в глазах грузин был оскорблением памяти мирового титана и самого выдающегося грузина после царицы Тамары Иосифа Сталина. Мифологическое мышление самостоятельно разгоняло протестные настроения в уже сильно больном обществе.
Другим фактором стало разрушение всего государствообразующего мифа. Из психологии многих простых грузин вынули и выбросили главный стержень — Сталина. Бытовой, психологический сталинизм был в ГССР гораздо сильнее, чем, например в России. Люди сперва просто не поняли, что произошло (политический смысл решений ХХ Съезда был им просто непонятен), затем выпили и решили выразить свое несогласие.
В результате обе фактора — бытовой сталинизм и национализм в его крайнем виде наложились друг на друга. И в какой-то момент в ночь с 9 на 10 марта национализм вытеснил сталинизм на окраины Тбилиси.
Есть такое выражение «клювом щелкать». Вот ровно этим и занимались МВД и КГБ Грузии неделю. Например, уже 7 марта число демонстрантов в центральной части Тбилиси достигло 70 тысяч человек. Людей избивали на улицах до бессознательного состояния за русский язык или любое выражение несогласия с митингующими. А министр МВД Грузии генерал Владимир Джанджгава первую телеграмму в Москву отправил только во второй половине дня 8 марта.
К вечеру 9 марта Тбилиси был фактически захвачен митингующими, основу которых составляли вооруженные студенты. В пользу того, что выступления не были полностью стихийными, говорит и факт нападения на автобусный парк. По городу бесконтрольно разъезжали автобусы и грузовики с молодежью, многие были вооружены. На автобусах появлялись старые грузинские флаги, они непрерывно гудели. Лозунги «Русские — вон!» и «Бей армян!» стали основными. Осенью этого же 1956 года сотрудники КГБ будут сравнивать эту визуальную картинку с куда более кровавыми событиями в Венгрии и не находить отличий.
В 22:25 9 марта Джанджгава наконец-то решается проинформировать о происходящем в Грузии (а беспорядки охватили уже Гори, Сухум и Кутаиси) свое прямое начальство в Москве — министра МВД СССР Дудорова. Дудоров уведомил секретаря ЦК Аверкия Аристова, а тот в свою очередь позвонил Михаилу Суслову.
Тут эту цепочку ожидал сюрприз. Суслов холодно сказал Аристову, что ему «все известно», а командующему войсками Закавказского округа генералу Ивану Федюнинскому уже «отданы все необходимые указания». По какой линии Москва получала информацию о ситуации в Грузии, если к вечеру 9 марта уже было однозначное решение применить войска, неизвестно. По одной из неподтвержденных версий, в Грузии могли находиться отозванные из заграницы сотрудники внешней разведки. Именно они поставляли в Москву объективную информацию. Только этим можно объяснить тот факт, что куратор от ЦК правоохранительных органов Аверкий Аристов ничего не знал, а секретарь по идеологии Суслов уже отдавал приказы войскам.
8-й пехотный полк начал входить в Тбилиси в ночь на 10 марта. Это было крупное подразделение, вооруженное в том числе танками. Его использование частично было связано с тем, что существовало некоторое недоверие в отношении грузинской национальной дивизии. Кстати, именно после этих событий все национальные формирования в Советской армии были окончательно расформированы.
Приказом № 14 начальника тбилисского гарнизона с 0 часов 10 марта вводилось военное патрулирование города. По радио каждые 15-20 минут зачитывали на грузинском и русском языках «Обращение к коммунистам, комсомольцам, к рабочим и служащим, ко всем трудящимся Тбилиси!», в котором помимо всего прочего утверждалось, что нашлись отдельные «бесчестные люди», «вставшие на путь бесчинств».
Пока Кипиани зачитывал «петицию», кто-то в президиуме митинга (а там отметились все известные в Тбилиси представители интеллигенции) принимает решение направить делегацию в Дом связи, чтобы «отправить телеграмму в Москву». Какую конкретно телеграмму, что в ней написано — никто не знал. Дом Связи примерно в 400 метрах от монумента Сталину. Охрана здания пропустила внутрь несколько человек (по неточным данным, четырех студентов — двух молодых людей и двух девушек), но тут же задержала их для выяснения личности, ибо Дом связи — режимный объект. Эта информация быстро дошла до митингующих на площади, и толпа ломанулась к Дому связи выручать своих.
То, что эта акция была не случайной, подтверждается еще и тем, что одновременно с попыткой штурма Дома связи некая неустановленная группа попыталась захватить редакции газет «Комунисти» (на грузинском языке) и «Заря Востока». Еще одна толпа (до 3 тысяч человек) осадила горотдел милиции, попутно угнав четыре служебные машины, одну из которых утопили в Куре.
Тут снова бросается в глаза, что эта схема в деталях копирует события конца октября того же года в Будапеште, которым еще предстоит случиться. Там первое боестолкновение митингующих и солдат с большими жертвами случилось у Дома Радио, а параллельно была захвачена редакция газеты «Сабад неп» («Свободный народ»), которая и стала рупором восставших. А здания МВД и МГБ подверглось штурму.
Согласно грузинской героической версии событий, солдаты 8-го полка сразу стали стрелять из пулеметов в толпу, штурмовавшую Дом связи. По данным же очевидцев, солдаты пытались сдерживать толпу сперва без стрельбы, но несколько солдат было ранено ножами и из толпы стали раздаваться отдельные выстрелы. В темноте (дело было между 11 и 12 часами ночи) надо было защищать свою жизнь и началась беспорядочная стрельба. На месте погибло не менее 15 человек. В основном это были студенты, экзальтированная молодежь, организаторы же беспорядков остались в тени.
Столкновения военных с демонстрантами продолжились по всему городу. Танки двинулись по проспекту Руставели в сторону площади Ленина (ныне Тависуплебис моэдани, площадь Свободы), по дороге загоняя митингующих в переулки. Дом правительства охраняли пограничники под командованием генерал-лейтенанта Банных. Их осаждала толпа примерно в 500 человек, которую рассеяли. Митингующие попытались построить баррикады из троллейбусов у гостиницы «Тбилиси» и недалеко от Дома связи, но баррикады снесли танками.
Дольше всех продержался основной митинг у монумента Сталину. По данным КГБ, там уже открыто «звучали призывы к свержению центрального правительства». По грузинской версии, самым заковыристым лозунгом было «Да здравствует советское правительство во главе с товарищем Молотовым!». Правда, рядом висел плакат «Да здравствует Берия!».
Монумент Сталину находился в парке, танки и БТР там пройти не могли из-за деревьев. Солдаты окружили парк и предложили митингующим разойтись. В ответ послышались насмешки и оскорбления. Когда обозленные военные стали теснить толпу, им «оказали серьезное сопротивление». В конце концов солдаты сами открыли огонь поверх голов без приказа офицеров, но по приказу прекратили стрельбу. Толпа стала разбегаться. Одного молодого человека затоптали насмерть. Позднее была обнаружена девушка с травмой головы, которая также скончалась в больнице. Еще двое — парень и девушка отказались сойти с постамента монумента Сталину. Девушку сбросили ударом штыка, она умерла на месте, парня застрелили из пистолета.
За ночь в городе было арестовано 200 человек, на следующий день еще сто. Накал беспорядков уменьшился, но еще несколько дней в Тбилиси большие толпы людей нападали на солдат и пытались прорваться через оцепление к памятнику Сталину. 12 марта крупная группа попыталась захватить военный склад, но была отбита. На перекрестках стояли пикеты с пулеметами на автомашинах. Знаменитый армянский район Авлабар пришлось еще несколько дней держать под охраной из-за постоянных слухов о готовящемся погроме. По городу вообще ходило множество слухов, в том числе и о якобы тысяче убитых, которых русские солдаты сбрасывают в Куру. В современной грузинской мифологии эта цифра скорректирована до 800.
Была остановлена колонна машин, двигавшаяся в Тбилиси из Гори. На самой малой родине Сталина митинг также был подавлен. Параллельные события в Гори примечательны тем, что там роль «подпольщиков» пытались играть действующие офицеры Советской армии грузинской национальности. Они попытались спрятать от властей 25-летнюю Маквалу Окроперидзе, журналистку местной газеты «Сталинели» и 28-летнюю швею Мери Джиоеву, которые несколько дней дирижировали митингом возле дома-музея Сталина. Работники горийского военкомата старшие лейтенанты Кохианидзе и Георгадзе при содействии актера местного драмтеатра Гонгадзе организовали целый подпольный штаб, который и накрыло КГБ 12 марта. Кохианидзе на суде утверждал, что все это была шуткой, но ему не поверили и присудили 8 лет за антисоветскую агитацию и пропаганду. Это несколько странно, поскольку в действиях лейтенантов явно видна измена Родине. Но, видимо, факт попытки мятежа офицеров, хоть и младших, решили сильно уж не афишировать.
ЦК Компартии Грузии все это время не делал ничего. Первый секретарь Василий Мжаванадзе несколько раз лично выступал на митинге, обещал «не дать Сталина в обиду», но затем куда-то пропал. Несмотря на очевидно пассивную позицию, он досидел на посту первого секретаря до 1972 года, когда был заменен на Шеварднадзе из-за обвинений в коррупции и связей с цеховиками. Говорили, что он находился под сильным влиянием своей жены Виктории Терешкевич, женщины алчной и властной. На пенсии он спокойно жил в подмосковной Жуковке, никаких официальных обвинений ему никто не предъявлял, хотя системная коррупция в ее чуть ли не карикатурном варианте сформировалась в ГССР действительно именно при нем. Но вряд ли он действительно формулировал какие-то политические требования к Москве.
В Тбилиси действовал какой-то подпольный штаб, который только прикрывался именем Мжаванадзе, что показало «дело Кипиани». Показательно, что КГБ республики даже не пыталось копнуть поглубже, а все системные выводы принадлежат командированным сотрудникам из центра.
Все это показывает, что события марта 1956 года в Грузии не стоит схематично рассматривать только как протест «сталинистов» против решений ХХ Съезда КПСС. Уже в середине 1950-х годов в грузинском обществе жил вирус национализма и шовинизма, который просто загонялся внутрь жесткими действиями центральных властей. Из событий 1956 года вырос и Звиад Гамсахурдия, и другие руководители националистического движения, приведшие в конце концов Грузию не столько к независимости, сколько к национальной катастрофе начала 1990-х годов.